Потом позвонили из прокуратуры родного города, пригласили на беседу. Я пришла с включенной камерой смартфона. Толку от встречи не было, но все опять попало в интернет. Короче говоря, я начала полномасштабную акцию по возврату своего брата и своего имущества. И делала это с воодушевлением. А потом… Потом мне позвонили. Когда рушится мир. - Ульяна? – голос говорившего был тихим и каким-то… Безжизненным, что ли… - Вы развили серьезную активность. - Кто вы? Представьтесь! – я тут же нажала на значок специальной программы, позволяющей записывать разговор. - Это неважно. И можете отключить программу записывания. Ничего особенного я вам не скажу. Это просто беседа. Дружеская. - Слушаю. - Пока вы развлекаетесь, борясь с ветряными мельницами, ваш брат расстраивается. Это был его осознанный выбор, и ему становится очень не по себе, когда он видит, что вы хотите разрушить его жизнь… - Дайте мне поговорить с Кириллом, - потребовала я, уже понимая, что имеет в виду собеседник. - Он не хочет с вами разговаривать. Он расстроен. Так сильно, что ему стало плохо с сердцем. Мы вызвали врача, лечим его. Наш брат нам дорог! А вам , похоже, нет… - Прекратите! Дайте мне с ним поговорить! – я вышла из себя и закричала. Но голос был издевательски спокоен: - Не надо кричать. И , если хотите , чтоб вашему брату стало лучше, стоит прекратить делать те глупости, что вы делаете. Это последнее предупреждение. Собеседник отключился, а я еще долго сидела в ступоре. Ситуация повернулась так, как я и не рассчитывала. Отвыкнув в спокойной и дружелюбной Европе от реалий родного края, я позабыла , как тут могут себя вести люди. И до сих пор не могла поверить в происходящее. В азарте и гонке за достижением своей цели, я забыла про то, что у меня есть уязвимые места. Может, дело в том, что Кирилл никогда не был моим слабым звеном? Наоборот, я всегда считалась неприспособленной к жизни, неуверенной в себе. Не от мира сего. Творческий человек, что с меня взять? Родители всю жизнь взращивали во мне эту рафинированность, считая, что девушке очень полезно заниматься чем-то этаким, приятно-необременительным. Они были уверены, что мне никогда не придется выживать, не придется самой зарабатывать себе на пропитание. Кирилл, как наследник и старший брат, тоже полностью поддерживал этот их настрой. И после смерти папы и мамы, погибших неожиданно и не оставивших завещания, просто привычно взял на себя все рутинные семейные дела. Ему это было в радость. А я… А я полностью погрузилась в творчество. Оно не приносило финансового благополучия, но, при постоянной и мощной денежной поддержке Кирилла, только радовало. Меня охотно брали на выставки, приглашали на различные движы, которыми так богат мир искусства. Когда есть средства , тебе открыты многие пути. Я настолько увлеклась, настолько погрузилась в свою жизнь, что постепенно потеряла связь с реальностью. И с братом тоже. И вот теперь реальность ударила меня в отместку за глупость и наивность. Записанный разговор я бережно сохранила. Но больше ничего не сделала. Просто испугалась, наконец-то. Потому что голос человека, разговаривавшего со мной , был очень спокойным. Нейтральным. И абсолютно маньяческим. Мне надо было прийти в себя, продумать дальнейшую стратегию, которая теперь не могла включать в себя лобовые грубые атаки. Пока я соображала, что делать дальше, события начали развиваться очень быстро. Словно кто-то дал отмашку по моей проблеме. Номер гостиницы, где я жила, перевернули вверх дном. Украли ноутбук, какую-то технику, украшения. Хорошо, что я все самое ценное – карточки и документы, всегда носила с собой. Заявление в полицию ничего не дало. Потом у меня закончились деньги. Выставка в Барселоне сорвалась, инвесторы отказались от сотрудничества со мной по неизвестным причинам. Моя квартира в Барселоне, арендованная на несколько лет вперед, неожиданно оказалась опять выставлена в аренду. Мои вещи, картины, инструменты… Все пропало. На личных счетах в банке было совсем немного, я же всегда рассчитывала на поступления от своей доли в компании! Я не была коммерческим художником, предпочитая делать то, что хочется, не гналась за прибылью! И теперь не имела ни контрактов, ни толковых связей… Ничего. Мой агент что-то говорила о том, что времена сложные, и надо бы притормозить, переждать… Но я не могла ждать! Мало того, что у меня не оставалось средств к существованию, так еще и за Кирилла переживала! Конечно, я понимала, что повлиять на решение взрослого человека не могу, но черт! Мне показалось тогда, во время единственной нашей встречи, что он… Ну, что он не совсем искренен… Или мне так показалось? И после ужасного разговора я была уверена, что брата удерживают силой, может, на препаратах. И теперь мне было необходимо снова добраться до него, поговорить, но без свидетелей. С глазу на глаз. Сделать я этого не могла никак. Мои походы в офис этой организации, мои звонки могли негативно сказаться на Кирилле. Так же, как и моя дурацкая непродуманная активность. Короче говоря, я оказалась в жуткой ситуации. В родном, вроде бы, городе, но без денег, без помощи, без родных. Памятуя разговор на террасе, больше я к друзьям и партнёрам отца не ходила. И осознала, насколько я была слепой дурочкой, что вот так вот думала, будто никто ничего не знает, и мне помогут. Конечно, они все знали! И, может, даже что-то получили от Кирилла… Или ЗА Кирилла… Тут во что угодно поверишь, в любой бред. В гостинице жить стало опасно. Я все время боялась , что кто-то зайдет ночью. Стала искать съемное жилье. И все чаще мелькала мысль бросить все и уехать. Все же я на редкость слабая, раз так думала. Но думала. И даже просчитывала варианты. Пыталась, по крайней мере. Конечно, жить за границей я теперь не могла, не позволяли средства. Но, может, в другом городе я смогла бы устроиться на работу… Правда, я не знала, на какую. Ничего в голову не приходило. И к тому же, я не могла уехать просто так. Бросить Кирилла. Не могла. Дальше размышлений дело не заходило, потому что каждый раз я думала о брате, слезы наворачивались на глаза от безвыходности ситуации. Начала перебирать всех знакомых людей в городе, к кому можно было бы обратиться за помощью. Высокопоставленные друзья отца и приятели Кирилла отпадали. Мои школьные знакомые… Смешно. И вот тут я вспомнила про Варвару Петровну. Она преподавала у меня рисование, и потом я ходила к ней на дополнительные занятия в художку. Моя первая, самая любимая учительница рисования. Именно она разглядела во мне искру, как она говорила. Мы все это время не теряли связь, переписывались в мессенджерах, я советовалась даже с ней по поводу отбора картин для последней выставки. Только она во всем этом жутком городе, превратившемся для меня в ловушку, могла хотя бы дать дельный совет. Я написала ей. И тут же была приглашена на чай. Варвара Петровна жила, как и полагалось настоящей художнице, в мансарде старинного дома, прямо на одной из центральных улиц города, в его историческом центре. Квартиры, земли здесь стоили бешеных денег, и скромная учительница, конечно, себе ничего подобного позволить не могла. А вот вдова генерала КГБ – вполне. Муж Варвары Петровны умер еще до перестройки, но остались его связи, старые приятели, которые, как я поняла, охотно взяли шефство над красивой женщиной, утонченной художницей. Это все я узнала уже позже, из переписки. А в детстве я обожала бывать у нее, смотреть, как филигранно разбивается солнечный свет о витражи огромных стекол, как изысканно смотрятся разноцветные лучи на белых полотнах стен, как нежно и сочно вьется по ним цветочная зелень.