Голос у меня получился невыносимо строгим, официальным. Как-будто я старшая, а не Кирилл. - Нормально все, ты чего, Ульк? - Кирилл. - Черт. - Кирилл! - Ну ладно. – Брат сделал паузу, словно слова подыскивал. А я замерла. И не то, чтоб я сильно волновалась… Но все равно ждала чего угодно. Потому что не знаешь, когда и что тебя ударит. Больше быть безголовой курицей, летающей безмозгло по миру, я не собиралась. Положение не то. - Я женюсь. Ох… - Она – классная, Ульк! Она работает в школе! Ох, ох… - Завуч! Три раза ох… - Она старше тебя? - Да, на пять лет. Классная, Ульк. Мое прям. Я была уверена, что в прошлый раз он думал так же. Но напоминать не собиралась. Эта тема, вообще все, что произошло пять месяцев назад в России, для нас – не телефонная. И вообще… Пока еще слишком острая, чтоб трепать ее в обычном разговоре. - Она знает, кто ты? Чем занимаешься? - Да, конечно! - И что? Она согласна? - А почему нет? - Может, потому , что ты пока что не можешь обеспечивать нормально семью? У нее есть дети? - Нет. И я могу обеспечивать семью. - Кирилл… Ты – водитель-дальнобойщик. Это серьезное испытание для женщины. - Да ей в кайф! Она слишком загружена по работе! - Гостевой брак? Кирилл… - Улька, все! Хватит про меня! Как ты себя чувствуешь? - Нормально. Все хорошо. - Ты смотри, если помощь нужна будет… Тут Кирилл замолчал, словно вспомнив о своей последней помощи, которую он мне оказал, а я мудро перевела разговор в другое русло. Мы пока еще не можем спокойно про это. И дело не в том, что я его не простила. Простила, конечно. Он сам не простил себя. И , наверно, не скоро еще сможет. В тот момент, когда Кирилл, пять месяцев назад, нес меня на руках из коттеджа «Детей Неба», а я , глядя через его плечо, любовалась разгорающимся пламенем, прекрасно зная, чьих рук это дело, стало понятно, что наши родственные отношения не будут прежними. Да это и было бы глупо. Я, может, и забуду, как он подставил меня, не со зла, не специально, не зная очень многого, слепо веря своей единственной любви… Я могла бы такое забыть. А вот он сам не смог. Плюс ко всему, ему очень хотелось реабилитироваться. Нормально, по-мужски отомстить за чудовищный обман. Но после Розгина осталась только выжженная земля и мертвые с косами вдоль дорог. То есть, применить разрушительную энергию было некуда. Кириллу только и удалось, что обо мне позаботиться. Немного. Пока Розгин не вернулся. Злой, окровавленный, побитый, но полный энергии. Он нашел нас, сидящих тише воды, ниже травы в студии Варвары Петровны, уже утром. Я как раз в интернете фотографии пожара изучала. Вернее, не пожара уже. Пепелища. И даже как-то не верилось что все это совсем недавно было здоровенным поместьем, площадью на тысячу квадратов, да еще и с придомовой территорией в полгектара. Сейчас от нее не осталось ничего. Человеческие жертвы были, еще не всех извлекли из-под завалов, но все из числа сектантов. И, хотя в интернете ходили слухи про поджог, про взрывы и про выстрелы, первая версия следствия была – неосторожное обращение с газовыми баллонами, их неправильное хранение на территории поместья. Кирилл рассказывал, как оказался в секте, как ему там нравилось… Про свою девушку, свою любовь, Лизу. Ту самую Лизу, которая… Картинки увиденного меня тоже будут преследовать, похоже. Хорошо, что отключилась тогда. И пришла в себя уже в руках у Кирилла. Он нес меня прочь, а я была слишком слаба, чтоб сопротивляться. Только шептала, что это все так нельзя оставлять, что надо в полицию… А Кирилл мне тогда ответил, что не надо в полицию. Что Розгин разберется. В этот момент и полыхнул пожар. Я , не отрываясь, смотрела на огонь, зная, кто за всем этим стоит. А Кирилл, выругавшись, ускорился. И ни слова не сказал, пока не привез меня в мастерскую. А потом не выпускал. Пока Розгин не пришел. Я вспомнила, как, насмотревшись на картинки, стояла у окна, как плакала. И как стукнула входная дверь. Я развернулась. Розгин стоял , вцепившись в косяк, и смотрел на меня так , словно… Я не знаю. Я потом, уже несколько месяцев спустя, пыталась воспроизвести это на холсте. Эту его позу. Его взгляд из-под низко надвинутого капюшона толстовки. Окровавленные пальцы, намертво вросшие в косяк. Твердо сжатые, разбитые губы. Я тихо вскрикнула , шагнула к нему. Но Розгин , как всегда, предупредил мой порыв. И подхватил. И вжался, вцепился, всем телом, всем своим существом, зарылся в мои волосы носом, вдыхая шумно и глубоко. - Макс, Макс… Боже мой… Я шептала, глупо и бессвязно, наверно, даже что-то очень личное, что-то очень интимное… Что? Не знаю. Никогда не решусь повторить. Но он от моих слов вздохнул сильнее, поднял меня над полом и понес. Я не думала, куда. Одеяло давно упало, я осталась только в халатике, найденном в запасах Варвары Петровны, а Розгин, в незнакомой темной толстовке, надетой прямо на голое тело, пах кровью, порохом и смертью. И меня , извращенку, это сочетание возбуждало. - Эй, Розгин, - мой брат пытался его остановить, - ты куда ее тащишь? Она еле на ногах стоит! Слышишь? Розгин! Не дури! Отпусти ее, Розгин! Но Макс даже с шага не сбился, занес меня в спальню, захлопнул с грохотом дверь перед носом у Кирилла со словами: - Ей не надо будет стоять.