— Тогда что? — Я не хочу, чтобы ты уходил, — говорю, как есть. — Я должен сейчас уехать. Пару дней меня не будет. Справишься сама? — Угум, — я смогу, наверно. Это всего пара дней. А потом он вернется. — Тогда я поехал? – спрашивает снова, и я снова мычу в ответ. Вздыхает. Его дыхание шевелит волосы на моей шее. Я так и не привела стрижку в порядок, приходится завязывать хвост. Руки на моих плечах сжимаются сильнее, кожи чуть ниже шеи касаются твердые губы. Внутри все обмирает, то ли от неожиданности, то ли от сладкого чувства внутри. — Не скучай, Любаш. Там в зале есть книжный шкаф. Если любишь читать, конечно. Только киваю и тут же ощущаю пустоту, потому что Захар отпускает меня и идет на выход. Плетусь за ним из последних сил. Напоследок, целует меня в щеку. — Побольше отдыхай. На заднем дворе есть навес, там дачные качели. Если погода хорошая, обязательно гуляй на свежем воздухе. Отопление я включил, жарко не будет, и холодно тоже. Если что, ты помнишь, я на связи в любое время… — Хорошо, — улыбаюсь. Он смотрит мне в глаза, потом на мою улыбку… и уходит. Махнув на прощание рукой, садится за руль и уезжает. А я закрываю входную дверь на внутреннюю щеколду и иду на разведку. Осматриваюсь в доме, иду в кухню. Окно выходит на задний двор. Здесь тот самый навес и качели, а еще столик и два плетеных кресла. Пожалуй, мне уже здесь нравится. Особенно то, что Захар скоро вернется. Всего два дня… Какая малость… 20. Зоркий Время до приезда Сафонова тянется как резиновое. Я хожу от стены до стены по комнате, пытаясь найти себе место. Если хочу помочь девчонке, надо поторопиться. Смотрю в окно – по улице крадется автомобиль, но в темноте рассмотреть, что за марка не удается – здесь почти нет освещения. Я и в доме свет не включал, чтобы соседи не срисовали, что кто-то приехал. Это место никто не должен раскрыть, иначе весь план к чертям. Машина останавливается чуть дальше дома на поляне, и из нее выходит мужик. Бодрым шагом идет к забору и, осмотревшись по сторонам, входит в калитку. Это Сафонов. Выхожу встречать к входной двери. Мои глаза уже привыкли к темноте, и я свободно ориентируюсь в пространстве. Тем более в этом доме прошло мое детство, я и с закрытыми глазами могу здесь ходить. — Добрый вечер, если можно так сказать, — говорю я. — Это будет зависеть от того, что ты мне рассказать хочешь, — говорит Сафонов, и я понимаю, что он решительно настроен. — Проходи, — тоже перехожу на «ты». Проходим в зал, все так же в темноте. Конспирация, мать ее… — Информация не для широкого круга, ты же понимаешь? – Спрашиваю на всякий, потому что лучше перебдеть. — Конечно. — В общем, год назад я под видом головореза вошел в доверие к Панкову. Может, слышал о таком? — Нет. — Известен в определенных кругах как Витя Пан. Распространение наркотиков, торговля оружием… В общем, ничего хорошего. — Так, и как это связано с моей дочерью? – весь подбирается Сафонов. — Люба у него. Тишина такая, что слышно, как стрекочут сверчки на улице. — Не понимаю… Мне о Панкове ничего неизвестно, и общего у нас до последнего времени не было. Только лишь Люба теперь. — А про кого известно? Мне нужна вся информация, какой ты владеешь. — Несколько месяцев назад мой конкурент, Зотов, заявился ко мне в офис и озвучил желание выкупить часть акций моей фирмы. Недавно мы выиграли крупный тендер, и он хотел оттяпать кусок от общего пирога, потому что в тендере так же участвовал, но пролетел, естественно, отказался от столь заманчивого предложения. — Про заманчивое – сарказм? Или ты всерьез? — Всерьез. Фирма давно испытывает трудности. Мы этого не афишируем, но реальной ситуации это не меняет. В общем, пока мы пытались найти варианты, как не проебать тендер, Зотов еще пару раз напоминал о себе. В крайний из них намекнул прозрачно, что я пожалею о своем решении. А потом Люба пропала, и эта гнида позвонила. — Он даже не стал скрывать, что замешан в исчезновении? — Абсолютно. И сказал, что отдаст Любу своим парням, очень она им понравилась. Зубы сводит от ярости, которая накатывает на меня. Сука! Сука! Сукааааа! — Но я не понимаю, как связан Зотов и Панков, — Сафонов отворачивается к окну и смотрит вдаль, словно может там что-то увидеть. Но тьма на улице непроглядная, и лишь в отдалении виден свет от огней – трасса недалеко. — А это я постараюсь выяснить, — мозг прокручивает возможные варианты, но все не то. Чуйка подсказывает, что… — Что-то не сходится, — озвучивает мои мысли Сафонов. — Верняк, — растираю пальцами глаза и откидываюсь затылком на спинку дивана. – Я постараюсь выяснить. Но медлить нельзя. Ты согласишься на условия Зотова. — Я уже согласился, все подготовил. Но он вне зоны сети. Уже пару дней как. Молчание затягивается, напряжение растет. Я его ощущаю на кончиках нервных окончаний. — Ты видел ее? – тихое от окна, и я открываю глаза, выпрямляясь. Встаю и иду к Сафонову, встаю рядом. Он не отводит взгляда от окна, и я тоже. — Видел. Меня пару раз отправляли за ней приглядывать. — Как она? – его голос охрип. Хреново… — Нормально. Держится, — вместо правды говорю ему, потому что я постараюсь прикрыть Любу, пока буду рыть информацию. Надо не спугнуть Панкова, найти Зотова и понять, что связывает этих двоих. — Ты поможешь ей? — Постараюсь. — Я на связи в любое время, — протягивает мне раскрытую ладонь. — Аналогично, — пожимаю, и Сафонов уходит. Идет к машине. Тихим хлопком закрывает дверь и еще долго не запускает мотор. Я понимаю его состояние. У меня тоже дочь, чуть старше Любы. И я не знаю, что бы сделал, попади в такой замес. Тьфу – тьфу! 21. Захар На выяснение связи Панкова и Зотова уходит еще пара дней. Однако, интересные подробности. Оказывается, эти двое родственники. Зотов женат на сестре Панкова, но эта информация держится строго в секрете. Панков хоть и серьезный дядька, но Зотова побаивается, и надо выяснить почему? Неужели из-за сестры? Нервы на пределе, и я начинаю косячить. Если так и дальше пойдет, я спалюсь и Любе помочь не смогу. Но нет сил смотреть, как она, сжавшись в комок, ежится от холода в темном подвале. Отдаю ей очередную рубашку и ухожу от греха подальше. Надо действовать быстрее, иначе может стать поздно. Девчонка чахнет на глазах, и прессинг от Лютого и его быков совсем не оставляет шанса на спокойное разрешение ситуации. Особенно бесит, когда Кабан начинает сально смотреть на девчонку и сыпать пошлыми шуточками, сопровождая речь красочным рассказом, в каких бы позах трахнет «эту малышку», когда придет время. Он настолько уверен в том, что это время настанет, что я готов его пристрелить на месте. Откуда столько злости во мне, хрен знает. Но то, что я не буду раздумывать ни секунды, если того потребуют обстоятельства, и пристрелю тварь, сомнения нет. За следующие пару дней пришлось попотеть, но дело спорится, и у нас почти все готово для спецоперации по задержанию банды Лютого. С Сафоновым тоже получилось договориться, он посодействует. Зотова отследили, он, сука, прячется загранкой. Но и на этого хмыря мы найдем управу. Но что-то пошло не так. А именно, Кабан полез к Любе. Когда я приехал, в заброшенном доме было шумно и все суетились. Лютый бушевал, мужики паниковали не по детски. Кабан мертв… Люба стреляла в него. Осматриваю тело Кабана. Нехило она его… Это что должно случиться, чтобы Люба! Люба! Взяла в руки оружие! И как же вовремя случился этот замес, потому что в то время, как ребята из СОБРа окружают дом и врываются внутрь, сопротивления не встречают. А дальше дело техники. Меня укладывают на пол и выворачивают руки вместе со всеми, но потом признают и освобождают. Я сразу спускаюсь в подвал и осматриваюсь. Люба свернулась клубком на матрасе, на полу грязные разводы и что-то темное валяется вокруг матраса. Приближаюсь, опускаюсь на колени – это волосы… Любины волосы! Касаюсь ладонью руки девчонки – холодная, как лед. Подхватываю ее на руки и несу прочь. Все закончилось, девочка. Все закончилось… Скорая, больница, люба не приходит в сознание и ей ставят капельницы. Я обтираю влажным полотенцем открытые части ее изможденного тела. Лицо, руки, ноги… Волнистые волосы неаккуратными прядями рассыпались по подушке, под глазами синяки, на виске до сих пор не сошла шишка. Голубые вены просвечивают сквозь светлую кожу. Такая хрупкая и беззащитная… Касаюсь пальцами бледной щеки. Не реагирует ни на что. Сука! Я бы собственноручно отстрелил яйца мрази, если бы Люба не сделала это сама. Лютый впечатлился, как и все остальные. Теперь надо как-то слить это дело. Защитить Любу, оградить от этой грязи. Но беда не приходит одна, и мне приходит известие о том, что Сергея Сафонова сбила машина. Прямо на пешеходном переходе у больницы. Я перехватываю скорую и договариваюсь с медработниками, чтобы не афишировать, что это именно Сафонов. И мы указываем, что происшествие было с летальным исходом. Естественно, это фикция, но об этом знаем только я, сам Сафонов, главврач, фельдшер из скорой и медсестра. Она, кстати, была рекомендована главврачом как верный человек. Теперь главным пунктом остается дождаться пробуждения Любы. И сообщить печальную новость о ее отце – моя обязанность. Тяжелее всего дается держать лицо, когда Люба срывается в истерику. Я словно чувствую всю ее боль. Она входит под кожу острыми иголками и пронзает насквозь. Моя маленькая, несчастная девочка… Как же мне тебя жалко… Любе делают успокоительный укол и я остаюсь в ее палате. Врачу не удается меня выпроводить, я представляюсь ее женихом. Этот статус дает мне право беспрепятственно находиться здесь и приглядывать за ней. Когда сам контролирую ситуацию – как-то спокойнее. Потому что стоило оставить Любу без присмотра на пару дней, как случилось то, последствия чего разгребаю до сих пор. Но и тут не обошлось без происшествий. Зотов, гнида, снова пропал. И я предполагаю, что он вернулся в страну под другим именем. Пока наши ищейки роют землю в поисках Зотова, я не могу быть спокоен. Не получается оставаться равнодушным, когда виду большие грустные глаза Любаши. В клочья меня разрывает своим медикоментозным спокойствием. Словно и не она это вовсе. Врач говорит, что это действие антидепрессантов, которые ей вкалывают каждый день. Но лекарства отменять резко нельзя, и препятствовать лечению я не имею права. Наконец, Люба немного оправляется от шока, и ей разрешают выходить на прогулку. Наблюдаю за ней издалека, не находя смелости присоединиться к ней. Она начнет задавать вопросы, а я не смогу сейчас на них ответить. Поэтому каждый раз нахожу причину выйти из палаты. Когда приходит время выписки, я забираю Любу в деревню. Она все еще в заторможенном состоянии, поэтому пугается, когда видит незнакомый дом. Озирается. В глазах столько страха, что я снова корю себя за все, что ей пришлось пережить.