— Пошел отсюда, пока я не сделал тебя калекой на всю оставшуюся жизнь. Алан заморгал. Макс молча стоял перед ним. Алан повернулся и пошел в сторону Харли Барнса. Тут Макс заметил, что многие люди из толпы уставились на него. Он бросил им ответный взгляд, и они отвернулись. Но, как только он опустил глаза, они снова принялись разглядывать его. Ни один из них не стоял так близко, чтобы услышать его последний аргумент. Он понял, что они уставились на него только потому, что его лицо исказилось в ярости, его плечи расправились, как у крадущейся пантеры, а огромные руки сжались в кулаки. Он попытался заставить себя расслабиться и опустить плечи. Он засунул руки в карманы плаща, чтобы зеваки не заметили, что он был слишком рассержен, чтобы разжать кулаки. Глава 4 В комнате гостиницы было четыре уродливых лампы, но работала всего лишь одна, бросая длинные серые тени. Сидя в большом черном кожаном кресле, Алан держал в руках бокал виски, к которому он, однако, даже не прикоснулся. Свет падал на него слева, разрезая его лицо острой тенью. Мэри сидела в полутьме на кровати, поверх покрывала. Она надеялась, что Макс скоро вернется, и они пойдут куда-нибудь поужинать и чего-нибудь выпить. Она была голодна, измучена и эмоционально опустошена. — Все еще болит голова? — участливо спросил Алан. — Аспирин немного помог. — Ты выглядишь... немного бледной. — Ничего. Восемь часов сна исправят это. — Я беспокоюсь за тебя. Она широко улыбнулась. — Ты всю жизнь беспокоился обо мне, дорогой. Даже тогда, когда мы были детьми. — Я очень люблю тебя. — Знаю. — Ты моя сестра. — Знаю, но... — Он слишком давит на тебя. — Не надо опять об этом, Алан. — Но это так. — Я бы хотела, чтобы вы с Максом оставили друг друга в покое. — Я так и сделал, но он — нет. И никогда не сделает этого. — Никогда? Почему? — Потому что я вижу, что он за человек. — А что он за человек? — Во-первых, он абсолютно не похож на тебя, — сказал Алан. — Он не такой чувствительный, как ты. Он не такой добрый. Ты очень мягкий по характеру человек, а он... — Он тоже бывает мягким. — Он? — Со мной — да. Он ласковый. — Ты ошибаешься в своих суждениях. — Ну, спасибо, — саркастически бросила она. Вспышка гнева всколыхнула ее, но она подавила ее. Мэри не могла сердиться на Алана больше минуты. И даже минута была слишком долгой. — Мэри, я не хочу с тобой спорить. — Тогда не спорь. — У нас никогда не было разногласий, за все тридцать лет... пока не появился он. — Я не хочу говорить об этом сегодня вечером. — Ты не хочешь говорить об этом никогда, потому что он давит на тебя слишком сильно и слишком быстро, когда ведет тебя через твои видения. — Но получается у него это хорошо. — Ну, не так хорошо, как это делал я. — Да, сначала он был очень настойчив, — признала она, — очень возбужден. Но потом это прошло. Алан залпом опустошил бокал, вскочил и повернулся к ней спиной. Молча он подошел к окну. Его как бы окутала завеса молчания. Она закрыла глаза, подумав, как было бы хорошо, если бы сейчас пришел Макс. Минуту спустя Алан отошел от окна и подошел к изголовью кровати. — Я боюсь уезжать. Не открывая глаз, она промолвила в ответ: — Боишься? Чего? — Боюсь оставлять тебя одну. — Но я не остаюсь одна. Я остаюсь с Максом. — Вот это я и имею в виду — ты остаешься одна с Максом. — Алан, ради Бога. — Да, именно это я и имею в виду. Она открыла глаза и выпрямилась. — Ты ведешь себя смешно. Глупо. Я больше не хочу говорить об этом. — Если тебя не заботит, что с тобой может произойти, я могу уехать сию же секунду. И, независимо от того, хочешь ты услышать это или нет, я скажу тебе, что я думаю о нем. Она вздохнула. — Он оппортунист, — начал Алан. — Ну и что? — Он любит деньги. — И я люблю. И ты любишь. — Он их любит слишком сильно. Она снисходительно улыбнулась. — Не уверена, что ты когда-нибудь сможешь любить их слишком сильно. — Ты не понимаешь меня.