Он уже собрался идти к вахтенному офицеру, как тот сам оповестил по громкоговорящей связи: — Лейтенанту Суханову прибыть в рубку вахтенного офицера. Там Суханова поджидал Бруснецов. — Вот что, милый мой, — сказал Бруснецов. — Командира вызывают к флагману. Старшим на катере пойдете вы. — Есть, — сказал радостным голосом Суханов, поняв, что удача сама пошла ему в руки. Со всех кораблей к флагману понеслись катера, буруня мелкие волны. Ковалев поднялся на борт, приказав держать катер за кормой на бакштове. А там среди прочих катеров оказался и катер с «Верного», и старшим на том катере — в жизни еще и не такое бывает — пришел его одноклассник. Конверт перекочевал из катера в катер, и кто ведает, когда-то в селе Селиванове случится оказия в Россию и когда-то конверт попадет в дом под зеленой крышей. * * * Совещание было короткое, флагман назначил выход на завтра, присвоив кораблям на время похода порядковые номера. «Гангут» стал третьим, потому что он замыкал кильватерный строй, которым флагман решил следовать по Средиземному морю. Остальные корабли расходились по разным точкам, получив соответственно каждый свое задание: раздельное плавание хотя еще и не было оформлено в официальную доктрину, тем не менее все больше становилось популярным. Ковалеву флагман сообщил, что сегодня на «Гангут» будет доставлен пакет, который он должен будет вскрыть в океане после дозаправки. — Началом задания станет набор сигнала: «Прошу выйти из ордера». Приказав все крепить по-штормовому, флагман отпустил командиров кораблей, катера которых подзывались к трапу вахтенным офицером согласно рангу корабля и его месту в корабельной иерархии. — Катер крейсера «Адмирал» — к трапу. — Катер эсминца «Верный» — к трапу. — Катер БПК «Гангут»... Когда командиры разошлись по своим кораблям, движение на рейде сразу прекратилось, к тому же задул нордовый ветер — ветер с родных просторов — и нагнал волну, которая тотчас же посинела и покрылась белыми барашками. Пакет на «Гангут» доставили вертолетом. Ковалев спрятал его на самом дне сейфа под бумагами. «Этот овощ еще не созрел», — подумал Ковалев и позвонил старпому, велев тому все крепить по-походному. — Плохая метеосводка? — встревожился Бруснецов. — Сводка хорошая, — сказал Ковалев. — Очередное ЦУ (ценное указание) флагмана. А назавтра, лишь только ободняло, корабли начали выбирать якоря и ложиться на разные курсы. Только ОБК, отправляющийся с визитом на Кубу, вытянулся в кильватерную колонну: флагманский крейсер «Славутич», эскадренный миноносец «Встревоженный», БПК «Гангут» и танкер-заправщик «Новгород». Американские корабли тоже выбрали якоря и, видимо чувствуя себя не совсем уверенно — за кем следовать, какому курсу придерживаться? — отошли в сторону, и село Селиваново опустело, остался на якоре только буксир «Спасатель» номер десять и танкер-заправщик «Иваи Бубнов». БПК, увлекаемый «Славутичем», вышел на главную улицу Средиземного моря, оставив по правому борту Чесму, остров Корфу, и Суханову вспомнились слова из детства — теперь их почти не повторяли: «Мы не забыли Чесму и Гангут, мы помним тех, кто дрался до победы, чьи имена на подвиги зовут». Тут, возле Чесмы и при Корфу, тоже рождалась русская морская слава. А Средиземное море в те дни было спокойное, ветер, задувший накануне, к утру убился, вода разгладилась. Все время встречались гражданские суда, среди которых было много и наших торговых. Во все века корабли для того и создавались, чтобы куда-то идти. 2 Дозаправились в океане, и Ковалев тотчас же приказал набрать сигнал: «Прошу выйти из ордера», и на «Славутиче» к рее полетел, трепыхаясь на ветру, ответный набор флагов: «Да, добро, разрешаю». Все корабли, включая и «Гангут», набрали прощальные сигналы: «Желаю счастливого плаванья». ОБК взял курс на Кубу и скоро растаял на горизонте, а потом исчез и с экранов локаторов. Во все стороны повалились беспорядочные волны, гребни которых давно уже опали, видимо, шторм прошел или давно, или накатывался стороной, давая знать о себе, словно эхом, голубоватой зыбью. «Гангут» уходил в сторону от больших дорог. Ковалев вызвал на мостик Бруснецова, сказав, чтобы с курса не сходил и в случае чего — он так и сказал: «В случае чего» — незамедлительно вызывал бы его, Ковалева, наверх. Бруснецов козырнул, но кресло командирское не занял, а пристроился рядышком, и Ковалев спустился в каюту, попросил вестового заварить чай покрепче и, когда стакан уже стоял на столе, открыл сейф, достал пакет, надорвал его и сел за стол. Он приготовился работать долго. «Под видом учений, — читал Ковалев, прихлебывая из стакана чай осторожными глотками, — новейший подводный атомный ракетоносец приступил к боевому патрулированию в районе... Мирового океана. — «Так, — подумал Ковалев, — стог известен, теперь дело за золотой иголкой». — В зоне досягаемости новейшего оружия из указанного района находятся важнейшие экономические, военные и культурные центры страны. Приказываю: ...в целях воспрепятствия действиям новейшей подводно-ядерной системы и разработки ответных мер в случае развязывания агрессивных военных действий... — Ковалев опять отхлебнул из стакана и отставил его в сторону, — выявить возможные районы боевого маневрирования подводной лодки, техническую оснащенность средствами обеспечения стрельбы ракетным оружием из этих районов... с учетом географических и климатических условий... произвести анализ и оценку тактико-технических характеристик новой подводной лодки. В случае провокационных и враждебных действий со стороны иностранных ВМС строго соблюдать законы международного права и престиж Советского государства». Ковалев придвинул к себе стакан и опять подумал: «Где находится стог, в общих чертах известно. Есть ли в нем золотая иголка — бабушка сказала надвое. При этом соблюдать законы международного права». Он позвонил Сокольникову. — Свободен? Зайди ко мне. — И когда тот вошел, глазами указал ему на стул, подвинул бумагу, сам допил чай и откинулся на спинку кресла, только потом спросил: — Ну как, комиссар? Сокольников пожал плечами. — Но ведь мы, по-моему, ничего другого и не ожидали. — Честно говоря, я не очень понимаю, почему они выбрали этот район. Тут нет больших морских дорог, на которых можно легко укрыться за шумы торгашей. Тут же никто не ходит. — Так, может, это их и устраивает? — осторожно спросил Сокольников. — Допускаю, что это их устраивает. Но они тут скорее вступят с нами в контакт. Впрочем... Сокольников спросил с надеждой: — У тебя есть идея? — У меня есть задание, — сказал Ковалев. — И если мы с ним не справимся, командующий повторит его «Полтаве» или «Азову» с выражением, разумеется, мне своего неудовольствия. — Это-то я все прекрасно уяснил еще в училище. Но мне хотелось бы знать, где идея? — А вот идеи, комиссар, нет. — Ковалев грустно улыбнулся. — Пока нет, но убежден, что вертолет пока трогать тоже не следует. Пусть постоит в ангаре. Пусть до поры до времени его у нас не будет. — Собственно, до этого никому и дела нет. Насколько я понимаю — экраны локаторов пусты. — А спутники? — Ах да, — сказал Сокольников, — спутники. Они раздевают нас, как последних шлюх. — Взаимно, — сказал Ковалев, — взаимно. Скоро в гальюн просто так не сходишь, а сперва подумаешь, фотографируют тебя или не фотографируют, чихнуть тебе или погодить. — Ты наговоришь... — Не нравится? Зато наглядно. Я поднимусь сейчас на мостик, поколдую со штурманами над генеральной картой, а ты сходи к акустикам. Кажется, ты брал Суханова в поход под свою ответственность? — словно бы к слову, легонечко съехидничал Ковалев. — Все мы находимся под твоей ответственностью. — Тем более... Разъясни им, что мы на них надеемся. Ковалев убрал пакет в сейф, и они разошлись: Сокольников спустился к акустикам, а Ковалев поднялся на мостик. — Локаторы чисты, как святая девственница, — сказал Бруснецов. — И чайки исчезли. Мы остались в этом прекрасном мире одни. — Дальше будет еще тише, — заметил Ковалев. — Так что привыкай, старпом. Местечко они себе неплохое облюбовали. — А вдруг их тут нет? — По директиве, должны быть... — сухо промолвил Ковалев, подумав: «Типун тебе на язык», — и огляделся. Океан накатывал зеленые, облитые солнцем и поэтому словно бы глянцевые, волны, от которых несло теплом. — Иди в низы и занимайся своими делами. — Есть, — сказал Бруснецов и не стал дожидаться повторного разрешения, скатился вниз на поручнях. Ковалев вышел на открытое крыло, ощутил, как на него пахнуло прелью, решил: «Пора, кажется, обряжаться в тропические тряпки» — и крикнул в рубку: — Вахтенный офицер, вызовите на мостик интенданта! Он опять огляделся: что-то сокрыто там, в этой толще зеленой воды, и сокрыто ли что? Ему не хотелось поднимать в воздух вертолет, хотя и дураку было ясно, что без него надежда на одну корабельную акустику, пусть самую новейшую и самую хваленую, была весьма призрачной. В отличие от надводных кораблей, которые помимо слуха — акустики — обладали еще и зрением — радиолокацией, лодки на боевой позиции, подобно кротам, обладали только слухом, но этот слух заменял им и зрение, и, значит, они вынужденно слышали лучше надводных кораблей. Ковалев отлично сознавал, что, окажись лодка в этом районе, она первой вступила бы в контакт с «Гангутом» и могла бы весьма долго, не меняя сути своего задания, иначе говоря, оставаясь на своей боевой позиции, находиться вне поля слышимости «Гангута». Она здесь, но ее же и нет, этой золотой иголки в огромном стогу сена. Ковалев, разумеется, мог бы поднять в воздух вертолет и тем самым несколько облегчить свое положение, но при этом у него не было полной уверенности в том, что он сам не оказался бы в положении зверя, которого выследил охотник. Он не хотел раньше времени раскрывать себя: мало ли за каким чертом забрался в низкие широты одинокий корабль, возможно, испытывает новыенавигационные приборы или отрабатывает задачи в условиях одиночного плавания, а может, и то и другое, вместе взятое, словом, Ковалев решил немного повременить, чтобы прояснить обстановку. Если бы удалось выполнить задачу, в этом сочли бы заслугу всего экипажа, но если они все-таки сожгут впустую десятки тонн топлива, вся вина падет на его голову. Ковалев и это знал, поэтому и не спешил приходить к однозначному решению, а если оно подспудно и созревало в его голове, то ему пока что не хотелось ни с кем им делиться. Все могло сложиться, скажем, так, но в силу только одной неучтенной мелочишки любая блестящая идея обращалась в химеру. Увлеченный своими мыслями, он не заметил, как у него за спиной появился корабельный интендант и уже дважды покашлял в кулак, привлекая к себе внимание, даже говорил при этом: — По вашему приказанию... Наконец Ковалев повернулся к нему, пытаясь вспомнить, зачем он его вызывал.