2 Проводив последних гостей, Ковалев тоже решил сойти на берег. Он был доволен сегодняшним днем: и тем, что «Гангут» посетил командующий, случай, в общем-то, почти исключительный, и тем, что было много именитых гостей, которых позабавили шлюпочные гонки. «Бруснецов это правильно придумал, — подумал он, имея в виду регату. — А к Суханову стоит присмотреться: третье место — это уже нечто. Излишне, кажется, суетлив и самоуверен, но кто из нас в молодости не грешил этим?» Ковалеву шел тридцать пятый год. Он пригласил к себе старпома с замполитом и сказал, что старпом после суточного наряда может до подъема флага сойти на берег, а замполит пусть сам решает, как ему лучше поступить. — Я сейчас отправлюсь с людьми в культпоход, а к демонстрации фильма вернусь на борт. — Воля ваша, — сказал Ковалев и отпустил обоих. Он уже совсем собрался уходить, но раздался звонок, и адъютант сказал, что сейчас с ним будет разговаривать командующий. Ковалев невольно поднялся из-за стола, оправил на себе рубашку, недолго подождал и, несколько волнуясь, сказал: — Слушаю вас, товарищ командующий. Но командующий, видимо, еще не взял трубку, и Ковалеву никто не ответил. Он недоуменно пожал плечами, не понимая, что ему делать: положить ли трубку и ждать повторного звонка или уж стоять навытяжку, авось это потом — Ковалев усмехнулся — зачтется, и тут послышался голос командующего: — Вот что, командир, праздник праздником, а служба службой. Что вы сейчас собираетесь делать? — Хотел сойти на берег. Уже и машину вызвал на стенку. — Вот и прекрасно. Прежде чем ехать домой, загляните в штаб. Я вас жду. Послышался отбой. Ковалев посмотрел на трубку, положил ее на аппарат и звонком вызвал дежурную службу. — Катер, машина? — отрывисто спросил он. — Катер у трапа, машина вас ждет на Минной стенке. Ковалев оглядел себя в зеркало, надел поплотнее фуражку и вышел из каюты. В коридоре его поджидал старпом, чтобы проводить до трапа. Ковалев не стал говорить Бруснецову, что ему звонил командующий, не сказал также, что едет в штаб, он вообще ничего не сказал, потому что сам не знал, чем вызван этот неурочный звонок, а раз не знал, то и говорить обо всем этом было преждевременно. — Домой? — привычно спросил шофер на стенке. — В штаб, — сердито сказал Ковалев и уточнил: — Флота. Шофер тронулся, тотчас переключился на вторую скорость и, не щадя двигателя, поехал в гору на третьей. Ковалев не заметил этого рвения, его занимал вопрос: а, собственно, что командующему понадобилось от него, рядового командира рядового БПК «Гангут», не такого уж и значительного в списочном составе флота? Если сделать втык за какие-то прегрешения — о, было бы желание, а прегрешения всегда найдутся! — то он мог это сделать и на борту. С точки зрения Ковалева, приглашение командира корабля к командующему ничего хорошего не сулило, и Ковалев неожиданно почувствовал себя скверно. Машина, взвизгнув, остановилась возле высокой кованой решетки. Шофер тотчас отогнал машину на стоянку, а Ковалев предъявил пропуск часовому и прошел во внутренний дворик. Тут было прибрано, розы хорошо ухожены, они еще цвели, и на их лепестках поблескивали капельки влаги, видимо, их недавно поливали. Но особенно было много здесь герани, которую — а это было известно всем кораблям — особенно любил командующий. «А, — подумал Ковалев, глядя на цветы, — семи смертям не бывать, а одной не миновать», — и неожиданно успокоился. В дубовых дверях он опять хотел предъявить пропуск, но тут о нем уже оповестили, и помощник дежурного офицера предупредительно сказал, чтобы Ковалев поднялся на второй этаж в приемную командующего. В вестибюле Ковалев отдал честь флагу, возле которого стоял еще один часовой, и невольно задержал шаг, как бы переходя на строевой, но потом спохватился и на второй этаж почти взбежал. В приемную командующего вели тоже дубовые двери — отделка дубом в официальных помещениях совсем еще недавно считалась едва ли не необходимостью, — и в эти двери он входил впервые. Приосанился, резко постучал и, не дождавшись отзыва, сильно потянул на себя бронзовую ручку. Приемная оказалась на удивление маленькой, массивный стол со множеством телефонов на нем занимал едва ли не половину помещения, и за столом восседал щупленький старший мичман с густым голосом и плутоватыми глазками. — Капитан второго ранга Ковалев, — представился Ковалев. Старший мичман глянул на часы, улыбнулся. Ковалев тоже невольно посмотрел на свои: от звонка командующего и до этой минуты прошло ровно четверть часа. Секретарь скрылся за дверью, оставаясь там с минуту, а когда вышел оттуда, то распахнул дверь на всю створку. — Командующий вас ждет. Внутренне робея, но желая при этом не показать виду, что он робеет, Ковалев невольно пробежал пальцами по пуговицам белой тужурки и зашел в кабинет, который поразил его своими размерами. Тут все было большое: карта Мирового океана во всю стену, глобус, величиной в человеческий рост, портреты... Командующий вышел из-за стола и, несмотря на то что сегодня он уже был на «Гангуте» и они уже виделись, подал руку. А старший мичман тем временем прикрыл дверь, вернулся за стол, выдвинул верхний ящик: там лежал журнал с романом Валентина Пикуля «Крейсера» и стоял стакан с крепким чаем, в котором желтела долька лимона. — Ну что ж, — сказал командующий. — Праздник — это даже очень хорошо. И шлюпочные гонки — тоже прекрасно. Позабавили вы меня. Спасибо. За ракетами и локаторами мы стали забывать дедовские традиции, в коих весло и парус занимали главенствующее положение. А деды наши были весьма неплохими мореходами. Ковалев понимал, что это всего лишь прелюдия, и ждал, когда же начнется главное действо: то, что разноса не будет, теперь он в этом был уверен, а должно быть что-то другое, отчего судьба «Гангута», а вместе с тем и его судьба, капитана второго ранга Ковалева, могла круто измениться. Командующий почти фамильярно полуобнял его за плечи, подвел к карте Мирового океана, потянулся за указкой, но не взял ее, оглядел океан и справа налево, и сверху вниз, только потом спросил: — Весь обошел или остались еще белые пятна? — На мой век хватит, — сказал Ковалев, тоже оглядывая карту. Он, кажется, начал о чем-то догадываться, несколько подобрался — хотя подбираться и так уже было некуда! — и заметно повеселел. — Не скрою — «Гангут» мне понравился. Правда, на учениях, если мне память не изменяет, лодку все-таки проворонили? — не без иронии спросил командующий. — Командир группы акустиков только что из училища. Сам во все вмешивается. Командующий нахмурился: — А что — в бригаде не нашлось для него толкового мичмана? — Мичман у него золото — Ветошкин. — Ветошкин — человек на флотах известный. — Командующий опять оглядел карту. — Будем считать ту помарку досадной случайностью. — Так точно, товарищ командующий, досадная случайность. Командующий перешел к столу, указал Ковалеву глазами на стул напротив себя, нажал кнопку, и тотчас появился старший мичман. — Нам с командиром «Гангута» — чай. — Старший мичман задержался в дверях. — И сушки. А вафли оставь себе. У меня от них уже зубы болят. — Командующий повернулся к Ковалеву: — Ты вот меня обедом не накормил, а я тем не менее чаем тебя напою. Учти на будущее. Флотское хлебосольство — на первый план. — Сами не остались, товарищ командующий. — А ты бы за руку меня... Глядишь, косо и не посмотрел бы. Ковалев виновато развел руками, дескать, молодой еще, исправлюсь. — Сам понимаешь, что это всего лишь присказка. А теперь послушай и сказочку. По моим сведениям, впрочем, как ты догадываешься, и не только по моим, супостаты начали обживать новый район. Оттуда, как мне представляется, они спокойно могут достать своими «Томагавками» до многих наших жизненно важных центров. Ковалеву хотелось спросить, насколько верны эти сведения и где тот район, который начали обживать супостаты, тем самым, видимо, уточняя или видоизменяя свою доктрину ведения войны подводными лодками, но субординация не позволяла раньше батьки лезть в пекло, и он промолчал. — Их лодки выходят на боевую службу, достигают одного и того же района и пропадают. Мы доподлинно знаем, где они исчезают, но установить район, который они избрали для несения боевой службы, пока не удается. Они как бы превращаются в привидения, и, пока они остаются привидениями, нам трудно подготовить ответные действия на случай активных демаршей. Разговор получался доверительный — это Ковалев почувствовал, — и тогда он все-таки не выдержал, сказав: — Иголка в стогу сена? — Разумеется, иголка, но зато золотая. Придется ее искать, не привлекая к себе особого внимания. Как бы между делом. Ковалев насторожился: — Одним кораблем? — Одним, — суховато сказал командующий и, помолчав, уточнил: — Правда, имеющим на борту вертолет. — Понял вас, товарищ командующий. — Мало понять. Надо хорошо действовать. Умно. Грамотно. Это во-первых. Пока твой курс на юг, а потом на Гибралтар, и только по выходе из Средиземного моря получишь точные указания. И будешь искать эту золотую иголку. Не найдя ее, мы не сможем предположить их замыслов и предугадать действия. Не зная их действий, мы не сумеем подготовить свои противодействия. Этими же сведениями интересуются и наши дипломаты на совещании в Теневе. Вот суть задания. Детали и конкретные установки по ходу действия. — Когда намечается выход? Командующий повернулся вместе с креслом к карте, мысленно проделал весь предполагаемый курс «Гангута» и жестким голосом, не терпящим возражения, сказал: — На всю подготовку шесть суток. Пополните запасы, осмотрите винты, подновите краску на бортах и вытягивайтесь на внешний рейд. Завтра утром начальник тыла получит соответствующие указания. Шесть суток подготовки для такого похода — это была капля в море, но командующий — не отец родной, ему не скажешь: «Тятенька, побойся бога», впрочем, по всей видимости, лишних суток у командующего просто не было. — Вас понял, товарищ командующий, — повторил Ковалев. — Опять погоди понимать. Топливо и воду расходовать экономно. Заправлять вас в океане будут, но на особые щедроты не надейтесь. Устанавливать постоянный мост — это только лишь выявить супостату наши истинные намерения. В этом районе вы должны оказаться, скажем, сугубо с гидрографическими целями. Вот теперь на сегодня все. Ковалев поднялся, поняв, что доверительная беседа закончилась и командующий остался командующим, почти небожителем для простых смертных, к коим относил себя и командир «Гангута». Каким чутьем обладал старший мичман, сказать было трудно, но, когда открылась дверь из кабинета командующего, ящик стола, в котором лежали «Крейсера» и стоял теперь уже пустой стакан с обсосанной долькой лимона, был закрыт. Ковалев вышел из приемной, и тотчас же командующий вызвал к себе старшего мичмана. — Свяжите меня с командиром «Полтавы». «Полтава» получила на подготовку четырнадцать суток и должна была стоять наготове, видимо, до тех пор, пока «Гангут» не даст о себе знать из района, о координатах которого Ковалев пока что и сам не знал. Когда он сел в машину, шофер опять спросил: — Домой? Следовало бы, видимо, сказать: «На корабль», но Ковалев все-таки приказал: