– Честно говоря, вы меня заинтересовали, мистер де Ежевичный, хотя и не убедили, – сказала судья, – но я выслушаю ваши аргументы. Лэнс поблагодарил судью и продолжил: – Убийство может быть совершено лишь одним человеком по отношению к другому человеку. Нам известно, что мистер Ллисъ имел двойной таксономический статус, из-за чего в рамках данного дела он считается человеком, и я бы хотел оспорить эту презумпцию. Поскольку он находился в доме Кроликов с целью их убийства, из этого следует, что в вечер его гибели мистера Ллисъа нужно считать лисом, ведь, если он им не был, то, по закону, он не имел права убивать кроликов, равно как и человек не имеет права убивать очеловеченных кроликов. Закон предоставляет нам эту защиту. Он выдержал паузу. – В таком случае раз жертва по закону была лисом, значит, мой подзащитный всего лишь человек, застреливший лиса, что разрешено законом 1854 года «Об уничтожении вредителей в сельской местности». Представитель обвинения снова встал. – Мы согласны с тем, что, с точки зрения закона, для убийства кроликов мистер Ллисъ должен был считаться лисом, а для того, чтобы признаваться жертвой убийства, человеком. Но мы утверждаем, что в момент убийства мистер Ллисъ был человеком, поскольку он еще не совершил никаких деяний, из-за которых мог бы считаться лисом в глазах закона. Однако Лэнс еще не закончил. – Вопрос заключается не в желании – причем произвольном – моего уважаемого коллеги признать лиса человеком или лисом. Вопрос в намерении. Если мистер Ллисъ вошел в дом семейства Кроликов с единственной целью вселить в них ужас и убить, то его необходимо считать лисом, а в таком случае его убийство не может считаться преступлением. – Формально адвокат защиты прав, – сказал представитель обвинения, – но поскольку мы не знаем, какие намерения были у мистера Ллисъа, когда он вошел в дом Кроликов, невозможно доказать, что он находился там, чтобы их убить. Возможно, он хотел допросить Кроликов или сделать предупреждение. Или просто попросить стакан воды. – Лис не заходит в дом кролика по иной причине, – сказал Лэнс, – однако я согласен с тем, что узнать его помыслы невозможно. Но согласно ли обвинение с тем, что намерения жертвы непосредственно влияют на его таксономический статус? – Мы согласны, ваша честь, – сказал прокурор. – Хорошо, – сказал Лэнс. – Тогда на основании этого я хотел бы заявить, что и намерения лица, совершившего преступление, также влияют на таксономический статус жертвы. Я утверждаю, что мистер Нокс находился в том доме, чтобы поохотиться на лисиц, и, согласно заявлениям стороны обвинения, мистер Ллисъ должен быть таксономически классифицирован как лис, и, следовательно, его убийство человеком не наказуемо законом. Слова Лэнса, похоже, скорее позабавили, а не разозлили сторону обвинения. – Неужели сторона защиты, – высокомерно начал прокурор, – действительно хочет убедить суд в том, что их подзащитный собирался поохотиться на лисиц? Мне вряд ли нужно напоминать защите, что суд опирается не на домыслы и фантазии, а на твердые доказательства. Обвиняемый в своем признании никак не упоминает лисью охоту, и принять такую аргументацию можно лишь с очень большой натяжкой. На фотографиях, представленных в качестве доказательств, рядом с обвиняемым нет ни своры собак, ни коня, ни охотничьего рога, да и одет он не для охоты. В зале суда раздались смешки, но кролики, сидевшие на местах для публики и ловившие каждое слово Лэнса, не издали ни звука. – Ах да, – сказал Лэнс, – то признание, которое я упоминал раньше. Мистер Нокс боялся покушения на свою жизнь со стороны группы сторонников превосходства гоминидов «Две ноги – хорошо». Широко известно, что они ненавидят кроликов и недолюбливают всех, кто убивает лисов. Также, несмотря на все, что вы читали в СМИ, существуют веские косвенные улики, указывающие на то, что именно они сожгли дотла дом Кроликов, подожгли дом мистера Нокса и убили семейство Кроликов в их собственном доме. Более того, они угрожали мистеру Ноксу наказанием, которому, как известно, обычно подвергают людей, вставших на сторону кроликов: им отрезают большие пальцы, чаще всего болторезом. Эта угроза, как суд может наглядно убедиться, была приведена в исполнение, несмотря на то, что мистер Нокс согласился во всем признаться. Таким образом, его признание не заслуживает доверия и должно считаться недействительным. Последовала короткая пауза. Кто-то вошел в заднюю дверь зала суда, вышел вперед и передал записку младшему из прокуроров. Он прочел записку, после чего встал. – Если суд не возражает, – сказал прокурор, – я только что получил шокирующие сведения, имеющие отношение к сегодняшнему заседанию. Представитель защиты, мистер Лэнс де Ежевичный, не обладает профессиональной квалификацией, позволяющей ему представлять людей в суде. Таким образом, он совершил мошенничество, дав заведомо ложные сведения о себе, и должен немедленно покинуть зал суда и ожидать заведения уголовного дела. Я видел, что, когда Лэнс только начал говорить, младший прокурор стал строчить под столом сообщения, и понял, что происходит. Лэнс не просто так притворялся некомпетентным дурачком. – Мы бы также хотели попросить прервать заседание, – сказал старший прокурор, – до тех пор, пока мистер Нокс не сможет найти подходящего представителя. Лэнс, однако, ни капли не смутился. – Мой диплом о юридическом образовании, – громко и четко сказал он, – был предоставлен суду. Также у обвинения было достаточно времени, чтобы проверить данные о моей квалификации, чего сделано не было. Мое присутствие нужно здесь лишь для того, чтобы дискредитировать защиту и дать моему подзащитному максимально возможный срок. Мне позволили представлять мистера Нокса, и даже настаивали на этом, с одной-единственной целью – чтобы я потерпел неудачу. Я ждал, что судья вмешается, но она этого не сделала. – Но в свете обвинений моего уважаемого коллеги, – продолжал Лэнс, – я прошу суд представлять мистера Нокса не в качестве адвоката, а в качестве «друга Маккензи»[66]. – Это же смешно, – сказал прокурор. – Статус и квалификацию мистера де Ежевичного нужно рассматривать отдельно, и я вынужден снова самым настойчивым образом попросить отложить слушания. Повисла тишина, и все уставились на судью, которая, в свою очередь, посмотрела сначала на Лэнса, а затем на обвинителей. – Суду неприятно узнать, что мистер де Ежевичный не имеет законного права здесь выступать, – сказала она, – и, поскольку он все-таки явился сюда в качестве адвоката защиты, я заявляю о неуважении к суду и назначаю ему штраф размером в один фунт, который должен быть оплачен до конца этого дня. Что касается его просьбы стать другом Маккензи, я не вижу причин отказывать ему в этом. Напротив, мы обязаны это допустить. Я также должна предупредить сторону обвинения, что я приняла к сведению замечания мистера де Ежевичного, и суд наведет справки. Если его жалоба окажется оправданной, я намереваюсь выдвинуть обвинения против всех, кто пытался воспрепятствовать правосудию. Вы меня поняли? – Да, ваша честь, – сказал представитель обвинения. – Хорошо, – сказала она. – Мистер де Ежевичный? Пожалуйста, продолжайте. Лэнс прочистил горло и подытожил уже сказанное: что я дал признание под давлением и угрозами – это было очевидно из-за отсутствия у меня больших пальцев, – и что я находился в доме Кроликов, чтобы поохотиться на лисиц. – Да, действительно, – сказал старший прокурор, – любопытный вопрос лисьей охоты. Не потрудится ли защита предоставить суду доказательства этому смехотворному утверждению, учитывая, что в доме не было ни лошадей, ни собак? На этот раз никто не смеялся, и Лэнс вытащил из папки несколько фотографий. – Прошу суд обратить внимание на фотографии места преступления номер 8, 17, 34, 26 и 38. На всех них можно отчетливо видеть сову. Я также хотел бы обратить ваше внимание на фотографию 78, сделанную следующим утром, на которой виден сгоревший дом мистера Нокса, а также отчетливо виден вольер. Еще у меня имеется подписанный чек, представленный в качестве второго доказательства защиты, который показывает, что данный вольер был доставлен мистеру Ноксу за неделю до происшествия. Он остановился, чтобы сделать глоток воды. – В законе 2004 года «Об охоте» ясно сказано, что для загона лисицы можно использовать хищную птицу. Хищная птица, принесенная самим мистером Ноксом, присутствовала в Хемлок Тауэрс, когда мистер Нокс занимался вполне законным делом – уничтожал вредителей. Я снова прошу суд снять с моего подзащитного все обвинения и отпустить его на свободу. – Этих снимков не было в заявленных перед заседанием доказательствах, – сказал представитель обвинения, – что говорит о вопиющем нарушении процессуальных норм. – Согласна, – сказала судья. – Я снова вменяю мистеру де Ежевичному неуважение к суду и увеличиваю его штраф на еще один фунт. Что же касается снятия обвинений с мистера Нокса, я нахожу аргументы мистера де Ежевичного вескими, и, учитывая неоднозначный таксономический статус мистера Ллисъа, я больше не вижу достаточных оснований полагать, что мистер Ллисъ в момент убийства был человеком. На основании этого я снимаю обвинения в убийстве. Касаемо обвинений в «интимной связи», я нахожу, что признание мистера Нокса, в свете нападения на него в тюрьме, нужно считать сомнительным, и потому оно не может быть признано судом. Без него я не вижу оснований для обвинения и потому снимаю его тоже. Среди людей в зале пронесся коллективный вздох недовольства, а кролики разразились троекратным «ура». Следующие слова судьи были адресованы Лэнсу. – Мистер де Ежевичный, на сегодняшнем заседании я была так же впечатлена вашими способностями, как и разочарована попытками стороны обвинения подорвать верховенство закона. Предупреждаю вас, мистер де Ежевичный, что в будущем вам не стоит подавать о себе ложные сведения, поскольку другие судьи могут оказаться не столь снисходительны. Считайте это формальным выговором. Мистер Нокс, вы свободны и можете идти. Судья после этого встала, встали и присутствующие, и через десять минут я уже моргал, стоя на ступенях снаружи суда. – На данный момент мой подзащитный не дает комментариев, – сказал Лэнс, когда мы стали пробираться через толпу репортеров к ожидавшему нас «Кроличьему такси» – на этот раз прелестно страшненькому «Форду Гран Торино» 1973 года. – Нффиффр хрфф ниффрх? – спросил таксист, пожилой, заеденный вшами кролик с одной-единственной дыркой в ухе, причем такой огромной, что на дуэли он, должно быть, дрался гаубицей. – В Колонию № 1, – сказал Лэнс, – и побыстрее. Таксист действительно поехал «побыстрее», хотя и очень относительно: он разогнался аж до сорока миль в час, что было лишь на 12,62 мили в час меньше исторического рекорда скорости для кроликов-водителей. Думаю, тогда я и понял, как им удается так долго держать свои машины в сохранности. – Это разве разумно? – спросил я. – Наверное, я последний человек, которому стоит приближаться к колонии Мэй Хилл. – Вам нужно быть там, – сказал Лэнс. – Почему? – Потому что Банти предвидела, что развязка близко… и нам понадобится любая помощь. Кроличья Колония № 1 После составления трехмерной карты лабиринтов Колонии № 1 под ней обнаружилась целая сеть туннелей, причем, удивительным образом, пустот там было больше, чем земли. Это дало начало новому ответвлению математики, которой позже воспользовались, чтобы значительно улучшить амортизирующую пену. Мы молча выехали из Херефорда в сторону Росс-он-Уай, и я не говорил до тех пор, пока мы не проехали Хэрвуд Энд. – Вы впечатляюще выступили в суде, – сказал я. – Спасибо. – Не благодарите меня, – сказал он, – благодарите преподобную Банти и мистера Финкла. Это они придумали весь план. Я лишь бойко и уверенно повторил слова. – Вы и правда собираетесь учиться на юриста? – спросил я. – Может быть, – сказал Лэнс, – но одних кроликов-юристов будет недостаточно. Чтобы другие поняли нашу точку зрения, нужны еще и кролики-судьи. Когда все правовые системы планеты настроены против любых животных-нелюдей, добиться успеха почти невозможно. Нам бы хотелось вам помочь – у Кроличьего Пути все-таки масса преимуществ, – но, возможно, люди просто не созрели для того, чтобы делить с кем-то планету. – Зачем вообще мне помогать? – спросил я. – В смысле, вы же могли просто оставить меня отбывать мое пожизненное и ухом не повести. – Верно, – сказал Лэнс, – но второй круг Лаго символизирует восстановительное самоправосудие – ответственность за собственные ошибки, за выбор и его последствия, за проступки. Вы не убивали мистера Ллисъа и поэтому не должны отправляться в тюрьму. К счастью, перехитрить британскую правовую систему относительно легко. Ваши миллиардеры постоянно это делают. Нам вообще кажется, что Лондон – это одна большая схема по отмыванию денег, привязанная к впечатляющей системе общественного транспорта и нескольким музеям, где, даже в самых честных из них, лежит больше награбленного, чем в съемном гараже одного моего приятеля Чалки в Уорчестере. Мы немного поболтали, и я узнал, что сегодняшнее выступление Лэнса в суде было его первым уголовным делом, но не первым гражданским иском. Суд еще не вынес постановление по его запросу, который заключался в том, можно ли считать чек из зоомагазина на имя Ежевички – домашнего предка Лэнса – доказательством того, что он проживал здесь до Очеловечивания. Если да, то достаточно ли такого документального свидетельства, чтобы дать британское гражданство примерно пятидесяти тысячам кроликов, носившим фамилию де Ежевичный. – И что, так можно? – спросил я. – С точки зрения закона все обоснованно, – сказал он, – но АКроПаСК все время подтасовывает карты на правовом поле, так что, наверное, ничего не получится. Пока мы ехали, таксист включил радио, и в новостях я был гвоздем программы. Почти все сходились во мнении, что «нечистый на руку кролик-адвокат» воспользовался «лазейкой в законе», чтобы «отмазать» меня. Юристы-лисы уже вовсю трудились, чтобы закрыть эту лазейку, а также начались разговоры о том, чтобы подать апелляцию на решение судьи, которая, очевидно, потворствовала «отвратительно предвзятой кроличьей повестке, направленной против людей». Как бы там ни было, похоже, эта история еще не закончилась. Когда мы приблизились к Колонии № 1, то увидели, что к ней стянули внушительную военную силу. Среди деревьев были припаркованы грузовики и танки, а по полям вокруг рассредоточились артиллерийские установки, приведенные в боевую готовность. – Дальше я вас отвезти не могу, – сказал пожилой таксист, поскольку дорога к колонии была перегорожена баррикадой примерно в миле от главного входа. Тут же стояла внушительная толпа людей, судя по всему, разбивших лагерь мира. На виду красовались транспаранты, провозглашавшие равенство прав всех животных, поддержку вегетарианства и заботу об экологии. Были и другие плакаты, с антилисьими лозунгами, хотя и всего лишь пассивно-агрессивными – все-таки злить лис было неразумно. Полицейские тоже были здесь. Они стояли со скучающими лицами, опираясь на свои противодемонстрационные щиты, а вокруг на шезлонгах сидели лисы, слушавшие Карузо по заводному граммофону, потягивавшие вино «Кьянти» и игравшие в криббидж. – Вам нужно взять с собой вот это, – сказал Лэнс, передавая мне закрытую картонную коробку длиной, шириной и высотой примерно в фут. – Что это?