– Я не против, если с кроликами приключится какой-нибудь несчастный случай, – сказала Флемминг, когда она догадалась, что происходит, – но когда мы позволяем бандитам выполнять за нас грязную работу… – Расслабься, – сказал куница, – он бы хотел именно этого. Он утешительно похлопал ее по руке, явно давая понять, о чем речь. Куницын не просто собирался это допустить, он все организовал. Массовых расправ не будет, но и презумпция невиновности семейству Кроликов не светила. Он повернулся и уставился на меня своими маленькими черными глазками. – Это и есть последствия твоих действий, Нокс, – сказал он. – Это – твоя вина. Затем он кивнул Флемминг. Она снова покачала головой, завела машину и проехала мимо растущей толпы сторонников превосходства гоминидов в свинячьих масках и со стеклянными бутылками, заткнутыми тряпками. Думаю, я даже видел Виктора Маллета, который что в свинячьей маске, что без нее, выглядел почти одинаково. – Вы совершаете большую ошибку, – сказал я, когда машина, отъехав от небольшой толпы, набрала скорость. – Это ты совершил большую ошибку, – сказал он, – ты и Кролики. Он снова замолк, так и не поняв значения моих слов. Его ошибка заключалась в том, что он бросил вызов Констанции Кролик. Если ее семья еще не сбежала по туннелю Кента, скорее всего, временно прикрытому сложенными в подвале кирпичами, они скоро это сделают. Ведь раз Конни могла перехитрить лиса, обвести вокруг пальца куницу для нее было проще простого. Кролик-адвокат и Леминстерская тюрьма Тюрьмы «в стиле телевизионных сериалов» стали естественным развитием больниц «а-ля ситкомы семидесятых», где пациенты никогда не бывали серьезно больны, а медсестры были пышногруды и говорили только неприличными намеками. А еще все они крутили романы с докторами, которые, в свою очередь, были поголовно красивы, умны, образованны и обаятельны. И мужественны. Меня отвезли в центральное отделение полиции Херефорда. Куницын оставил Флемминг следить за моим оформлением, вероятно, потому, что его, куницу, недолюбливали местные полицейские. Куницына часто арестовывали за пьянство, а находясь под мухой, он был несносен и хамил всем и каждому. Меня передали дежурному сержанту, который опросил меня и убедился, что я действительно Питер Нокс; что я не пьян и нахожусь в своем уме; что я действительно подозреваюсь в совершении преступления; что я понимаю все, что мне говорят; что за преступление меня нужно взять под стражу; и что я не собираюсь причинять себе вред. Меня сфотографировали, взяли отпечатки пальцев, личные данные, а затем всю мою одежду запаковали в большой пакет для улик, который подписали и запечатали. Мне выдали свежевыстиранную одежду – тренировочные штаны, футболку и свитер. В целом полицейские вели себя тактично и вежливо, но ведь и я не доставлял им хлопот и был человеком, таким же, как и они. Они даже предложили мне поесть, но я отказался. Я не был голоден. Я думал, что не смогу уснуть, но все-таки уснул и хорошенько выспался. После того как я позавтракал хлопьями и чаем, меня отвели наверх, чтобы встретиться с адвокатом, назначенным на мое дело. – Вам повезло, – сказал дежурный сержант, – «Спенлоу и Джоркинс» согласились предоставить юриста. – Да? – сказал я. Эта адвокатская контора была хорошо известна не только в Херефорде, но и в Шропшире, и в Глостершире. Им много раз удавалось защитить клиентов, которые явно были виновны, и, хотя они не всегда добивались оправдательного приговора, они точно могли добиться уменьшения срока. Встретив своего адвоката, я сильно удивился, но, поразмыслив об этом позже, решил, что удивляться было нечему. Меня ждал невысокий Домашний кролик, одетый в костюм и галстук. Он нервно сжимал свой портфель и таращился на меня сквозь круглые очки в стальной оправе. Он был бело-коричневым, а у его левого уха отсутствовала верхняя треть. – Здравствуйте! – радостно сказал он, сжимая мою руку своими лапами. – Лэнс де Ежевичный из «Спенлоу и Джоркинс». – Здравствуйте, – сказал я, заметив, что его недостающее ухо завершалось рядом дырочек, словно его перфорировали, прежде чем оторвать. – Что случилось с вашим ухом? – Ой, – дружелюбно сказал он, – это легко объяснить: никогда не деритесь на дуэли автоматическим оружием. Теперь: мистер Джоркинс специально поручил ваше дело мне, поскольку считает, что я могу глубже других проникнуть в его суть. – Вот как, – сказал я. – И вы можете? – Что могу? – Проникнуть в суть моего дела? – Честно говоря, нет, – признался он. – Это мое первое дело. – Первое убийство? – Нет, – сказал он, – первое уголовное дело. Я только на прошлой неделе выпустился из Стэнфордского юридического факультета. – Стэнфорд? Впечатляет, – сказал я, испытывая облегчение, несмотря на его неопытность. – Как вам удалось отправиться в Штаты на обучение? – Вы меня не поняли, – извиняющимся тоном сказал он, – речь не о том самом Стэнфордском юридическом, а о юридическом факультете онлайн-колледжа, расположенного в Стэнфорде – маленькой деревушке в Бедфордшире. Курсы оказались легче, чем я ожидал. Мне даже почти не пришлось учиться. – Как долго и сколько? – Две недели и двести фунтов. Смотрите. И он достал из своего портфеля оформленный в рамочку сертификат, на котором я заметил несколько грамматических ошибок. – Не поймите меня неправильно, – сказал я, – но, думаю, мне понадобится более опытный адвокат. – Это невозможно. Сама Генеральный прокурор попросила, чтобы вас защищал адвокат-кролик. Она сказала, что это будет справедливо и под стать обстоятельствам, а также даст кроликам-юристам «возможность блеснуть». Я мысленно вздохнул. Правящая верхушка делала все возможное, чтобы я сел за решетку, а в качестве бонуса решила одновременно дискредитировать кроликов-адвокатов. – Ладно, – сказал я, – что теперь нужно делать? – Вообще-то, – сказал он, – я надеялся, что вы сами мне подскажете. Вас раньше когда-нибудь арестовывали по подозрению в убийстве? – Нет. – Жаль, – сказал он, слегка опечалившись. – Нам бы это помогло разобраться в порядке действий. Но ничего страшного, – прибавил он, – вас всего лишь будут допрашивать, и я видел несколько эпизодов сериалов «24 часа задержания» и «Злоключения за границей», так что, думаю, вам стоит почаще говорить «без комментариев» и думать, кого лучше подкупить. – Я не собираюсь давать взятки, мистер де Ежевичный. – Ланселот, – сказал он, – но вы можете звать меня Лэнс. Меня допрашивал полицейский, не работавший в Крольнадзоре, – дружелюбный детектив по имени Стэнтон. Проигнорировав совет Лэнса, я ничего не стал отрицать и во всем признался. Да, у меня была интрижка с миссис Кролик, которую я много лет знал. Да, я знал, где в их доме лежал пистолет. Да, раньше Док уже показывал мне, где держит порох, пули и капсюли, и да, я нажал на курок, когда мистер Ллисъ пригрозил убить Констанцию. – Значит, вы признаетесь в том, что убили мистера Ллисъа? – сказал детектив Стэнтон. – Поскольку я застрелил мистера Ллисъа из-за того, что защищал от него Констанцию Кролик, – пояснил я, – это стоит назвать самозащитой. – Гениально, – из уголка рта пробормотал Лэнс. – Хорошо придумано. Но детектив Стэнтон сразу же опроверг мое заявление. – По закону лис имеет право убить кролика, так что заявление о самозащите не пройдет, если только вы не думали, что мистер Ллисъ собирается напасть на вас. Он спросил меня, считал ли я, что моя жизнь была в опасности, и мне пришлось признать, что нет, не считал. – Если бы миссис Кролик была вашей собственностью, – сказал Лэнс, отрывая взгляд от книжки под названием «Ваши права и закон», – то ваши действия можно было бы классифицировать как «защита собственности». – Но тогда ваша реакция должна была быть пропорциональной, – сказал детектив Стэнтон, – а я не уверен, что суд сочтет убийство пропорциональным ответом на угрозу убийства вашей домашней питомицы-крольчихи. – Констанция не была ничьей собственностью, – сказал я. Я продиктовал свое признание, подписал его и через три часа был обвинен в убийстве. Наутро второго дня до меня дошли новости из Муч Хемлока о Доке и Конни. Я прочитал о них в газете, которую мне принес Лэнс. Писали, что грандиозный пожар, спаливший Хемлок Тауэрс, стал «трагическим результатом череды недоразумений», и большинство газет рассматривали это с точки зрения «огромной потери для всех заинтересованных в сохранении архитектурного наследия», запоздало признавших Хемлок Тауэрс доселе нетронутым памятником. Сообщали, что «мирная и спокойная» сходка началась, когда у дома собрались сторонники лисов, желавшие провести бдение при свечах и проститься с уважаемым членом сообщества лисьих, который столько сделал, чтобы найти осуществимое решение кроличьего вопроса. Скорее всего, заявил представитель «Двуногих», вид стольких свечей напугал Кроликов, которые ответили «множеством враждебных действий». Из-за этого скорбящим пришлось уйти в безопасное место, а потом в результате «прискорбного стечения обстоятельств» дом случайно загорелся. «У нас имеется достоверная информация о том, что источник возгорания мог принадлежать самим Кроликам, – сообщил анонимный источник из «Две ноги – хорошо». – Они могли наполнять бутылки коктейлем Молотова и случайно поджечь его спичками. Точно сказать невозможно». Несмотря на отсутствие доказательств этого и наличие множества свидетельств обратного, никто не прикладывал особенных усилий, чтобы опровергнуть эти новости. Сообщения о людях в свинячьих масках тоже яростно отрицались, и, судя по всему, несколько несвоевременно сломавшихся машин заблокировали все подъезды к дому, из-за чего пожарные не смогли вовремя приехать на место. Они начали тушить пожар лишь тогда, когда тот совсем разгорелся и даже перекинулся на соседний дом, – хотя тот и стоял аж в сорока ярдах от Хемлок Тауэрс. Свидетельства местных жителей были скудны, поскольку большинство, судя по всему, смотрели последнюю серию «Холби Сити» и либо не знали, что начался пожар, либо видели его издалека и решили, что это просто «детишки балуются с костром». Меня не столько раздражали расхождения в фактах и утрата моего собственного дома, сколько то, что всем, похоже, было все равно. «Ехидный левак» сообщил о пожаре на шестой странице, но из-за недостатка фактов и из-за того, что Переселение занимало почти все пространство, выделенное под статьи про кроликов, о нападении на Хемлок Тауэрс позабыли менее чем через двадцать четыре часа. А вот про меня никто забывать не собирался. Ежедневное издание «Нейтральный Взгляд» назвало Мистера Ллисъа «любимым многими, уважаемым слугой народа и заслуженным героем войны», а «Чистая Правда»: – «преисполненным рвения и решимости лисом, без остатка посвятившим себя интеграции видов». Газета «Британец» пошла еще дальше, назвав его «истинным патриотом Британии, жестоко отнятым у отечества одним низменным выродком», а «Ладлоуский Горн» воспевал его как «неустанного борца за интересы кроликов». – Переселение, – сказал Найджел Сметвик, произнося речь на поминальной службе по мистеру Ллисъу, – не будет сорвано из-за трагической смерти хорошего друга и преданного слуги Ее Величества, единственной целью которого было помочь кроликам найти собственный дом, где они могли бы радоваться жизни и работать. В память об усердных трудах мистера Ллисъа мы ускорим сдачу проекта «Мегакрольчатник». Через месяц кроликов, не вызвавшихся переехать туда добровольно, начнут переселять силой. Уровень принуждения будет зависеть от их покорности. Вечером второго дня меня перевезли через дорогу, чтобы я мог ненадолго предстать перед Херефордширским мировым судом. Присутствие полиции было значительным, поскольку убийство Старшего Руководителя разгневало множество лепорифобов, как умеренных, так и отъявленных. Думаю, наименее оскорбительным выкриком в мой адрес было «шлюшка Нокси», но я слышал и другие, в основном грубо повторявшие граффити, намалеванное на двери моего гаража. Я признал свою вину в убийстве, и слушание по этому делу, а также по второму обвинению в интимной связи, было назначено на следующий месяц, чтобы стороны обвинения и защиты могли подготовить свои доводы в отношении приговора. Мне дважды пришлось обсудить процедуру суда с Лэнсом. Он сказал, что нам стоит попытаться найти кроликов на роль присяжных, но я объяснил ему, что, поскольку я уже признал свою вину, присяжные будут не нужны. Кроме того, кролики, не будучи людьми, все равно не могли ими быть. – Да, я понимаю, – сказал Лэнс, – но все равно считаю, что идея хорошая. А я могу кричать «протестую»? Всегда хотел это сделать. – А у вас есть против чего протестовать? – спросил я. Лэнс немного подумал. – Сегодня утром завтрак в гостинице был не очень. После часа бумажной волокиты меня отвезли в Леминстерскую тюрьму Ее Величества. Ехал я в маленьком фургоне с единственным окошком, которое находилось высоко и было сильно затонировано. По пути я мог разглядеть лишь кузовы высоких грузовиков, телеграфные столбы и опоры мостов, но не более того.