Она замерла и пристально посмотрела на меня, склонив голову набок. – Я все гадала, скажешь ты мне или нет. – Подожди, ты что… Ты знала? Она кивнула. – Мы знали, что ты опознаватель, и знали, что ты сделал. Но я сказала, что знаю тебя и что ты не такой уж и плохой. Что ты просто слабохарактерный… и тобой легко манипулировать. – Так, значит, наша дружба – это обман? Ты и правда подсадная крольчиха? – Нет, – ответила она, – никакого обмана. Все способны измениться к лучшему. Можно делать что-то плохое, а потом реабилитироваться, восстановить справедливость для себя и для тех, кому ты навредил. Я знала тебя до того, как ты насовершал ошибок, когда ты еще мог делать что хотел. Мне хочется верить, что частичка того Питера Нокса еще жива в тебе. Я уставился на нее, не зная, что и сказать. – Правда, я на тебя совсем не сержусь, – сказала она, поскольку я, очевидно, все еще не был убежден. – Мы знаем – ты говорил мистеру Ллисъу, что это не Дилан, и знаем, что твой протест отклонили. Ты мог бы сделать больше и думаешь, что все еще можешь. Ты можешь помочь нам, а мы, в свою очередь, можем помочь тебе. Это никакая не западня и не обман – это дружеское вмешательство. Ты понимаешь, что я пытаюсь сказать? – Что меня можно исправить? – Да, – сказала она, кладя лапу мне на руку, – тебя можно исправить. – Так значит, – сказал я, помолчав, – ты была готова убить мистера Ллисъа в кафе у церкви Всех Святых просто ради мести? – Нет, – сказала она, – нам ведь грозила ответная расправа. За убийство такого высокопоставленного лиса наказание для кролика было бы в десять раз выше обычного. Нет, я всего лишь хотела его заинтересовать. Повисла еще одна пауза. – Откуда ты все это знаешь? – спросил я. – Про меня, Дилана и про все остальное? Она улыбнулась. – Ты удивишься тому, сколько людей дружат с кроликами. И видишь это? Она указала на свои длинные, изящные уши, покрытые тончайшим и мягчайшим пушком. – Да? – Они не только для украшения. Кролик на прослушке Из кроличьего словаря: Хиффнифф. Прямой перевод – «постановление», но более правильным, хотя и многословным, будет «предложение приступить к совместным действиям, направленным на благо крольчатника». Однако, если поставить ударение на последнее «ф», значение изменится на «любая одежда, надетая на женщину в ночь девичника». Тогда я этого не знал, но пока я беседовал с Финклом и преподобной Банти, Пиппа с помощью Бобби благополучно добралась до Колонии № 1. Там она встретилась с Харви, но мне не довелось снова увидеть их, пока я сам не очутился в колонии в день Битвы за Мей Хилл. Мне предстояло стоять рядом с Конни и преподобной Банти и смотреть, как Пиппа и Харви покидают меня, пока вокруг падают артиллерийские снаряды и раздается резкий лай, визги и вопли взбудораженных лисов вперемешку с испуганными криками кроликов. Но все это ждало меня в будущем, и никто об этом пока не знал. Ну или, по крайней мере, я не знал. Ночью после разговора с Финклом и Банти я спал необычайно хорошо, и на следующее утро мой глаз, который еще прошлым днем был кроваво-красным, болел и видел очень смутно, почти зажил. Будучи в удивительно приподнятом настроении, я съел завтрак, принял доставку совы Финкла и ее передвижного вольера, а затем позвонил в отдел кадров Крольнадзора и сказал им, что «по личным причинам» буду временно работать неполный день. После этого я провел всю следующую неделю, притворяясь, будто у меня интрижка с Конни. Идея принадлежала ей, она хотела, чтобы мистер Ллисъ потратил на нас ценные ресурсы, которые иначе могли быть направлены на подготовку к Переселению. Я с радостью подыграл ей, ведь мне всегда нравилось проводить с ней время. В первый день мы встретились в вестибюле отеля «Зеленый Дракон» и сняли комнату. Там мы провели час, играя в Скрэббл, а потом, не особо скрываясь, ушли с разницей в десять минут. Потом мы несколько раз встречались во «Всех Святых» за ланчем, катались на электричке в Бирмингем, чтобы посмотреть на выставку работ Вильгельма Хаммерсхёя, а на следующий день я взял больничный и спрятался у себя в свободной комнате. Конни же тем временем отправила наши мобильные телефоны на «Кроличьем такси» аж в международный аэропорт Ливерпуль имени Джимми Тарбака. Она не сказала зачем, но я предположил, что она хочет создать впечатление, будто мы проводим разведку перед возможным побегом на остров Мэн. В тот вторник я даже попросил ее ходить по пятам за Стэнли Болдуином во время Блицкнига, где она показала немалый талант в расстановке книг на полках. Когда я приходил в офис – обычно по вечерам, – я проводил время в допросной номер один, читая роман «Мадам Бовари», который мне одолжила Конни. – Что-нибудь узнал? – спросил Адриан Куницын вечером шестого дня. Ко мне всегда приходил Куницын. – Пока ничего, – сказал я. – Старший Руководитель начинает терять терпение, – сказал Куницын. – Большой Кроличий Совет объявил, что колонии не станут переселяться, а эта ведьма Банти издала хиффнифф, говоря всем без исключения держаться, не переезжать и оказывать вежливое пассивное сопротивление всем, кто попытается их переселить. – Я слышал, – сказал я, – в новостях говорили. – Мистер Ллисъ и Сметвик последовали совету Генерального прокурора, и, поскольку из-за Закона о Переселении выселять их силой стало легально, передние зубы кроликов теперь приравнены к холодному оружию. «Владение зубами во время ареста» теперь равносильно «вооруженному сопротивлению», и нам позволено отвечать на такую угрозу применением любой силы, какую только сочтем необходимой. Даже превентивной. Так что передай это своим ушастым друзьям. Заявление было настолько откровенно несправедливым, что я не собирался его комментировать. – Я не могу повлиять на преподобную Банти, Кроличий Совет или любых других кроликов в колониях, – сказал я. – Если Конни попросит у меня какую-нибудь информацию или что-нибудь мне расскажет, я все вам передам. Уговор был такой. – Уговор был, что ты нам поможешь, – сказал Куницын, – а пока я не вижу… Он замолчал, когда дверь в допросную отворилась. Мое сердце ушло в пятки – внутрь вошел Старший Руководитель Ллисъ. Полагаю, мне следовало ожидать, что он будет подслушивать наш разговор, но до этого момента я не понимал, что был не просто одной из ниточек в расследовании, а самой главной из них. – Здравствуй, Питер, – сказал лис. – Слушайте, я делаю то, о чем вы меня попросили, – возможно, чересчур отчаянно защищаясь, сказал я. – Я знаю, знаю, – сказал мистер Ллисъ, как будто утешая. – Я здесь не для того, чтобы угрожать. Твой глаз останется на месте. А затем он сел и долго сверлил меня немигающим взглядом, пока я беспокойно ерзал на стуле. Я рассказал ему о своей встрече с Финклом и через четыре часа после нее с преподобной Банти, чем хотя бы на пару дней завоевал доверие. – Прошла почти неделя, – наконец сказал он, – и все это время ты очень сильно осложнял работу моих ребят. – Я делаю, что могу. Если Конни ничего мне не говорит, то и рассказать мне нечего. Несмотря на мою внешнюю робость, которую я преувеличивал по совету Конни, я на самом деле ощущал себя немного храбрее, наверное, потому что чувствовал – я еще нужен лису. Мистер Ллисъ открыл пасть, выковырял из зубов хрящик, посмотрел на него, а затем сказал: – Чья это была идея, отправить ваши мобильные телефоны на такси в аэропорт? – Конни. – Кролики тебя просили что-нибудь для них сделать? – Нет. – Ты слышал что-нибудь, что показалось тебе полезным? – Нет. – Тогда нам придется повысить ставки. Ты сегодня еще увидишься с Кроликами? – Почти наверняка. Док сегодня впервые заседает в приходском совете, и они пригласили меня на обед после этого. – Идеально. Я хочу, чтобы ты надел прослушивающее устройство. Спроси у них о Банти, о Переселении, о Финкле, об АгПоК – обо всем, что можешь. Я хочу слышать, что они говорят, понять их настрой. Расспроси их, и я также хочу услышать, что ты прикладываешь хоть какие-то усилия, чтобы нам помочь. А то мне кажется, что ты совсем не стараешься. – Я… хочу что-нибудь получить взамен, – сказал я, беспокойно почесывая свой нос. – Если они узнают, что на мне прослушка, то они могут сделать со мной то же, что сделали с Тоби, только при этом уже не вернуть «в целости и сохранности». – Мы тебя слушаем, – сказал Куницын. – Моя дочь сейчас находится в Колонии № 1, которую осаждают «Две ноги – хорошо» и сотрудники Крольнадзора. Я хочу, чтобы ей и одному безымянному кролику дали беспрепятственно уйти на остров Мэн. Мистер Ллисъ улыбнулся. – Хорошо, – сказал он, – договорились. Пиппа Нокс плюс один кролик. Записывай, Куница. Я услышал, как Куницын бормочет себе под нос: – Ку-ни-цын, сто раз уже говорил. Я даже не сомневался, что мистер Ллисъ и когтем не пошевелит, чтобы помочь Пиппе или ее любимому кролику. Для него моя дочь уже перешла на сторону другого вида, и относиться к ней следовало соответствующе. Я попросил его лишь по одной причине – чтобы он не думал, что я надену прослушку просто так. Мистер Ллисъ обошел стол и сделал вид, что хочет пожать мне руку, но вместо этого схватил меня за голову и больно ударил ею о стол. Затем, помедлив, он сделал это еще раз, сильнее, а потом еще, и снова сильнее. Я почувствовал, как у меня сломался один зуб. – Черт, – сказал я, – это очень больно. – Первый раз был для того, чтобы ты понял, – сказал он, – если обманешь меня, я найду тебя, где бы ты ни был, и выцарапаю и съем твой глаз, как и обещал. Второй раз был за то, что ты предал собственный вид. – А третий? – спросил я. – А третий, – сказал он, наклоняясь поближе, чтобы прошептать мне на ухо, – просто ради удовольствия.