Я забрел во Дворец Творческой Радости, который на самом деле представлял собой один из заводов, где вскоре кролики должны были начать собирать вакуумные пылесосы, микроволновки, кухонное оборудование и автомобильные двигатели. Таких зданий было четыре, все они огромные, и в тот момент подрядчики из Крольтруда были заняты установкой передвижных конвейерных лент. Я всюду видел камеры видеонаблюдения и знал, что одно лишь это заставило бы кроликов отказаться от переселения. В колониях не было ни единой камеры. Кролики терпеть не могли, когда за ними наблюдали. Я вдруг остро почувствовал, что, несмотря на все планирование, вложенные деньги и усилия, ни один кролик никогда сюда не переселится. По крайней мере, добровольно. Я вышел из Дворца Творческой Радости и пошел в молельню Лаго, стоявшую напротив. Внутри круглого здания располагалось шесть уровней сидений, окружавших центральную площадку. Над ней в крыше располагался большой круглый фонарь, через который внутрь проникал естественный свет. Я какое-то время постоял там, поскольку никогда прежде не был в подобном месте, потом снова вышел наружу и огляделся. За административными постройками, заводскими цехами и большими многоязычными колл-центрами земля простиралась до крутых холмов, находившихся вдалеке на расстоянии четырех или пяти миль. Я видел ограждавший комплекс забор, плавно очерчивавший контуры земли, и речку, струившуюся из-за холмов по узкому ущелью, и на вид плодородные земледельческие угодья, расчерченные изгородями, и живописные рощицы, и множество отдельно стоящих дубков, украшавших пейзаж. Место, я должен был признать, было очень красивым. Хорошая почва, приятный климат. Если бы не гнетущее чувство неволи, кролики могли бы захотеть здесь жить. – Здравствуйте! – сказала юная девушка – одна из клонов Пандоры Пандоры, одетая во все черное, с напористым, болтливо-дружелюбным настроем. – Меня зовут мисс Робинс. Хотите посмотреть на норки? – Давайте, – сказал я. Мы пошли по одной из подъездных дорожек, и мисс Робинс тем временем расписывала мне все особенности этого комплекса. Как здесь красиво, чисто, много места, где можно побродить, а по периметру даже идет шестнадцатимильная дорожка для утренних прыжков и для того, чтобы бета-самцы могли «спустить пар после неизбежных разочарований в брачный сезон». Мы остановились там, где из земли выступала бетонная труба диаметром в шесть футов с трафаретной надписью «Участок 87Д». Она повела меня под землю по ступенькам, но скоро туннель выровнялся, и примерно через пятьдесят футов он резко повернул направо. – Несмотря на то что под Очеловечивание не попал ни один хорек, – сказала мисс Робинс, – кролики все равно предпочитают делать в своих норах изгибы для защиты. Пока мы шли, я заметил, что примерно через каждые десять футов в стену бетонной трубы были встроены обшитые панелями деревянные двери с ручками, бронзовым дверным молотком и щелью для почты. Мы остановились напротив двери с надписью «87Д-237», и, открыв ее, я обнаружил, что она ведет в никуда. Передо мной была стена мягкой земли с заметным отпечатком обратной стороны двери на ней. – Кролики любят сами выкапывать свои жилища, – пояснила мисс Робинс, и я закрыл дверь. – Здесь, должно быть, много дверей, – сказал я. – Да, – сказала мисс Робинс, вдруг поскучнев, – тысячи. Мы обошли противохорьковый изгиб и увидели перед собой длинный коридор с дверьми по обе стороны. А еще мы застали врасплох Харви, слух которого, как я подумал позже, наверное, сильно пострадал. Он смотрел в одну из вентиляционных решеток, которые располагались в стене туннеля над телефонной розеткой, почтовым ящиком и Wi-Fi точкой. – Очень интересно, – сказал он, пряча под плащ что-то похожее на камеру. Я шел впереди, поэтому мисс Робинс этого не заметила. – Ой! – сказала она, опешив от его внешнего вида. Я сказал ей, кто он, и что он ненавидит кроликов чуть ли не больше, чем любой, кого я знаю. Она пожала ему лапу, но постаралась объяснить, что работает здесь, потому что это всего лишь работа, а не потому, что она лепорифоб. – Я вам верю, – двусмысленно сказал Безухий Харви и присоединился к нам. Мы посмотрели коммунальные кухни, комнаты для отдыха, игр и ясли. Затем мы вернулись обратно к входу и заморгали, выйдя на яркое солнце. Почти сразу же мы заметили какое-то оживление поблизости, там, где мистер Ллисъ разговаривал с Куницыным и заведующей сектором Флемминг. – …когда ты об этом узнал, Куница? – спросил Ллисъ. – Только что, и правильно говорить «Куницын». Тогда лис заметил нашу небольшую группу. – Ты! – сказал Старший Руководитель, тыкая лапой в нашем направлении. – У тебя охрененно большие неприятности. Похоже, мы попались, и, думаю, Харви тоже это понял, поскольку я услышал негромкий «пук», и он обкакался[57]. Если мистер Ллисъ выяснил, что Харви – не Безухий, то Старший Руководитель своими же руками будет пытать его и убьет, причем, наверное, прямо у нас на глазах. Но, к моему стыду, думал я не об этом. Я думал, что они разузнают и о моей причастности, ведь я поручился за Харви, чтобы его пропустили. Но все пошло несколько не так, как ожидалось. Когда лис, куница и человек подошли ближе, я понял, что их гнев был направлен не на Безухого Харви… а на меня. – Все верно, Нокс, – сказал Куницын, когда они меня окружили. – Мы слышали о твоей непристойной и неестественной интрижке с соседкой-крольчихой. Директива Крольнадзора 68/5б запрещает подобное. Ты отстранен от работы, и твой допуск будет аннулирован вплоть до окончания внутреннего расследования. – Ну и ну, – усмехаясь, сказал мистер Ллисъ. – Я знаю, что просил тебя втереться к ним поглубже в доверие, но это точно не то, что я имел в виду. In partibus lagomorphium, а? Впрочем, – с улыбкой прибавил он, – в тех, кто осмеливается угрожать лису складным ножом, что-то есть[58]. И он повернулся к Куницыну. – Куница, пусть Нокс возвращается в офис и доложит обо всем. Выудите из него правду, но осторожно – Нокс остается ценным сотрудником, и было бы неплохо его перевоспитать. – Конечно, – сказал Куницын, – но моя фамилия – Ку… – Итак, Тамара, – сказал мистер Ллисъ, бесцеремонно прерывая Куницына и галантно беря мисс Робинс под руку, – давно ли вы работаете на Крольнадзор? – Откуда вы знаете, как меня зовут? – Дорогая моя, – сказал он, – разве вас не всех зовут Тамара? – Лично мне, – сказал Куницын, обращаясь ко мне, – совершенно по барабану, чем ты занимаешься в свободное время, но правила есть правила. Безухий, найди машину и отвези Нокса обратно в Херефордский офис. Я вернусь через пару часов. И, на всякий случай, никаких звонков, никаких посетителей, никаких адвокатов. – Почему я? – сказал Харви, не выходя из роли. – Делай, что тебе говорят, – сказал Куницын, и Харви, пожав плечами, мотнул головой, говоря мне следовать за ним. – Тьфу ты ну ты, – сказал он, когда мы благополучно отошли подальше. – Все пошло не по плану. Я едва провел внутри час. Ну да ладно. Он взглянул на меня. – Ты хочешь знать, что происходит, верно? – Нет, – сказал я, – я не хочу знать, что происходит. Я ничего не видел, я ничего не знаю, и, насколько мне известно, отныне и навеки ты и есть Безухий АЙ-002. – Пожалуй, это мудро, – сказал Харви. Мы пошли туда, где была припаркована машина Безухого – тот же самый «Эльдорадо» из семидесятых, в котором мы сидели во время операции в Росс-он-Уай. Я попытался было спросить Харви, как здесь оказалась эта машина, но он заставил меня замолчать, достал ключи, лежавшие спрятанными на заднем колесе, разблокировал двери и сказал мне садиться назад. Затем он завел машину и задом выехал со стоянки. Он ехал довольно быстро – для кролика, – но я не хотел ничего у него спрашивать, потому что не хотел ничего знать. Я хотел уволиться, пойти домой и посвятить жизнь Скоростному Библиотекарству – жизненный выбор, который я сделал официальным, присвоив ему код 12–345. Мы выехали на главную дорогу по направлению к Херефорду, еще больше ускорились, и, как только трасса спереди и сзади оказалась пустой, Харви резко выкрутил руль вправо. Машина вильнула и съехала с дороги. Я услышал и почувствовал двойной удар, когда колеса переехали обочину, а затем стало тихо, и машина ровно полетела по воздуху. Насыпь за пределами дороги была довольно крутой, и я видел, как мусор и остатки фастфуда, разбросанные по салону, вдруг словно очутились в невесомости, в то время как мы на миг изящно вошли в свободное падение. Оно завершилось глухим ударом, от которого у меня клацнули зубы, треском ломающегося дерева и негромким хрустом, какой издают лобовые стекла, когда бьются. Меня резко бросило вперед; повиснув на ремне безопасности, я отскочил обратно, ударился о стойку двери, и у меня в глазах почернело. Машина и арест Девяносто семь процентов всего кроличьего интернет-трафика приходились на сообщение между колониями. Внутри же крольчатника и норы почти все разговоры и сплетни передавались из уст в уста, и недавний опрос показал, что из-за крайней любви кроликов к сплетням новости и мнения разлетались по колонии быстрее, чем по широкополосной сети, и намного веселее. Я пришел в себя с нестерпимой головной болью, привкусом крови во рту и жгучим запахом гари в носу. Машина приземлилась на колеса и развернулась в сторону крутой, поросшей кустами насыпи. Выгоревший «Эльдорадо», отчасти разобранный туристами на сувениры, оставался там еще десять лет, пока его не изъяли и не включили в экспозицию Музея Очеловечивания, расположившегося в переоборудованном здании приемного центра Мегакрольчатника. Я часто посещал это место, водя экскурсии после публикации моей книги, через восемь лет после битвы за Мей Хилл. Лобовое стекло исчезло, а капот машины был смят почти до торпеды большим деревом, которое при столкновении пострадало гораздо меньше нас. Из-под капота шел дым. Я выглянул в окно со своей стороны и увидел, что машина приземлилась на пастбище – три голштинские коровы смотрели на нас с видом крайнего безразличия, продолжая торжественно жевать жвачку. Харви был в сознании. У него не получалось открыть дверь, поэтому он лег на спину на передние сиденья и дал двери могучий пинок своими мощными задними лапами. Дверь слетела с петель и приземлилась в двадцати ярдах от нас. – Что произошло? – сказал я, но Харви лишь мельком посмотрел на меня, обошел машину и открыл багажник. – Вылезай, – сказал он, – пора. Он говорил не со мной. Он говорил с другим кроликом, который вылез из багажника. Он был одет точно так же и, как и Харви, был без ушей. Но, в отличие от Харви, чьи уши были отрезаны недавно – теперь я увидел наложенные швы и нитку, – его раны уже давно зажили. Это был Безухий. – Планы поменялись? – сказал Безухий на удивление смиренным тоном. – Восемь часов же еще не прошло. – Произошла непредвиденная заминка, – сказал Харви, – но сделка есть сделка. Вокруг смятого капота уже плясали заметные язычки пламени, но я, думаю, был слишком потрясен таким поворотом событий и не осознавал, в какой опасности оказался. Пока я наблюдал за всем с заднего сиденья, Безухий забрался в машину и сел за руль. – Они у тебя? – спросил он. – Вот, – сказал Харви и передал ему что-то, похожее на два коротких, иссохших свитка, перевязанных красной ленточкой. Безухий с величайшим трепетом принял их и крепко прижал к туловищу. – Властью, данной мне преподобной Банти, – сказал Харви, – и в соответствии с дарованной тебе индульгенцией, именем и духом Лаго, Великой Прародительницы, я объявляю твои смертные грехи искупленными. Ты направляешься к своей создательнице таким же непорочным и целым, как и круг доверия, что соединяет нас всех. Круг, забравший нашу спасительницу и связавший всех кроликов нерушимыми узами[59]. Я видел, как Безухий глубоко вдохнул и склонил голову, а Харви начертал на его лбу символ круга. Языки пламени уже поднимались довольно высоко. Харви снова поклонился, шагнул назад, прокашлялся и посмотрел на меня. – Ты остаешься, что ли? Я быстро пришел в чувство и выкарабкался из машины, с облегчением отметив, что все мои кости целы, не считая лишь вывихнутой коленки. – А он остается? – спросил я. – Он нашел покой, – сказал Харви, – и стал целым. Сейчас мне нужно уходить, но мы с тобой еще встретимся, в том месте и в то время, когда преподобная Банти завершит круг. – Откуда ты знаешь, что я буду там? – спросил я. – Потому что Банти это предвидела. Она все предвидит. Когда почувствуешь, что пришло нужное время, скажи Пиппе, что между нами все было по-настоящему. Если она сможет любить наполовину кролика, то она знает, где меня найти. Тогда он начертал над моей головой круг доверия, улыбнулся и исчез по ту сторону поля, преодолев его за несколько быстрых прыжков, каждый длиной ярдов двадцать. Я собирался спросить его, что за свитки он передал Безухому, но, думаю, это было довольно-таки очевидно. То были уши Безухого. Я снова повернулся к «Эльдорадо», который уже был охвачен огнем. Расплавленный пластик стекал с моторного отсека подобно маленьким дымящимся огненным каплям, и краска на капоте сворачивалась от жара. – Я всегда знал, что когда-нибудь найдется кролик, которого я не смогу переубедить, – сказал Безухий, глядя прямо перед собой, – и что всегда найдется тот, кто сможет переубедить меня. Но всему приходит конец. Я поднял одну руку, чтобы заслонить лицо от жара, и шагнул вперед, протягивая ему вторую. – Иди сюда, ко мне, – сказал я, – ты не должен этого делать. Он улыбнулся, и пламя стало лизать его мех. В воздухе запахло паленой шерстью. Дуглас АЙ-002 повернулся ко мне и криво улыбнулся.