– Нет, – соврал я, – всего лишь младший бухгалтер. Я, эмм… приношу мистеру Ллисъу его наличку. – Странно, – сказала она. – Я думала ты опознаватель. Ты узнал меня еще в первый раз, в библиотеке, хотя, я думаю, ты притворялся, что не узнал. Она сказала это, склонив голову набок и внимательно глядя мне прямо в глаза. – Младший бухгалтер, – повторил я. – Что ж, кто-то же должен выполнять эту работу. Мы бодаемся только с головным офисом, Найджелом Сметвиком и региональным Лисом, а не с рядовыми сотрудниками, которые пытаются заработать на пропитание своим семьям. – Ну, – сказал я, – это хорошо. Ты не думаешь, что тебе не стоило так угрожать мистеру Ллисъу? – продолжил я, желая уйти от темы. Она пожала плечами. – Не знаю, но если позволять всяким лисам, политикам, СМИ, интернет-площадкам, да и вообще кому угодно безнаказанно вести себя как им заблагорассудится, то это дает им смелость на еще более вызывающие поступки. И потом, он знал, что я бы не причинила ему вреда. Убей я его, я бы погубила всех своих близких. Нет, я лишь хотела дать ему понять, что я о нем думаю. – Невероятно, что люди нашли в них союзников, – сказал я. – До Очеловечивания мы охотились на них верхом на лошадях и отстреливали на месте. – Какая жалость, что вы больше этого не делаете, – сказала она. – Сработал бы принцип «враг моего врага, наверное, мой друг». А теперь, – прибавила она, крутанувшись передо мной на месте прямо в прихожей, – что ты думаешь? Я не знал, о чем она говорит: о своей фигуре, одежде или манере поведения в целом. Все они были, пожалуй, идеальны. Я замялся на секунду, и она мне подсказала. – Прикид от Стеллы Кролик. Называется «Ушастая Чика», – сказала она, указывая на одежду. – Очень модный сейчас. Микс стиля из ранних произведений Беатрис Поттер и практичности, да еще и из стретч-ткани, чтобы не мешать прыжкам. – Очень красиво, – сказал я, не понимая, почему она оказалась в моей прихожей, но очень этому радуясь. Последовала пауза. – Вообще-то, – сказала она, – я пришла попросить тебя об услуге, но если сейчас неподходящее время, то я могу уйти. – Н-нет, – наверное, слишком быстро сказал я. – В смысле, нет, все в порядке, правда. Я как раз думал, чем заняться вечером. По телику всегда идет «Катастрофа», но сериал испортился с тех пор, как ушла Бренда Фрикер. – Это же было несколько лет назад, – сказала Конни. – Ты правда все это время смотрел его и надеялся, что станет лучше? – Нет, – сказал я. – Ну, может быть, временами. Пожалуйста, проходи. Я провел ее в гостиную, и она развалилась на диване. – Милые занавески, – сказала она, вытягиваясь и кладя задние лапы на подлокотник. – На наших, кстати, нет никаких морковных орнаментов, это все байки. Как если бы вы украшали свои сэндвичами с беконом. Несколько секунд мы оба сидели молча. – Ты ведь не возражаешь, что я заскочила, правда? – спросила она, мигая своими большими глазами. – У меня не так много друзей в поселке, будь то кролики или кто еще, и мне всегда казалось, что мы с тобой ладили. Ну, ты знаешь, раньше. Последовала пауза, и чтобы заполнить ее, я спросил, не хочет ли она выпить. – Я уж думала, ты не спросишь. Есть бренди из одуванчиков? – Только сегодня друг одолжил бутылочку. Я налил по чуть-чуть в стопки, остановился, а потом налил еще. – Бобби сказала, что Док уехал на Ближний Восток на задание, – бросил я через плечо. – Да, – сказала она, – что-то насчет безопасности, но я не спрашивала. Про его работу лучше не знать подробностей. Я сказал ей, что понимаю, и передал ей напиток. – Пей до дна, – сказал я. – Вздрогнем до хвоста. Я потягивал бренди маленькими глоточками, но она свою стопку опрокинула зараз. – Хмм, – сказала она, – очень недурно. На мой вкус чересчур отдает котенком, но пробирает на ура. Эй, в этом доме по второй наливают? Мы оба рассмеялись, хотя было не смешно, и я пошел налить ей вторую. – Так с чем ты хотела, чтобы я тебе помог, Конни? Она достала из своей сумки два сценария. – У меня прослушивание в понедельник, и я хотела попросить: ты не мог бы порепетировать со мной несколько сцен? – Конечно, – сказал я и сел рядом с ней. – Но я не актер. – Все мы актеры, – сказала Конни. – Наши истинные чувства и желания скрываются за масками, вырезанными по лекалам принятых общественных норм. Разве ты не согласен? Не дожидаясь моего ответа, она передала мне один из сценариев. – Тебе не придется играть. Чтобы войти в образ, мне нужен партнер, который будет зачитывать другие реплики. Вот сцена, которую я хочу отрепетировать, – прибавила она, кладя свою теплую лапку на мою руку и придвигаясь поближе. – Я – коварная роковая крольчиха, пытающаяся обворожить одну мелкую сошку, чтобы он убил моего мужа на дуэли. Я сама это написала. – Ух ты, – сказал я, – триллер? – Мелодрама. Мы очень стайные создания, проводящие всю жизнь в тесном сообществе, из-за чего в нас зародилось такое сильное влечение к семейной драме. Последний ремейк «Пампушат» длился три часа и был похож на смесь «Беспокойных соседей», «Амадея» и «Форсажа». – Звучит сложно. – Не для нас. В нашей версии «Комедии ошибок» – девять шестерок близнецов. Так намного веселее. Шекспир тут сильно прогадал. – А кролики, похоже, во всем отрываются на полную катушку. – Согласна. Нам нравится пользоваться и тем, что мы кролики, и тем, что мы отчасти люди. – Это чем, например? – Речь – суперполезная штука, а также разум, свобода воли и абстрактное мышление. Способность понимать литературу, музыку и художественные искусства тоже очень классная. Нам особенно нравятся фильмы Барбары Хепуорт и Престона Стерджеса, а еще все те, где играют Джимми Стюарт или Мэгги Смит. Она прикусила губу и подумала еще немного. – Но есть и отрицательные стороны: осознание собственной смертности – вот очень печалит, эдакий колоссальный спойлер всей жизни. Да и к вашей враждебности с чувством беспочвенной ненависти тоже нужно привыкать. И все это кажется таким, ну, бессмысленным, пустой тратой духа, особенно если подумать, чего вы могли бы достичь, будь вы чуточку более сплоченными и целеустремленными. Несколько секунд она молчала. – Но, как ни странно, чувство, противоположное ненависти, смягчает это ощущение напрасности. Будучи просто кроликами, мы очень много занимались сексом – да и сейчас продолжаем, – но все выходит на совершенно новый уровень, когда в дело вступает любовь. Это похоже… Я даже не знаю… Словно всю свою жизнь ты слушал лишь неумелые попытки шестилетнего ребенка насвистеть мелодии из «Мэри Поппинс», а затем вдруг услышал музыку Пуччини. – Это действительно здорово, – согласился я, – но лишь в том случае, если твой возлюбленный любит тебя в ответ. – Верно, – сказала она, – и любовь часто застает нас врасплох, проявляясь самым противоречивым и произвольным образом. По мере того как она говорила, ее голос становился все тише. Я заерзал на диване. – Скажу честно, – сказала она, пристально глядя мне в глаза. – С первой секунды, когда я увидела тебя, я знала, что мы будем вместе, каким бы безумием это ни было. Что любовь преодолеет все преграды. Что она всегда преодолевает их. Я смотрел на нее, не веря своим ушам. Много лет назад я тоже это чувствовал, впрочем, как и сейчас. Всегда. И стоило мне задуматься, как правильно целовать крольчиху – да и целуются ли кролики вообще, – она вдруг взяла себя в руки и резковато сказала: – Реплика. – Прости, что? – Твоя реплика. В сценарии. – Ой, – сказал я и, чуть ли не паникуя, посмотрел вниз, а затем просто прочитал первую увиденную строчку. – Я беременна от твоего дяди, – сказал я, – и, похоже, у меня будет восьмерня. – Думаю, мы пропустили страницу, – пробормотала она, взяв мои листки, перевернув один и постучав по первой строчке. – Вот отсюда. – Ты очень красивая, – сказал я, – но у нас ничего не получится. – Да, ты так говоришь, – сказала она, – но от твоего внимания наверняка не ускользнуло, что между нами что-то есть, что-то сильнее нас обоих – взаимное влечение, которое выходит за рамки надоедливых норм повседневной жизни. Я ничего не сказал, и она моргнула. – Я не знаю, что сказать, – сказал я. – Скажи то, что чувствуешь, – прошептала она, закрыв глаза и наклонившись вперед. – Нет, – сказал я, – я и правда не знаю, что дальше говорить. Кажется, в твоем принтере закончился картридж.