– Не знаю, зачем вы мне все это говорите, – сказал я. – Почему бы вам не обсудить это с Кроликами? Они, казалось, слегка опешили. – А зачем? Если ты справишься со своей задачей и убедишь их в том, что Кроличий Брекзит выгоден обеим сторонам, проблема будет решена. Ты уже упоминал, что мы заплатим? – Пока нет. – Ну так не тяни резину. Погоди секунду, а что это за неровность на твоем газоне? Я уже заметил ее раньше – в моем саду в десяти футах от общего забора с Хемлок Тауэрс появилось небольшое углубление. – Она тут уже давно, – соврал я. – Осталась от декоративного пруда. – Ах, люблю я декоративные пруды, – сказал Виктор. – Они успокаивают. Позволяют отвлечься от тягот жизни. Мне стало интересно, с какими такими тяготами приходилось мириться Виктору Маллету. Хорошая пенсия, завидное социальное положение, покладистая жена, которая готовила, стирала и убирала, и, как поговаривали сплетники, любовница на стороне где-то в Боблстоке. – Да, – продолжал он, – жизнь бывает трудна, но, слава Богу, у меня хватает силы и смирения, чтобы выстоять. Кстати, ты не видел Тоби? Он не пришел в церковь, и бабуле Маллет пришлось читать проповедь о прощении и терпимости в одиночку. Я сказал, что не видел его. Они в последний раз уставились на Конни в ее откровенном бикини, затем недовольно фыркнули и ушли. Как только они исчезли, ко мне вразвалочку подошел Док. – Какие-то проблемы? – спросил он. Я решил не говорить об их высказываниях о Конни и поэтому повторил их претензии о вскапывании газона. – Думаю, ты согласишься, – сказал Док, – что ровные ряды свежих овощей, жерди, оплетенные изящным зеленым вьюном, мини-теплицы, запотевшие от утренней росы, мешочки с семенами, высаженные в рассыпчатую землю и помеченные маленькими табличками, и все это в идеально прополотом состоянии, привлечет судей своим простым изяществом. Нет ничего прекраснее овощей, Пит. Утонченность, слившаяся воедино со съедобностью, форма, соединившаяся с функцией. Только представь, – сказал он, прикрыв глаза, – упругая кожица созревшего кабачка; грубая текстура выкопанной картошки; обнадеживающий, но при этом почему-то печальный хруст рвущегося корня, который мы слышим, вытаскивая морковку. – Я кивнул, но он еще не закончил. – Стук яблока, упавшего с дерева на мшистую землю; цвет горошин в стручках, созревших и уже готовых вскрыться. Ворсистая внутренняя поверхность бобового стручка; то, как капли дождя ложатся на созревающий кочан капусты. Он глубоко вздохнул и с улыбкой повернулся ко мне. – Ладно, я закончил. – Я согласен с тобой насчет овощей, – сказал я. – Только жители очень серьезно относятся к конкурсу. За тридцать шесть лет мы получили лишь одну близкую к «Спик и Спан» награду – премию «За заслуги» в 1997 году за глицинии миссис Понсонби. И то, мне кажется, нам ее дали, просто чтобы позлить деревню Мансел Лейси. И посмотри, что это такое? Я указал на впадину на траве с моей стороны изгороди, и он перескочил через изгородь, чтобы повнимательнее посмотреть. – Грунт осел, – сказал он, постучав задней лапой по негодной ямке. – Водой вымыло, наверное. – Под нами гравий, – сказал я, – так что не думаю, что дело в этом. Да и ограда вон, похоже, слегка покосилась. Я указал на одну из секций ограды, упавшей из-за перекоса. Она находилась прямиком на линии между ямкой и домом Кроликов. – Я не понял, ты это на что намекаешь? – сказал Док, выпрямляясь во весь рост. – Ты думаешь это мы виноваты? Давай говори честно. Мы предпочитаем быть в таких вещах откровенными. – Я думал… может быть, вы копаете? Док показал мне свои лапы. Его ногти были в очень хорошем состоянии. – Я похож на копателя? – Я всего лишь пытаюсь помочь вам, – сказал я. – Жители только и ищут повод, чтобы пожаловаться. – Пусть жалуются, – сказал он. – И давай кое-что проясним: мы никуда не съедем, Питер. Только лис или пистолет смогут выгнать нас отсюда. – Лис? – спросил я. – Где? – сказал Док, беспокойно заозиравшись по сторонам. – Нет, я спрашиваю: ты видел в деревне лиса? – сказал я, внезапно встревожившись, что Старший Руководитель мог заинтересоваться Доком и Конни еще сильнее. – Не видел, не слышал, не чуял, – сказал Док. – Они сменили лосьон «Хай-каратэ» на «Олд Спайс», когда мы поняли, что они маскируют им свой запах. Хитрые ребята, всегда на шаг впереди. И мы оба ненадолго замолчали. – Что ж, – наконец сказал я, – вы вправе жить там, где пожелаете. Только не говорите никому, что я это сказал. И, пожалуйста, ради всего святого, будьте осторожны. – Кролики рождаются осторожными, – сказал Док, похлопывая меня по спине, – это наше преимущество. Ну а еще большой размер потомства, раннее половое созревание, короткий период беременности и удачное положение в экосистеме. Он вынул свои карманные часы и посмотрел на них. – Ну надо же, – сказал он. – Крикет уже начался. Что может быть лучше трескучего удара кожаного мяча о ивовую биту, чтобы завершить воскресенье? Стартовый состав кроличьей сборной против клуба Марилебона, матч будет что надо. – Я думал, тебе не нравятся гладиаторские состязания? – сказал я. – В крикете даже близко нет ничего гладиаторского, – усмехнувшись, сказал он. – Это искусство, а не спорт. Ладно, увидимся. И он одним прыжком перемахнул через изгородь в собственный сад, а затем влетел в свой дом через открытое окно. Раздался грохот – он приземлился на что-то тяжелое, – затем нецензурная брань и что-то вроде: «Какой дурак поставил здесь этот стол?», после чего я услышал, как Конни ответила: «Ты». Закончив стричь газон, я вошел в дом, желая рассказать Пиппе о Маллетах, но она тем временем столкнулась с кое-чем необычным. – Что ты об этом думаешь? – спросила она, протягивая мне телефон. – Я потеряла свой мобильник, и вот что мне отвечают, когда я на него звоню. Я внимательно прислушался к доносившимся из трубки негромким повизгиваниям и фырканью, изредка прерываемым коротким шипением. – Похоже на кроличий, – сказал я. – Тебе стоит попросить Бобби перевести. – Знаю, – сказала Пиппа. – Я уже ее позвала. Вот, наверное, и она. И действительно, снаружи раздались мерные удары, которые приближались к нам. Верная кроличьим привычкам – они считали двери не способом уединиться, а средством от сквозняков, – Бобби проскакала прямиком в нашу кухню. – Доброе утро, мистер Нокс, – широко улыбаясь, сказала она. Ночные гуляния на нее явно никак не повлияли. – Привет, Пип. В чем дело? Пиппа передала Бобби телефон, та несколько секунд внимательно слушала, а затем разразилась визгливым хохотом. – Что смешного? – спросил я. – Кто-то читает «Мадам Бовари» вслух, – сказала Бобби. – Сейчас у кроликов в моде французская литература, и телефоны часто воруют, чтобы помочь кроликам на производстве развеять скуку, дав им послушать шедевры Флобера. В конце читающий скажет, что, если вам понравилось, вы можете пожертвовать ему один фунт. В колониях чем только ни занимаются, чтобы заработать денег. А «Мадам Бовари» – один из любимых романов. Пикантный такой – знаете, из Эммы получилась бы неплохая крольчиха. Ну и, самое главное, это просто бесит АКроПаСК – они терпеть не могут не британскую литературу. – Хорошо, – сказал я, – но что нам делать с телефоном Пиппы? – Просто сообщите своему провайдеру. Они скоро их отключат. Погодите секунду. Что-то привлекло ее внимание, и она прислушалась к телефону. Ее уши дернулись, и она поморщилась. – Ух ты, – сказала она. – Родольф оставил письмо в корзине абрикосов. Любит? Не любит? Сойдутся? Не сойдутся? Ах… черт. Как неожиданно. Она нажала «Повесить» и вернула трубку. – Флобер никогда не надоедает, верно? Надеюсь, что они не звонили с вашего мобильника в другие колонии. У кроликов куча родственников, и они очень любят поболтать. Она огляделась, затем ловко почесала ухо левой задней лапой, удерживая при этом равновесие на правой. – Чую запах кофе, – сказала Бобби. – Можно попросить чашечку? Я налил ей кофе, а Пиппа тем временем позвонила в службу поддержки «Водафона». Там очень заинтересовались, когда она объяснила, что в деле замешаны кролики. – Меня соединяют с отделом по борьбе с мошенничеством, – прошептала она, прикрыв телефон рукой. – Ты не хочешь еще раз встретиться с Харви? – спросила Бобби у Пиппы, когда отпила глоток своего кофе. – А то вы с ним вчера так хорошо поладили. Пиппа быстро взглянула на меня, а затем грозно уставилась на Бобби. Та сказала: – Упс, – и ее уши упали ей на спину с едва слышным хлопком. – Какой у вас интересный ремонт, мистер Нокс, – сказала Бобби, оглядывая нашу ничем не примечательную кухню, чтобы отвлечь меня от ее последних слов. – Вы сами подбирали дизайн или этим занималась ваша жена, которая бросила вас, потому что вы скучный? – Не пойми меня неправильно, – сказал я, – но, если ты хочешь жить среди людей, ты должна понять, что нас злит или расстраивает. Говорить, что моя жена бросила меня, потому что я скучный, – это просто… грубо. – У вашего прапрадедушки была шапка из моего прапрадедушки, – сказала она. – Это тоже вежливостью не назвать. А еще невежливо отказывать нам в гражданстве, хотя кролики живут в этих землях со времен Римской империи. Это был хороший аргумент. Я происходил от выходцев из Мальты, а мама Пиппы была полькой. Бобби, наверное, была более коренной британкой, чем все, кого я знал. Даже Маллеты происходили от семьи де Мале, прибывшей сюда из Франции в четырнадцатом веке. – Что ж, хорошо, – сказала Пиппа. Судя по всему, разговор со службой поддержки почти завершился. – Я буду ждать вашего звонка. – Ладушки, – сказала Бобби, собираясь уходить. – Я поскакала. Забежишь к нам попозже, ладно, Пип? Пиппа сказала, что зайдет, и Бобби махнула из кухни, пролетела через прихожую и очутилась снаружи, преодолев одним прыжком расстояние в пятнадцать футов. – Они вообще двери не закрывают, да? – сказал я.