– Базлать некогда. Слева лестница, идем по ней. Всех встречных – под нож, – бросил он на ходу. Братья кивнули и двинулись следом. Дверь распахнулась; их встретили гомон, стук игральных костей и спертый дух перегара и немытых тел. – О-го-го! – барагозили в углу. Не оглядываясь, Остах двинулся к лестнице и плечом оттер в сторону поднявшегося навстречу амбала с лицом побитой собаки. Он почувствовал сзади короткий взмах Йолташа и краем глаза увидел заваливающееся тело. Две ступеньки, четыре… – Эй, эй, подожди! – раздался вопль из глубины зала. Их заметили. Шесть, восемь… – Они Ежа кончили! – прокричал кто-то. – Эй! Раздался оглушительный свист, и о стену рядом разлетелся глиняный кувшин. Послышался топот сверху, и навстречу выкатились двое с кожаными наручами и ножами в руках. Остах уцепил переднего за лодыжку, перехватывая вооруженную руку, и скинул с верхотуры в зал. Тот рухнул на стол, разнося в щепы. Со вторым схватился Барат. Грамотно увел противника в сторону ложным замахом, саданул стопой в колено и воткнул кинжал в шею. Толкнул противника вниз по лестнице и встал наверху. Йолташ по кивку наставника пнул дверь и вжался в стену. Вовремя! Мимо прогудела стрела. Йолташ пригнулся и вкатился в комнату. Остах поспешил следом. Любимчик сидел на скамье голышом, держа в руках разряженный самострел. Рядом с ним на коленях стояла девка с заголенным грудями. Она вытерла губы, со страхом глянула на приближающегося Йолташа и бросилась в дальний угол. Любимчик швырнул в голову противника самострел, но горец с легкостью увернулся. – Я сам! – осадил ученика Остах. – Сам должен. – Рыбак!.. – прошипел Любимчик, узнавая. Он дернулся, пытаясь достать до пояса с кинжалом, но тот лежал слишком далеко. – Юбочник! – крикнул в ответ Остах, как следует вдарил Любимчика ногой по промежности и всадил верный нож под подбородок. Враг рухнул бездыханным, лицом вниз. Дуреха завизжала, и Остах выволок ее из комнаты, спихнув с лестницы. – Барат! – рявкнул он. Горячий горец уже резался с кем-то на площадке. Барат махнул рукой, оттолкнул противника, пропустил мимо себя визжащую деваху и взлетел наверх. Остах втолкнул ученика в проем, захлопнул дверь, а Йолташ перекрыл проход лавкой. Барат подскочил к тяжеленному столу и поволок. Дверь задрожала от ударов. Втроем они подтащили стол и перевернули набок. Запыхавшийся Остах сел на пол и смахнул пот со лба. – А верный у Оли замысел-то оказался! – ткнул Барат брата в бок. – Пришли и кончили ночного главу! – Он кивнул на тело. – Главное, чтобы Пелеп не заблудился, – проворчал Йолташ, подходя к окну. – Я и без поваренка этот сброд в кулак соберу, – проворчал Остах, поднимаясь. Он покосился на тело. Рыбака ждала грязная работенка, но кто сказал, что власть над ночным людом будет валяться под ногами? «Хотя, – Остах хмыкнул про себя, – вот она, валяется. Голым задом кверху». Остах вытащил кинжал и склонился над Любимчиком. Вскоре в дверь перестали ломиться, снаружи послышались крики, топот и звон железа. – Наши пришли, – донеслось от окна. – Ну и я закончил, – с отвращением сказал Остах. Как он ни берегся, кровь залила сапоги и запачкала штаны. – Отпирайте дверь. Когда Остах вышел наружу, наемники с боларами и болотниками уже утихомирили завсегдатаев. Снаружи, со двора, гудела толпа: ночной люд подтягивался с окрестных улиц. «Так даже лучше», – подумал Остах, спускаясь по лестнице и неся за волосы на вытянутой руке голову Любимчика. Гомон в харчевне как отрезало. А стоило выйти во двор, напротив, гвалт поднялся до небес, словно воронье загалдело. Местные распаляли друг друга, заводились. Наемники-арзратцы ощетинились копьями и сплотились вокруг. – Ты кто такой, чудило? – Не по закону! – Разорвем косорылых! – На пику его, сученыша старого! – Ты по какому праву, мил-человек, главу нашего порешил? Ты кто такой? – Путь преградил всклокоченный дедулька, пьяный настолько, что не ведал страха. – По какому праву? – напряг голос Остах, хватая толпу глоткой, как в бою. Ночной люд примолк. – По какому праву? По праву защиты и долга. Этот, – Остах качнул отрезанной головой, и кровавые капли разлетелись вокруг, – долг не захотел возвращать, наемников подослал. Остах кивнул в сторону горбоносого арзратца. Тот вышел вперед и коротко кивнул, подтверждая сказанное. В толпе поползли шепотки. Долг для ночного люда – дело святое. Но только для своих. – У ночного главы Атариана долг передо мной. Я потребовал вернуть, а юбочник ваш мошной тряхнуть не захотел, решил копьем отплатиться… – наседал Остах. – Что ж ты за птица, что цельный ночной хозяин тебе должон? – проорал кто-то. – Тю! – присел пьяный дедок, еле стоящий на ногах, который все это время таращился на Остаха. – Так это Рыбак! Из Арраина! – заорал он, тыча пальцем. – Когда горец, дружок его, Хриплого на главенство посадил, он башку мне пробил! – И дедок погладил вмятину на плешивом черепе. – А ну! – проорал Остах и метнул свой страшный снаряд через весь двор Барату, оседлавшему ограду. Башка юбочника, крутясь в воздухе, окропила толпу брызгами. Барат ловко поймал ее и насадил на кол. – Теперь у ночного люда Атариана новый глава, – веско произнес Остах, обводя толпу тяжелым взглядом. – А и верно! – ударил себя по коленке дедок, которого Остах так и не вспомнил. – Рыбак из «добрых» всяко лучше, чем юбочник поганый! Толпа одобрительно загудела. Остах углядел, как немногочисленные старики, размахивая руками, растолковывают что-то соседям. «Помнят меня еще… Помнят, значит…» – Только ить, – хитро ухмыльнулся пьянчужка, – слышь, новый глава… Проставиться бы надо. Рыбак освободил дверной проем в харчевню, шагнув в сторону, и махнул рукой: – Гуляй, ночной люд! Угощаю! Глава 15 Ултер – Ну прости меня, – вцепилась в руку несносная девчонка. – Ну прости, прости, – затормошила Вилея. От порывистого движения длинные косички взметнулись и погладили Ултера по щеке, а расцарапанную ладонь дернуло. Ули не показал виду, что ему больно, а по-прежнему сидел прямо и смотрел вниз, на дорогу. «Паршивка!» Рядом, на длинной узкой скамье у подножия сторожевой башни сидели Вутц и Хоар. Вместе они встречали долгожданный караван: канатоходцы возвращались домой, в Пайгалу. Кибитки балагана разглядели на соседнем склоне загодя, два дня назад. Повозки с большими колесами то исчезали за горными кручами, то вновь выныривали среди острых скал, петляя по узкой дороге. Сегодня односельчане, полгода назад уехавшие в Империю «играть на канате» – так пайгалы говорили о своем ремесле, – наконец повечеряют у родного очага. Беспокойная девчонка не отступилась и не выпустила руку Ултера. Теперь Вилея подобралась ближе и заглядывала Ули в глаза, пытаясь высмотреть: не сильно ли он сердится. Непоседа мешала Ули смотреть вдаль, и мальчик отодвинулся. Он вспомнил, как впервые увидел ее шальные глаза и цветастые косички с вплетенными лентами, и покосился наверх, на остроконечные крыши башен. Туго натянутый канат никуда не делся, так и нависая над дорогой, словно тоненькая балка-перекладина входных ворот. Когда меховая шапка шлепнулась перед носом упавшего мальчика, он со страхом поднял голову кверху, ожидая увидеть падающее тело. Как в тот страшный день. Но вместо этого разглядел хохочущее лицо и свесившиеся косички. Стройный горец-канатоходец оказался девчонкой, которая болталась на канате вниз головой, уцепившись носочками, и звонко смеялась. Ее ложное падение оказалось всего лишь трюком! Ули, лежа на дороге весь в пыли, покраснел от стыда. Словно на него плеснули из-за угла помоями, окатив с головы до ног. Вдруг со стороны села раздался крик: – Ви-иле-ея-я!!! – Ултер поднялся, расцарапанными ладонями отряхнул штаны и безрукавку, оттолкнул подбежавшего Арратоя и увидел ковыляющего старика с рогатым посохом. Быстро перебирая кривыми ногами, седой старик потрясал в воздухе посохом и не переставая кричал: – Вилея! Вилея!!! – Огромный тяжелый нос висел на загорелом морщинистом лице и подпрыгивал при каждом шаге, а седая клочковатая борода торчала вперед. Дедок выглядел до того забавно, что Ули едва не рассмеялся в голос, мигом забыв стыд и жгучие ссадины. – Вилея!!! – запыхавшийся старикан заколотил по двери башни. – Открывай! Выдеру, как козу! Дверь распахнулась. На пороге стоял молодой воин с длинным кинжалом на боку. Разгневанный старик принялся лупить по нему, нанося удары посохом куда ни попадя. Парень шагнул назад, отчего большая часть ударов пришлась на дверной косяк, и прикрыл предплечьем лицо. – Почему пустил! Почему пустил! – приговаривал старик. – Кто дозволил?! – Дядюшка Вутц! – взмолился парень. – Вилейка сказала – ты разрешил. Гостей порадовать… Старик устал махать посохом и облокотился на стену, переводя дух. Ултер увидел, как тихонько открылась дверь второй башни за спиной старика и оттуда выскользнула юркая девчоночья фигурка. Проказница на цыпочках побежала прочь, пока ее не заметили. Но, отбежав на десяток шагов, она остановилась и побрела обратно, повесив голову. – Деда-а-а-а!.. – протянула девчонка. – Прости, деда!.. Девчонка обняла старика сзади за пояс, встретилась глазами с Ултером… и показала язык! Старик перетянул ее посохом по спине и дернул за косу. – Ступай в дом, негодница! И в ледничок шуруй, там постой. Охолонись чуток. Ужжжо-то я тебе вечером устрою!! – Старик вновь дернул за косичку, и поникшая девчонка заплетающейся походкой направилась к селу. – Прости, наследник, – носатый старик слегка поклонился. – Я Вутц. А это, – он глянул на девчонку, которая перестала печалиться и вприпрыжку неслась вверх, – Вилея, моя внучка… – Ну прости, – вновь заканючила Вилейка, оборвав воспоминания Ултера и придвинувшись вплотную. – Знаешь, как дед меня потом наказал?! До сих пор спина чешется! – Она изогнулась на скамье и почесала между лопатками. – Я же не думала, что ты такой хороший! – Чего?.. – не выдержал Ули. – И ничего я не хороший! – Хороший, – уверенно кивнула пайгалка. – Я деда подслушала, что к нам второй наследник дана едет. Ну, думаю… Приедет задавака, весь из себя, низинник сопливый! Командовать начнет, – зачастила девчонка. Она вновь схватила Ули за руку и затрясла. – Вот и решила проучить! Я же не знала… Ну то есть слышала… Но не подумала, – запуталась Вилейка. – Чего не подумала? – не разобрался Ули. – Мне дедушка, когда учил уму-разуму, – девчонка вновь почесала спину, – объяснил. У тебя же брат, наследник Олтер, со скалы упал… А тут я со своими шуточками дурацкими… Ты сильно испугался? Ну прости, а? Я больше так не буду! Ули, как услышал про брата, перестал делать вид, что сердится. Заулыбался. Вчера, едва внучка старика скрылась в селе, Вутц повернулся и сказал: