Но стало вдруг не совсем темно, не запредельно могильно жутко! Стало так, как бывает ясной ночью при уже не полной Луне… Все очень слабо светилось белесым мертвенным светом. Только ни Луны, ни звезд не было… И хрустальный вихрь продолжал бесшумно вращаться в саду, только теперь он мерцал в воздухе, как изморозь в ледяную ночь. Мы стояли ни живы ни мертвы… да такими и выглядели из-за этого свечения – восставшими из могил мертвецами. Только большущие наши глаза сверкали от страха. Тут послышался спокойный такой, умиротворяющий голос деды Геры: – Хватило бы этой скотине вашего варенья… А в следующий миг я почувствовал, как меня отрывает от земли и начинает тащить куда-то назад и вверх. А вокруг все затягивает бледный туман… И в голове тоже становится туманно-претуманно. Я успел вспомнить, что такое же состояние уже один раз переживал. Тогда – на мосту… И тут на миг как будто потерял сознание… а когда пришел в себя не увидел вокруг себя уже ничего, кроме тьмы. Хуже того, подо мной не было твердой земли! И не было ни верха, ни низа! Нельзя сказать даже, что я «висел в пустоте»… Я просто находился там, где нет ни пространства, ни времени. В черной дыре! А потом я увидел свое тело, потому что оно все светилось, как гнилушка. Только это было не мое тело. Не мои ноги и не мои руки! Ноги были куда длиннее моих. И обуты они были в кроссовки, такие же как… для начала – как у моей сестренки. А еще – у Вики Ковылиной. И пальцы на как бы моих и не моих руках были длинные, тонкие и красивые! И я обо всем догадался, когда осознал, что мою переносицу оседлали… очки в темной оправе! И когда я это осознал, я и увидел Вику! Она была рядом… Только в такой позе, в какой оказывается человек, если опустится на колени, плотно сядет на свои голени да еще прижмется грудью к бедрам и подбородок между коленей устроит… да еще обхватит ноги руками. В общем, сложится в предельно малый объем. Вика тоже светилась, только свечение ее пульсировало с высокой частотой. И очертания ее были слегка размыты. И я уже знал, что она вся-превся находится в состоянии высокочастотных колебаний… И что ей запредельно плохо! Что она сама уже не справится! И ей нужно немедля помочь! Немедля! Порыв чувств – как порыв ветра, понес меня к ней. И я обнял, обхватил ее всю, насколько мог… В первый миг мне почудилось, будто я обнял огромную и тонко дрожащую струну. Меня всего понизал высокий звук, похожий на звук струны гитарной, аж зубы заскрипели… Высота звука все нарастала, а потом перешла в ощущение электрического тока, пронизывающего мое тело. И сила тока стремительно нарастала до уже нестерпимой раскаленности!.. Знаете, бывают случаи, как ты весь, все живое, что в тебе есть, превращается в одну-единственную жгучую мысль, в понимание чего-то очень простого, но смертельно сокрушительного, что должно либо полностью изменить тебя, либо попросту уничтожить… Вот так и нестерпимый электрический ток сжег меня всего, и в полной тьме, в черной дыре от меня осталась только одна мысль подобная одинокому кванту света – если сейчас я не выдержу, струшу и оставлю ее одну, то потеряю ее навсегда, а если потеряю и выживу, то навсегда потеряю себя! И без вариантов! И вдруг словно тончайшая игла-молния прошила сверху донизу мой мозг и позвоночник. Наверное, я потерял сознание от той острейшей боли! Но всего на миг… Потом я ударился спиной обо что-то твердое, но не каменно-жестокое, очнулся было… И снова на миг потерял сознание… А потом вдохнул и почувствовал запах зелени на лугу. Открыл глаза – и увидел чистое голубое, такое родное небо. А потом сбоку с неба на меня надвинулось… нет, не пасть вселенского белого кашалота, а милое личико Вики Ковылиной, и ее волосы мягко, если не сказать – нежно-пренежно опахнули мое лицо. Она убрала их в сторону, чтобы не мешали. – Жив? – как ни в чем не бывало спросила она. – Вроде, – откликнулся я… …И это усилие что-то ответить отдалось по всему телу волной боли. И я с приливом злости двинулся весь на боль и приподнялся. Мы с Викой сидели на поле, что разделяло задворки Загривок и лес. Вика протянула мне салфетку: – У тебя кровь под носом. Вытри. Я взял. Промокнул ноздри. Кровь была, но немного. Мелочи жизни! Вика тем временем глядела на меня внимательно-внимательно, проницательно-проницательно. Я не знал, что сказать. Сказала она. И с легким, ироничным таким изумлением… и со столь же ироничным восхищением: – Ну, ты даешь, туземец! А я думала – всё, ка-пе-ец! Уже не справлюсь. – Этот «капе-ец» Вика произнесла точь-в-точь, как произносит тягуче моя сестренка. – И меня расщепит там всю на триллион триллиончиков квантов. Спасибо! – Да не за что, – на автомате ответил я, невольно отводя взгляд. – Как-то само собой получилось… – Сама вижу, – с такой милой, знаете ли, язвительностью усмехнулась Вика. – Ну, я тебя поздравляю, Аленький! Никто и никогда не называл меня так! Никто! И никогда! Никому в голову не приходило так слащаво дополнить мое обычное в употреблении «Аль»… Даже не «Алик», потому что «Аликов» я терпеть ненавижу, как и «Шуриков», а «Саней» по единственному полному праву была моя сестренка. Я провалиться был готов! Пусть бы меня этот левиафан сожрал! – Не смущайся, – сказала Вика, явно не поняв, почему я скис и, наверно, покраснел. – Даже не я, а ты реально его сделал! Без тебя бы я не справилась! Но мы его вернули в джем, распылили на все его триллионы квантов. Ты усилил мой заряд даже не знаю во сколько раз! Спасли мы твою планетку. И вообще… – И она добавила тихо: – И вообще, похоже, ты теперь много чего обо мне знаешь. Замолкла и продолжила сверлить меня взглядом сквозь свои строгие, но в чем-то такие беззащитные очечки. И тут я наконец решился посмотреть ей в глаза. Собрал всю силу воли и посмотрел. Право же имел теперь! И честно признался: – Нет еще. Это не сразу приходит… ну, там не сразу проявляется. И я постучал себя пальцем по виску. – Понятно, – кивнула Вика. – Это радует… Погоди расслабляться. Она заметила, что я начинаю всерьез приходить в себя и ловить кайф от того, какой я крутой. И сказала такое, отчего у меня сердце снова упало: – Прикол в том, что я сейчас тут у вас умирать буду. Из меня там, в джеме, реально весь заряд высосало. Человеческое белковое тело нечем поддерживать. Сказала так просто и буднично, что мне стало еще страшнее! – Ты не бойся, – продолжила она. – Мое… ну, то, что вы душой называете… хотя у нас оно немного другой природы… в общем, мой вечный квант дорогу найдет и в моей сфере нейтринную структуру вновь сформирует, но второй раз такое белковое тело уже будет недоступно. А тут оно само минут через пять исчезнет. Так что можно не прибираться. Она такие жуткие вещи говорила, что я сам весь холодел и окоченевал, окаменевал по ходу, как безнадежный труп-трупыч… Отчаяние из меня вырвалось наружу: – Может, «скорую» надо вызвать? – бессильно выпалил я. – Давай, а? Может, помогут… Вика головой помотала… совсем меня пришибла этим движением, но вдруг… – Не надо суетиться. Ты, ты и будешь «скорой», – безоговорочно постановила она. – Если хочешь еще повидаться… а вижу, что хочешь. Значит, тебе придется сделать мне искусственное дыхание. – Давай! – выпалил я, толком ничего не соображая. – Придержи коней, – улыбнулась Вика. – Раньше, чем умру, нельзя начинать, а то ничего не получится. Тебя учили искусственное дыхание делать? Нас в школе учили на уроках по биологии. Как раз в этом учебном году. Я сообщил Вике об этом, хотя теперь от одной мысли, что придется делать искусственное дыхание всерьез, не на манекене и не под контролем взрослых, не по себе становилось. – Массаж бесполезен. Только изо рта в рот, – сказала Вика. И я облился еще одним ведром холодного пота. – Мне, моему телу нужна будет энергия дыхания, – пояснила Вика. – Примерно пятьдесят твоих выдохов. Нос мне не зажимай. Щекотно будет, а щекотки я даже в качестве трупа боюсь. Я сама носовые проходы перекрою. Не беспокойся, в горле чисто, язык не западет, просто выдвини мне и фиксируй нижнюю челюсть. Готов?.. А то уже подкатывает… вернее, наоборот, откатывает. – Готов, – выдавил я из себя обреченно. Вика подалась ко мне и внешней стороной ладони и пальцев провела по моему вспотевшему лбу. – У тебя все получится, – сказала она. И стала валиться навзничь… И я сразу осознал, что она не шутит – лицо ее смертельно побледнело, глаза остановились и потускнели. – Точняк! У меня все получится, – со злостью на свою робость прошипел я и… …И принялся за дело. Запомнил только, что губы Вики сначала были пугающе ледяными, а потом начали теплеть и теплеть, словно подбадривая меня, как болельщики на стадионах: «Давай! Давай!» Вот уж чего я не помню, так это сколько моих выдохов действительно потребовалось… Только Вика в какой-то момент содрогнулась вся и открыла глаза: – Ух ты! Красный, как вишенка, ты… Аленький… – тихо-тихо выговорила она. Ну не мог я обижаться на нее за этого слащавого «Аленького»! Не мог! – Всё? Жива? – выдохнул я уже впустую, типа порожняком. Вика два раза моргнула и словно прислушалась к себе: – Еще не совсем… До ста процентов заряда немного не хватает. Еще пять-шесть выдохов нужно… а то опять уносит… И глазки на этот раз закрыла, а не стала разом стекленеть ими жутко. Уж в эти «пять-шесть» я все свои силенки вложил! А когда осознал, что Викины губы остаются теплыми-претеплыми, а ресницы ее дрожат, и вообще она все осознает и какие-то силенки у нее есть. чтобы меня остановить… да, я вдруг осознал, что это и есть в моей жизни первый настоящий поцелуй. Первый настоящий поцелуй, который вот так берет и спасает здесь, на Земле, мою любовь! А еще я немногим позже осознал, что в сказке про Спящую Красавицу Принц не будит ее поцелуем, а просто делает ей правильно искусственное дыхание… Это уже потом на сказочный поцелуй заменили! Нет, ну, в прошлом году мы один раз, аккурат перед расставанием с Викой, генералом Травой поцеловались. Но тогда вышла у меня такая подростковая показуха! Тем более – при многочисленных свидетелях все было, под строгим оценивающим взглядом моей сестренки. Такой вышел кинематографический, красивый, перед камерами… и сухой, в общем-то, поцелуй героев. А вот теперь – все по-настоящему, все так всерьез и по-настоящему, так отчаянно и бесповоротно, что сейчас все главные герои всех дорам, всех мелодрам мира понуро опустят головы и отойдут подальше в сторонку – отдыхать. Ну, то есть я за те пять-шесть выдохов и вдобавок еще парочку повзрослел на пять-шесть лет, честное слово! Полностью вернувшись к нам, в наш земной мир, Вика уже не вздрагивала, а просто открыла глаза, взяла руками мою голову и немного отстранила от себя. – Откачал, – так же тихо, медовым таким голоском проговорила она. – Если тебе надоело, можешь отдохнуть. У меня было уже достаточно воли к жизни, чтобы сказать ей прямо: – Не-а! Не надоело! Могу продолжить… И конечно, Вика ответила так, как ответила бы в таком щекотливом положении любая… или почти любая девчонка: – Ну ты совсем обнаглел, туземец! В следующий раз продолжишь, если что…