Альберт пронзил собеседника проницательным взглядом темных глаз. Он неторопливо спустился по лестнице и встал перед креслом боксера, склонив свое узкое лицо прямо к Герману. — Разве много подобных личностей ты встречал? Меня, например, всю жизнь окружали лишь люди, нуждающиеся в том, чтобы кто-нибудь взял их за ручку, погладил по голове и устроил всю их жизнь. Целая ассоциация таких экземпляров… Ты сам, Герман, неужели не задумывался над тем, что все свои годы лишь искал опору, не веря в то, что способен ступать самостоятельно по жизни? Ты был спортсменом, где каждый твой день и бой были продуманы и спланированы тренером и остальной командой. Ты попал в лапы к Султану, который за тебя был готов продумать всю твою карьеру в теневом боксе, и только из-за гордости ты пошел против него. В конечном итоге ты оказался в моей ассоциации, под моим контролем. И что же ты делал? Ты лишь послушно и молча выполнял мои приказы, радуясь, что остался жив, что есть крыша над головой и деньги. И что тебе не нужно думать больше своей пустой головой!.. — Да неужели? — с рычанием в голосе спросил Герман, приподнимаясь в кресле. Этот надменный тон безмерно его раздражал. — Скажешь, я не прав?! Альберт резко вытянул вперед правую руку, хватая боксера за горло и крепко его сжимая. — Все вы здесь — лишь толпа послушных рабов! Вы искали того, кто направит вас и поведет! И я пришел! Я возглавил эту ассоциацию, взвалил ответственность на свои плечи и теперь требую в ответ лишь чертовой покорности!.. Последние слова главарь буквально выплюнул в лицо Герману, а после, не ослабляя хватку на горле боксера, развернулся и толкнул его грузную фигуру в сторону сцены. Из-за связанных рук мужчине не удалось нормально сгруппироваться, и он с грохотом упал на лестницу, приложившись боком о ступени. — Если бы только не было смутьянов, подобных тебе! Тех, кто неожиданно начинает брыкаться и рушит все мои планы своим неповиновением! Альберт в один шаг оказался около поваленного Германа и ощерился, демонстрируя свой единственный уцелевший золотой клык. — Тебе пора отдать то, что изначально должно было принадлежать только мне! Он склонился над фигурой боксера, но Герман неожиданно от души лягнул вампа ногой в грудь и скорее, помогая себе локтями, заполз на сцену, оказавшись под ослепительным светом софитов. Пошатнувшись, Альберт с трудом устоял на ногах и теперь пытался привести дыхание в норму. — Ах ты поганец!.. Я с наслаждением буду смотреть, как тебя увозят на утилизацию! Взбежав по ступеням, главарь, не сдерживаясь, несколько раз ударил поверженного противника ногой по корпусу. Герман с досадой почувствовал, как заныли сломанные ребра, и замер на месте, не проявляя больше никакого сопротивления. Альберт торжествующе фыркнул и опустился на колени рядом с боксером. — Настала эра моего возрождения! Скоро все заговорят о величии вампа, подчинившего себе всю столицу! Никто больше не посмеет назвать меня отбросом! Схватив Германа за кисти, Альберт задрал их выше и без промедления вонзил свой единственный клык в предплечье, вцепившись всеми остальными зубами в кожу боксера, как в кусок мяса. Его челюсти до боли сжали руку, и Герман чувствовал, как медленно и неотвратимо вытекала из него кровь, унося с собой тепло, жизнь и воспоминания. Свои и чужие. Альберт все пил, будто томившийся от жажды странник, добравшийся до колодца. Кожа боксера похолодела, руку словно закололи сотни мелких игл, но Герман лишь безмолвно наблюдал за вампом из-под полуприкрытых век. Сил у него становилось все меньше. Наконец Альберт нехотя оторвался от предплечья. Его рот был испачкан в размазавшейся крови. На месте укуса остался четкий след от зубов и широкая рваная рана от клыка. Судя по затуманенному взору, вамп смаковал в голове воспоминания, которые ему удалось достать. Герман ухмыльнулся. Слабо улыбнулся, а потом и вовсе начал едва слышно посмеиваться, ощущая, как неотвратимо заволакивает его сознание растущая легкость. — Люди обычно не смеются, когда смерть смотрит им в лицо. — Альберт отер пальцами рот и окинул задумчивым взглядом распростертого перед ним боксера, чья бледная кожа напоминала свежевыпавший снег. С трудом распахнув глаза, Герман из последних сил отыскал взглядом лицо Альберта. И, глядя ему прямо в темную бездну зрачков, разжал ладонь. Из одеревеневших пальцев выпала пустая металлическая таблетница, которая упала на сцену и покатилась по полу прямо по направлению к вампу. — Даже маленький плут порой способен больно укусить. Альберт замер. Перед его мысленным взором калейдоскопом проносились все украденные воспоминания, смешиваясь в единый поток и переплетаясь между собой. Не сразу ему удалось выделить нужные фрагменты, которые открыли Альберту глаза на происходившее. — Нет… Нет!.. Он вскочил на ноги, закружившись в каком-то сумасшедшем танце отчаяния и неистовства. В ослепительном свете прожекторов и неясно откуда рожденном в его голове гуле Герман мог лишь следить за смазанным силуэтом, метавшимся по сцене, рвавшим на себе волосы и в гневе крушившим все на своем пути. Альберт срывал занавесы кулис, голыми руками рвал бумажные рассыпавшиеся от старости задники. Он бросал в стену всю бутафорию, что попадалась ему под руки, что годами лежала в самых запыленных уголках сцены, а теперь крошилась под пальцами Альберта, понимавшего всю неизбежность своей гибели. В какой-то момент вамп вытолкнул на сцену тумбочку, развалившуюся на части от первого же удара. И в воздух сразу же взмыли десятки бумажных страниц, которые, неспешно планируя, опустились на пол и укрыли его сплошным ковром. Герман до последнего старался не закрывать глаза. Он вглядывался в размытую фигуру Альберта, пока у того не подкосились ноги, и он не упал на сцену, обессиленный ядом. Только тогда Герман вдохнул и выдохнул в последний раз, уже ничего не чувствуя. Возле самых его глаз лежала одна из пожелтевших от времени страниц сценария, который разлетелся по всей сцене. Текст на ней был практически нечитаемым, но отдельные строки еще можно было различить: «Нет зелья в мире, чтоб тебя спасти; Ты не хранишь и получаса жизни; Предательский снаряд — в твоей руке, Наточен и отравлен; гнусным ковом Сражен я сам; смотри, вот я лежу, Чтобы не встать…» Уильям Шекспир. «Гамлет, принц датский» (пер. М. Лозинский) Эпилог Док сидел в глубоком кресле, развернувшись лицом к двум высоким окнам, занимавшим всю стену в его новом кабинете на четвертом этаже театра. Он молча и с каким-то трепетным благоговением наблюдал за пробуждением города. Вдали уже поднималось солнце, окрасившее стены зданий в мягкий золотистый цвет и заставлявшее мерцать порхавшие в воздухе снежинки. Последнее время мужчина стал часто любоваться Старой Москвой. Никогда раньше он не замечал, как она была красива и величественна — шумные магистрали темными венами пронизывали столь непохожие друг на друга кварталы, где за каждым углом творилась своя история. А теперь Дантист мог часами просто сидеть в одиночестве и смотреть в окно, думая о чем-то далеком, вспоминая былое или даже просто наблюдая за жизнью на улице, отвлекшись от работы, которой в последнее время было весьма и весьма много. Поморщившись от царившего в кабинете холода и гулявшего сквозняка, дувшего из всех щелей, медик передернул плечами и завернулся в свой белый халат, думая о том, что стоило бы перенести поскорее из подвала обогреватель. «По крайне мере, здесь не так сыро и нет плесени», — мысленно посмеялся Дантист. Двери без стука распахнулись, заставив Дока вздрогнуть от неожиданности. На пороге стояла Вики, немного растрепанная и уставшая. Лицо ее чуть осунулось, под глазами залезли тени, но женщина явно закипала от переполнявшей ее энергии. — На! Только полюбуйся, какой ответ они дали Ульяне! Она помахала над головой стопкой пластиковой бумаги и с негодованием зачитала: — «В связи с тем, что многие из предоставленных вами данных являются незаконно добытой информацией, то редакция считает, что публикация журналистского расследования, касающегося покойного магната Реутова Дамира Игнатьевича, может повлечь за собой проблемы для нашего интернет-издания…» Вики без спроса упала на стул напротив рабочего места Дантиста и бросила ему под нос бумаги. Стопка рассыпалась по столешнице, которая и без того была завалена документами и заставлена всяческой химической посудой: колбами, чашами и стеклянными стаканами с реактивами. — Осторожнее! — воскликнул Док, скорее хватая один из штативов с пробирками, которые мерно застучали друг о друга, стоило стопке бумаги их сдвинуть. — Ох, прости, — неловко извинилась Вики. — Что-то я совсем плохо соображаю в последнее время… Но просто эти лицемерные журналюги меня выбесили! Дантист одной рукой сгреб в сторону рассыпавшиеся бумаги. — То, что они отказались от статьи, это не конец света. За подобный материал многие представители желтой прессы готовы пойти на что угодно. Для них публикация такого расследования станет желанной сенсацией. Ульяне просто стоит сменить направление деятельности. — Я тоже об этом думала. Но… Не хочется обращаться именно к ним. — Осветить ситуацию нужно. И какая разница, каким путем она попадет к общественности? — Да, наверное, ты прав. — Вики устало потерла переносицу. — Когда ты в последний раз отдыхала? — бросив пристальный взгляд поверх очков, спросил Дантист. От его внимания не укрылся болезненный вид женщины и даже ее истощавшие руки, мелко подрагивавшие с самого начала их разговора. — Отдыхала? Я… Я даже и не помню уже. Ты же сам знаешь, я плохо сплю с тех самых пор… — Она запнулась на несколько секунд. — С тех пор, как его не стало… — Вики, Германа уже не вернуть. Но мы должны помочь другим вампам. Это наш долг. — Я все это понимаю, Дантист. И потому стараюсь работать изо всех сил, чтобы не думать о нем… И уж лучше ночь посидеть в компьютерной кабине, чем бороться с бессонницей на жесткой койке. — Это не решение. — Док покачал головой. — Ты не можешь смириться с потерей и лишь заглушаешь боль. Нам всем непросто. Многие тоскуют по Герману, Альберту, старым временам. Но если мы не преодолеем эту боль сейчас, не оставим прошлое позади, то никогда уже не увидим будущее. Закусив губу, Виктория обхватила свои плечи руками. — Ты должна отпустить его, — понизив голос, произнес медик. — Прекрати иссушать себя работой и заглушать мысли в голове строками компьютерного кода, Вики. Взгляни правде в глаза и прими ее такой, какая она есть. Германа и Альберта больше нет. Но ты не одна, и твоя жизнь идет дальше своим чередом… — Я так по нему тоскую… По этому молчаливому упрямцу с наивным взглядом… — Знаешь что? Тебе стоит развеяться. Ты сидишь тут уже которую неделю. Оставь все дела и съезди навестить кого-нибудь. Должны же у тебя быть какие-нибудь родственники, старые бабушки или там подруги? Смени на время свое окружение. — Думаешь, это сильно поможет? — хмыкнула Вики.