«Нет! Нельзя!» — мгновенно отвесил себе мысленную пощечину боксер. — «Если я сейчас сорвусь, то убьют и меня, и Жеку». — Ну, здравствуй снова, Медноголовый, — с легким смешком произнес Султан, затягиваясь паром из своей электронной курительной трубки. Его холеное смуглое лицо просто излучало самодовольство. Кивнув человеку с серьгой, Золтан молча наблюдал за тем, как Герману без предупреждения пару раз врезали кулаком под дых. Боксер резко выдохнул, сгорбившись от резкой боли, но его почти сразу же толкнули в спину, вынуждая приблизиться к Султану. — Знаешь, когда я только выкупил это недостроенное здание у его прошлого владельца, то, несмотря на все слухи, распускаемые об этом месте, я все же был полон надежд сделать из этой мусорной кучи что-то приличное. Но я совершил ошибку всех предыдущих хозяев «Синего зуба», потому что решил, что проблема в деньгах и их количестве. Ведь если вливать доллары в эту бездонную глотку, думал я, то она просто не может однажды не заполниться. Но, знаешь, я вкладывал сюда сумму за суммой, а это проклятое место требовало только больше. Золтан подошел к Герману практически вплотную. Лишь один шаг, один метр, один удар разделял их, но боксер слушал, не делая попыток наброситься на своего собеседника. Он знал, что все трое подручных Султана, находившиеся на этаже, держали электрошоковые пистолеты за поясом. Им достаточно было переключить режим на максимальный, и разряд стал бы достаточным по мощности, чтобы изжарить человека живьем, заставив сердце содрогаться в агонии. — Не сразу, но я понял, что дело все же было совсем в другом, Медноголовый. Проблема этого места была не в деньгах и хаосе, а в людях, которые приходили сюда, разрушали восстановленное, уничтожали новое и растаскивали все, до чего могли добраться. Диггеры, бомжи, подростки, экстремалы, уголовники, воры — все они лезли сквозь щели, как крысы, проникая через любую охрану, ничего не боясь, и прибирали к рукам стройматериалы, машины, роботов… Люди всегда всему виной, скажу я тебе. Они приходят в твой дом и изгрызают его изнутри. Медленно выдохнув сладковато-приторный пар изо рта, Султан цепким взглядом скользил по лицу Германа. — А что ты будешь делать, если в твой дом проникнут вредители, а? Верно. Их надо вытравить, изничтожить. Чтобы другие, идущие следом, задумались над тем, а стоит ли сюда соваться. — Какое это отношение имеет ко мне? — негромко спросил Герман, сжимая губы. — Ха! Самое что ни на есть прямое, Медноголовый. Ты был крысой, что проникла на мою арену и стала жрать ее изнутри. Так же, как все эти бомжи, сидящие сейчас в своих бытовках внизу, пытаются подточить «Синий зуб». И я намерен устроить показательную казнь, которая отобьет у других вредителей желание лезть в мои владения и дальше. — Казнь?.. — боксер охрип. — Именно. Завтра сюда приедет целая орда строительной техники: землеройные машины, рыхлители, самосвалы — и все они к чертям разнесут и эти бытовки, и старый забор, мусорные горы. Сравняют с землей всю территорию перед зданием. А после мои ребята примутся и за тех, кто засел внутри самого «Синего зуба». Я воспринимаю это как санитарную обработку от крыс. — Выходит, моя участь будет ничем не лучше их? — Ты навредил моему дому, моей арене, отказался повиноваться мне. Я этого не терплю. Герман понурил голову, судорожно обдумывая, что же ему можно было сделать в сложившейся ситуации. Когда он собирался на эту встречу, то не особенно прорабатывал стратегию, больше беспокоясь за друга. А теперь времени на размышления совсем не оставалось. — Отпусти Жеку. — Ты хоть знаешь, как трудно было найти этого поганца? Даже твое логово мои ребята выследили за пару недель, а вот твой дружок петлял, как заяц, бегая между своими нычками. Зато посмотри, как резво ты прибежал на мой призыв, стоило отрезать ему один палец. — Урод!.. — сквозь сжатые зубы выдохнул Герман. Золтан даже не подал никакого сигнала, но сзади на спину боксера обрушилось несколько сильных толчков, поваливших его на бетонный пол. Двое парней Султана пинали его со злостью, а их босс, держа трубку во рту, лишь наслаждался зрелищем. — Верни долг, и я отпущу этого бесполезного катмена, так и быть. Свое он уже получил. Медленно с трудом поднявшись на ноги, Герман пытался отдышаться пару секунд, а после все же сунул руку во внутренний карман пиджака и достал обезличенный портативный кошелек. — Ну-ка, ну-ка, — заинтересованно пробормотал Золтан, забирая устройство. Он нажал на одну из кнопок, и в воздухе повисла голограмма с цифрами. — Полторы тысячи долларов?! — с негодованием воскликнул Султан, раздраженно сжимая в пальцах кошелек. — Ты смеешься надо мной, Медноголовый?! Ты должен мне пятьдесят тысяч! — У меня больше нет денег. Это все мои сбережения. — Тогда у меня для тебя дурные вести! — процедил Золтан, брезгливо бросив кошелек обратно боксеру, будто это был комок грязи. — Мои парни будут бить тебя до тех пор, пока ты не превратишься в кусок фарша, а после я поджарю тебя электрошоком! И завтра тебя кинут в одну яму с трупами бомжей во дворе этого здания! И закатают в бетон! Султан резко дернул головой, и двое его головорезов схватили боксера за руки с обоих сторон, а третий достал из кармана кастеты и неторопливо нацепил их на пальцы. — Не надейся, что тебе кто-то поможет в этот раз, Медноголовый. Я в курсе, что ты связался с вампами, этими жалкими инфососами! Говорят, нынче Альберт Вайс опустился так низко, что берется за любую работу в городе и принимает к себе в ассоциацию всех подряд. Оно и видно, раз он взял тебя туда… Но не рассчитывай, что я боюсь его самого или кучки его ручных пиявок. Здесь ты один на один со мной, а его месть меня не пугает. Напротив, я с радостью отправлю этого богатенького отпрыска Вайсов на утилизацию! «О чем он вообще говорит? Кажется, этому жирному борову известно об ассоциации больше, чем мне самому…» Султан хрипловато рассмеялся, а после дал сигнал, чтобы его громилы приступали к делу. Руки Германа стиснули сильнее, не позволяя ему сдвинуться с места, а бандит с кастетами с садистской улыбкой на губах придвинулся практически вплотную. «Проклятье, у меня просто не остается выбора!» Послав нервный импульс в зубные импланты, Герман ощутил, как клыки у него во рту мгновенно удлинились и заострились. Он дотронулся кончиком языка до одного и обрезался. Тяжелый солоноватый вкус крови наполнил его рот, а после прокатился сгустком тепла по глотке и провалился в желудок. Оттуда по всему телу пробежала жаркая волна энергии. «Если тогда на ринге моя же кровь дала мне сил, то должна помочь и сейчас». Мгновенно перед глазами замелькали ярчайшие картинки с того самого рокового боя на подпольной арене, когда металлический привкус крови во рту пробудил в Германе волю к борьбе, когда его собственные кулаки наполнились живительной энергией и решили исход схватки. Он помнил лицо Лося, помнил свои удары и комбинации, будто мышцы желали повторить все это вновь. Один резкий удар каблуком ботинка по ноге бандита справа запустил всю цепочку действий. Герман дернулся в сторону, наваливаясь на пострадавшего, и тот, не удержав равновесие, упал на пол, рефлекторно разжав ладони. И боксер незамедлительно развернулся к своему второму противнику, жестко схватив его за кисть, не позволяя разжать пальцы. Сделав шаг вперед, Герман резко поднял вверх свою руку вместе с рукой громилы и сразу же отвел ее назад, выкрутив противнику сустав. Одновременно с этим он толкнул коленом бедро бандита, и тот повалился на бетонный пол, подмяв под собой и бестолково стоявшего рядом парня с кастетами. Но это был лишь мимолетный успех. Только эффект неожиданности сыграл свою роль и закипавшая в жилах энергия, полученная от собственной же крови. К тому же падение не слишком-то ослабило кого-то из людей Султана, да и он сам пришел в ярость. — Быстрее! Схватить его! Уже поднявшиеся на ноги головорезы явно не намерены были больше шутить. Двое из них сразу же выудили из-за пояса электрошоковые пистолеты. Но Герман, не мешкая, схватил ближайшего к нему бандита за запястье, притягивая к себе и выворачивая кисть. Он нажал на курок, и картридж улетел в пустоту, а боксер уже выстрелил своим твердым кулаком ему в нос, а после еще раз и еще, не давая опомниться, не позволяя защититься. Ломая кости, сминая хрящи, он за долю секунды превратил его лицо в кровавое месиво. Дернув практически беспомощное тело за руку, Герман замахнулся и с силой запустил его на второго парня с пистолетом, который не стрелял, опасаясь попасть в напарника. Тяжелая туша бандита снесла того с ног, вновь заставив изваляться в бетонной пыли. Боксер нырнул в сторону, увернувшись от меткого удара последнего оставшегося на ногах громилы, чьи кулаки были облачены в металлическую оправу из кастетов. Пока у него был миг, Герман без сожаления пнул по голове типа, придавленного бессознательным телом, отправляя его в нокаут, и остался лишь один на один с последним человеком Султана. — За что я вам плачу, дармоеды?! — впившись пальцами в меховой воротник своего плаща орал Золтан. — Вы втроем не можете завалить одного неудачника?! Встав в стойку напротив своего габаритного противника, Герман, насупившись, следил за движениями громилы, который явно желал доказать своему боссу, что лично он-то уж точно не был таким бесполезным бойцом, как его напарники. Боксер первым бросился в атаку, нанеся серию ударов по корпусу бандита, но тот даже не шелохнулся, будто не почувствовал. И Герман из-за этого выпада чуть было не пропустил апперкот, летевший ему прямо в челюсть. Лишь на выработанной годами реакции и силе крови он успел отклонить корпус назад и незамедлительно ответить прямым джебом в голову. Но здесь был не ринг, а реальная жизнь. И Герман вспомнил об этом не сразу, а лишь когда его ударили коленом в пах и мгновенно обрушили силу двух кулаков на затылок. Это была болезненная комбинация, выбившая из боксера весь дух и заставившая его еще секунд десять глотать воздух, как рыба, вытащенная из воды. Он едва смог отступить на несколько шагов, и пока его противник самодовольно улыбался, рисуясь перед боссом своей победой, Герман раз за разом распарывал язык о собственные клыки и жадно глотал капли крови. Ему нельзя было проигрывать. На кону стояла жизнь друга и его собственная жизнь. Боль отступила куда-то на задний план, словно кровавая пелена перед глазами заглушила ее, напитывая тело новой порцией энергии. Боксер выпрямился, резко выдохнул и в длинном прыжке бросился на громилу, врезавшись в него всем своим телом, целясь плечом под дых. Закрыв голову от ударов, Герман бил противника по ребрам, пока тот не согнулся в приступе боли. И тогда боксер обхватил шею бандита, заключая ее в крепкие тиски, ударил локтем в основание шеи и разбил типу лицо о свое колено. Тело шумно повалилось на пол без признаков сознания. А Герман, не скрывая кривой ухмылки, поднял взгляд на Султана. — Игры кончились, Медноголовый. Золтан, отбросив трубку в сторону, стоял, вытянув вперед руку с электрошоковым пистолетом, нацеленным прямо на боксера. — Ты мог бы стать гордостью моей арены, ее звездой… Заработать на этом кучу денег. Если бы просто послушно выполнял все, что я тебе говорил. И, признаться, мне жалко терять такого бойца. Но ты сам давным-давно решил свою судьбу, Медноголовый. Он нажал на курок, послышалось едва уловимое жужжание, щелчок, и два картриджа, хищно потрескивая в воздухе, бросились вперед, к своей цели. До этого безжизненным кулем лежавший на полу Жека неожиданно в одно мгновение вскочил на ноги и оказался прямо на пути у летевших картриджей. Они с жадностью впились в его тело, вгрызаясь в плоть и проводя разряд сумасшедшей мощности. Хриплый вскрик вырвался из впалой груди катмена, пока он агонизировал, содрогаясь от электричества, бегущего по его венам и мышцам. — Нет! — не своим голосом взвыл Герман. — Нет! Нет! Он бросился к упавшему на пол другу, смахнул ногой картриджи с его груди. Но было уже слишком поздно что-то делать. Жека лежал, широко распахнув глаза, открыв рот, и грудь его больше не вздымалась. Сердце не выдержало такого сильного разряда. — Вот паразит! — процедил Султан, спешно доставая из кармана новые картриджи и пытаясь перезарядить пистолет. Однако Герман не позволил ему это сделать. Чувствуя, как внутри него клокочет ярость, никогда прежде не бывавшая еще настолько сильной, боксер оказался возле Золтана за долю секунды, схватив его рукой за горло и впечатав спиной в решетку строительного ограждения. — Ты..! — захрипел Султан, уронив пистолет и царапая пальцы Германа, впившиеся в его горло. — Ты убил его! Убил, тварь! Герман принялся наносить свободной рукой один удар за другим по лицу, не сдерживая себя, не испытывая никакого сострадания или жалости к своему противнику. Он слышал хруст ломаемых костей, мерзкое чавканье сминаемой плоти, чувствовал, как зубы продавливались под его кулаком, а голова Султана через минуту стала лишь безвольно болтаться из стороны в сторону, никак не реагируя на удары. Золтан не царапал больше пальцы, сжимавшие его горло и не отбивался ногами. Но и тогда Герман не прекратил. Он думал о Жеке, о своем верном катмене, который всю жизни был его другом, который никому не желал зла и сам лишь случайно угодил в подобный переплет. Угодил по вине Германа. И от этого боксеру хотелось выть, от осознания того, что лишь его упрямство и безрассудство погубили улыбчивого парня с золотыми руками. И мужчина вымещал свою злость, обиду и боль на Султане до последнего. До того момента, пока его кулак полностью не окрасился в багровый цвет. Тяжело дыша, Герман опустил руку. Он все еще продолжал удерживать за горло Золтана, который сам больше не мог стоять на ногах. Какое-то время боксер разглядывал творение своих рук — обезображенное лицо, на котором не осталось ни единого целого места. Но неожиданно Султан пришел в себя, он слегка приоткрыл один глаз, обвел мутным ничего не понимающим взглядом Германа и, выплевывая кровь изо рта, слабо прошептал: — Медно…головый… — Это не мое имя! — взревел боксер. Стоявший в воздухе запах свежей крови дразнил обоняние Германа, пьянил его разум, заставляя раз за разом выпускать клыки и убирать их обратно. Зрелище разбитого лицо Золтана лишь сильнее будоражило аппетит мужчины, который чувствовал в себе какое-то первобытное неконтролируемое желание впиться зубами в шею своей жертвы и тянуть из нее кровь, пока жажда и голод не отступят. И Герман подчинился своим инстинктам. Блеснули лезвия имплантов, и боксер резко вонзил клыки в открытое горло своего поверженного врага. Человеческая кровь обожгла ему язык дикой смесью новых вкусов и оттенков. Он отважился лишь на один глоток и после ошеломленно отпрянул, оттолкнув от себя обессиленное тело Султана. Тот слабо вскрикнул, повалился на ограждение, которое пошатнулось под тяжестью тела Золтана, скрипнуло и медленно стало заваливаться назад. Герман лишь безмолвно наблюдал за тем, как решетка вместе с телом организатора подпольных боев обрушилась вниз, в пропасть, и, стремительно набирая скорость, понеслась в темноту провала, чтобы после с грохотом обрушиться на первый этаж, взметнув в воздух тучи бетонной пыли. Эхо многократно отразило звук тяжелого удара об пол. Вот только Герман так и стоял без движения на краю, пораженный вкусом чужой крови, которая пленкой застыла на его губах. Это было гораздо лучше, чем описывал Альберт. Это было не выдержанное вино, а настоящая наркотическая смесь, проникнутая ароматами и энергией, которыми даже в помине не обладала кровь искусственных животных. Но было и кое-что другое. Тревожившие Германа мысли об ушедшем друге неожиданно стали ярче и объемнее, словно в голове мужчины кто-то включил проектор, и перед его мысленным взором вдруг замелькали какие-то странные картинки. Больше всего это походило на чужие воспоминания, будто Герману прямо в голову транслировали отрывки из чьей-то памяти без его на то желания. Он опустил взгляд на свои руки. Кожа почему-то стала смуглей, а в пальцах правой руки он держал нож, испачканный в крови. Герман перевел взгляд на нечто необычное прямо перед собой: вокруг были высокие металлические стены, посреди комнаты стоял стол, а за ним сидел Жека, избитый и связанный; его изувеченные руки лежали на столе, а под ними растекалась лужа крови. — Думаю, твой дружок оценит такое послание! — вырвались чужие слова изо рта Германа. И его собственная рука поднялась до уровня глаз. Отрубленный мизинец с золотой печаткой держали чужие смуглые волосатые пальцы. Герман заорал от ужаса, пытаясь понять, что с ним происходило, и сразу же морок перед глазами рассеялся, будто его совсем и не было. В руках не оказалось ножа и мизинца, а Жека по-прежнему лежал на полу без признаков жизни. Никакой комнаты, никаких голосов.