– Я не шучу. – Только что вылупившийся из яйца линдворм намного сильнее человеческого мальчика. Как же ты убьёшь моё дитя? – Из лука, – сказал я. Из глубин логова донёсся исполненный ужаса выдох: – Лжёшь! – Вылези и сама увидишь. Индра медлила. Конечно, она пыталась понять, лгу я или нет, или сообразить, нужно ли ей покидать укрытие, чтобы всё увидеть своими глазами. – Помнишь, как стонала твоя мать, когда стрела вонзилась ей в плоть? Может быть, так же будет стонать и твоё дитя? Королева издала оглушительный рёв, от которого меня пробрала дрожь. Эхо звенело ещё несколько секунд. Потом я услышал, как Индра пробирается по каменному лазу, и попятился. Надо отойти на безопасное расстояние, чтобы она не смогла прихлопнуть меня или вырвать из рук оружие. Удары сердца отдавались по всему телу, верхнюю губу щекотал пот. Я натянул тетиву. Может, я всё-таки слишком близко стою? Я отступил ещё немного, снова натянул тетиву и – когда Индра показалась в зеве пещеры – пустил стрелу. Стрела угодила в валун рядом с Индрой, отскочила и упала на землю. Индра с ужасом посмотрела на неё, а потом на меня. Я видел, что она до смерти напугана, видел дикий страх у неё в глазах – и мне это нравилось. Пусть боится. Пусть дрожит. Она заслужила свой страх. – С-скажи мне, Сем, кто дал тебе лук? – Никто. – Я вытянул из колчана ещё одну стрелу и положил её на тетиву. – Я сам его сделал. С этими словами я пустил стрелу. Новый выстрел вышел ещё хуже: стрела улетела за гребень горы. Но паника в круглых карих глазах Индры горела по прежнему. – Эт-того не может быть, – проговорила королева. – Как ты, мальчик из прокопчённого угольным дымом города, смог сам сообразить, как изготовить такую вещь? – Я и не сам. Мне помогли. – Кто? – дрожа, прошептала Индра. – Скажи кто? – Один человек. – Человек. – Индра дёрнула горлом. Видно было, что мысли у неё в голове носятся по кругу. Она, конечно, вспомнила тот день, когда я вернулся в замок и пахло от меня по-другому. – Значит, ты всё-таки с кем-то виделся. Все эти годы я прожила в уверенности, что в наших лесах не осталось ни одного мужчины, ни одной женщины. – Человек, который показал мне, как сделать лук, не из наших лесов. – Я положил на тетиву третью стрелу. – Он из других мест, из дальней деревни. Не все люди погибли в той битве. Ты понимаешь, что это значит? Индра помотала головой. – Это значит, что, когда я убью тебя, победа останется за человеком. – Я выстрелил – и даже близко не попал. Индра проводила стрелу взглядом и подползла ближе. В углах рта угадывалась улыбка. – Правильно ли я понимаю, что ты мечтаешь о новой жизни? Когда ты убьёшь меня, ты отведёшь брата в деревню, которая где-то за лесами, вы славно заживёте там, и всё будет хорошо. Я права? Я не ответил. Из логова доносилось испуганное сопение Иммера вперемежку со всхлипами. Он, конечно, прислушивался к тому, что происходило наверху. Прислушивался и ждал, гадая, чем всё закончится. Да, в мыслях я уже проделал путь до деревни Але. И представлял себе, как мы живём там – я, он и Иммер. Новая жизнь, хорошая жизнь. Но мне не понравилось, что Индра словно читала мои мысли, словно видела меня насквозь. Заметив моё замешательство, королева улыбнулась ещё шире и сочувственно заговорила: – Сем, но ведь человек – тоже линдворм. Разве ты забыл? Я положил на тетиву новую стрелу. Индра снова взялась за хитрословие, снова хочет смутить мой разум. Не выйдет! Я не дам ей заговорить меня! Я натянул тетиву, выстрелил – и снова промахнулся. Вид у Индры становился всё увереннее. – С чего ты взял, что эта твоя деревня лучше закопчённого города? Известно ли тебе, что приходится сносить детям в этой деревне? Что ты знаешь о людях, которые усыновляют сирот? О порке? Ничего! – Я знаю, что человек, который помог мне сделать лук, – хороший человек! – Откуда ты знаешь, что он хороший? – Знаю, потому что… потому что он добрый! – А знаешь ли ты, что людям надоедает быть добрыми? Им надоедает быть добрыми с назойливыми юнцами, которые вечно выклянчивают у них внимание и заботу. – Он сказал, что будет рад, если я к нему приду! – А он говорил, что станет любить тебя? – спросила Индра. Я молчал. Этого Але, конечно, не говорил. Королева снова улыбнулась. – Я так и думала. Знаешь, ничто во всём мире не сравнится с родным ребёнком. – Она положила руку на живот. – А ты, Сем, был и останешься сиротой, взятым из милости. Тем же провонявшим полиролью головастиком, что и прежде. И твой брат тоже. А тот человек… Он, может быть, и возьмёт вас под крыло, но вот увидишь: в конце концов любви в нём окажется не больше, чем у меня или Тюры. Что с вами будет, когда ему всё надоест? Когда он поймёт, что посадил себе на шею двух юнцов, которых надо кормить, одевать и обувать и от которых ему никакого проку? А я тебе скажу, что будет: вам придётся расплачиваться, Сем. Тяжким трудом. И в один прекрасный день… в один прекрасный день он, этот добрый человек, поймёт, что ему нужна палка. – Да замолчи ты! – Мне были противны мысли, которые она пыталась внушить. Я их не хотел, но они всё равно залезали в мою голову. В отчаянии я выстрелил ещё раз и ещё, но только хуже промазал. И с каждым моим промахом вид у Индры становился всё злораднее. – Давай же, – прошипела она, – продолжай стрелять как попало, пока не истратишь все стрелы. А когда стрел у тебя не останется, я тебя прикончу. Законы природы восторжествуют – и я наконец спокойно поужинаю. Новая стрела с позорным треском вонзилась в землю. Я дрожащей рукой пошарил в колчане. Одна. Осталась всего одна стрела. Снизу, из глубины логова, доносился плач Иммера. Стояла тишина, ночное небо выгнулось бледно-серой чашей. И тут Индра засмеялась. Запрокинув морду к ночному небу, она смеялась, смеялась – и во рту у неё были видны мелкие, загнутые назад зубы. Мрачный презрительный смех отдавался вдали. – Я знаю, почему твои стрелы летят мимо. Ты не видишь смысла попадать. Так ведь? Какой смысл геройствовать в стране линдвормов? Когда она это сказала, мне сначала стало очень грустно. Потому что я подумал – наверное, так и есть. Мир и правда устроен несправедливо, здесь сильные уничтожают слабых. И так будет всегда, тут она права. Но я не только опечалился. Я разозлился. Разозлился, когда подумал про законы природы. Разозлился, когда подумал о том, что она, королева, задумала сделать с моим братом. От злости у меня внутри всё забурлило. Да, Але не говорил, что станет любить меня. Но он показал мне, как сделать лук, чтобы я мог постоять за себя. И лук нужен не только для этого. Я представил себе, что сказал бы Але о словах Индры. Если ни в чём нет смысла, если нет смысла сопротивляться… Але бы прищурился, сдержанно улыбнулся и сказал бы: если в мире и правда нет любви – может, есть смысл драться упорнее? Я положил стрелу на тетиву – свою последнюю стрелу. Посмотрел на Индру – на всё, чем она была. Длинное тощее тело, бледная, словно восковая морда. Круглые карие глаза источают презрение. – В том, чтобы убить тебя, всё-таки есть смысл, – сказал я и спустил тетиву. Скажи мне, я – зло? Моя стрела ударила Индре в грудь. Королева, дико вытаращив глаза, смотрела на древко, вошедшее в её плоть. Потом она посмотрела на меня – грустно, почти с укором – и, обессилевшая, осела на землю. Королева беспомощно разевала рот, пытаясь глотнуть воздуха. Я словно окаменел: просто смотрел на неё, на бледное змеиное тело, израненное, всё в крови. Меня затошнило, на лбу, под волосами, выступил холодный пот. Королева повернула голову, пытаясь взглянуть мне в глаза. Изо рта вырвалось сипение. Я понял, что она хочет что-то сказать, и заставил себя подойти ближе. Глаза Индры безжизненно блестели. Несколько мгновений она собиралась с силами, а потом произнесла: – Скажи, Сем… Скажи мне, я – зло? Я не ответил: не знал, что ответить. Я ненавидел Индру, но всё-таки мне было её жаль. Индра проглотила комок. Губы у неё слиплись, язык еле шевелился. – Я всего лишь хотела избежать смерти, – проговорила она. – Кто сможет указать границу между злыми намерениями и инстинктом? – Не знаю. – Я подумал и прибавил: – Может быть, тот, кто будет рассказывать сказку о нас лет через сто, скажет, что это ты повстречалась со злом. Может, всё зависит от рассказчика? Индра еле заметно кивнула: – Правда. Правда тянется, как моя кожа. Каждый должен сам постичь, что правильно, а что нет. Так? – Может быть, – пробормотал я. Индра помолчала. – Твой запах… в день, когда ты вернулся из леса, твой запах стал другим. С кем бы ты ни встретился в лесу, сколько бы своего запаха этот человек не передал тебе, что-то произошло в тебе самом, Сем. А теперь у тебя в руках лук и стрелы. Да, человек победил, победил по всем статьям. Человек получил всё. Мы, все прочие, остались ни с чем. Думаю, человека можно поздравить. И она замолчала. Она умерла. Я постоял, глядя на королеву, замершую в луже собственной крови. Руки сложены на животе, словно Индра хотела обнять то, что в ней, – дитя, которому не суждено родиться. Мне было её жалко. Да, мне правда было жаль её. – Сем! Иммер! Я бросился к логову и сунул голову в лаз: – Всё кончилось. Можешь выходить. – Не получается! Я не достаю до края! Не д-достаю! – Голос у брата стал тоненький, как иголка, и он заплакал. – Сем, я никогда отсюда не вылезу. – И Иммер заплакал ещё горше. – Не бойся. Я отложил лук, лёг животом за землю и сунул руку в нору.