Какой же я дурак. Разумеется, Але забрал лук и стрелы. Он ведь предупреждал меня, что если лук останется лежать на земле, то тетива от сырости растянется. Но мне было всё равно – я тогда фыркнул и сказал, что лук мне не нужен. Что на меня нашло, откуда такая безграничная глупость? Я сел, но тут же снова вскочил. Может, я зашвырнул лук с колчаном дальше, чем мне помнится? В заросли? Я полез в колючие кусты. Я ломал и выдёргивал ветки, но в глубине души уже знал, что ничего там не найду. Но мне надо было как-то справиться с отчаянием, оно нарастало, как давление в паровой машине. Я схватил камень, швырнул изо всех сил и заорал. Ну почему я такой дурак? И ещё я орал оттого, что знал: без оружия мне ни за что не одолеть Индру. Когда камень упал на землю, что-то хрустнуло. Лесная живность, напуганная вторжением, притихла, и в тишине совсем рядом со мной села на землю какая-то птица с мухой в клюве. Щегол? Птица выпятила круглую грудку, настороженно поглядывая на меня. Перед тем как мы с Але распрощались, он указал мне на щегла. Может, это тот самый? Может, у него тут гнездо? Не успел я додумать про гнездо, как птица вспорхнула и скрылась в кроне липы. Там, на ветке, она опустилась в гнездо, похожее на чашу. Но не от вида гнезда я завопил от радости, стоя в зарослях на коленях. Нет, я увидел кое-что другое. Прямо под гнездом, с раздвоенной ветки, примерно там, куда дотянулся бы взрослый человек, свисали две вещи: мой лук и колчан со стрелами. Я вскочил и бросился к липе. Если потянуться, то я достану до лука. Потом я подтащил под ветку поваленный ствол, встал на него и дотянулся до колчана. Колчан я повесил на плечо. Меня переполняло предчувствие важного дела. Але оставил мне оружие. Оставил, потому что знал, что я могу за ним вернуться, что оно может мне понадобиться? Понял ли он это каким-то необъяснимым образом? Я попробовал тетиву. Тугая. Хорошо. С растянутой тетивой у меня бы ничего не вышло, а свить новую я не сумею. Я крепко обхватил древко лука правой рукой, левой забросил за спину колчан. Потом повернул назад, к замку, и погоня началась. Я, наверное, никогда не забуду день, когда выслеживал Индру. В лесу кипела жизнь. Мои уши наполняло птичье пение, гудение шмелей, ведь стояло самое светлое время года. Я шёл по дорожке из полёгшей травы, отмечая места, где королева вцеплялась когтями в землю, – там остались вырванные корни и вывороченная земля. Я замечал тёмные лужи и капли – кровь из её ран – и думал: что такое человек? Вот иду я, с оружием в руке, и несу в себе желание убить. Кто я? Хищник? Герой? Я, Самуэль. Я, Сем. Который дрожал, когда надо было поймать крысу. Каким должен быть человек, чтобы нравиться себе? Вот о чём я думал. А ещё об Иммере. О моём младшем брате со светлыми пушистыми волосами и ямочкой на щеке. Когда он начал меняться? Когда в нём проснулось желание скалить зубы, рычать на меня? В день, когда мы пришли в замок? В день, когда он научился играть? А может быть, ещё раньше? Или мы оба превратились в зверей в тот вечер, у Тюры? Может, я сам подтолкнул брата на этот путь, когда не заступился за него? Теперь я знал, как они важны – и те искры во мне, и путь, который я выбираю. Но выбрать правильный путь непросто. Часто люди выбирают не правильный, а лёгкий путь. Почему? Почему так трудно сделать правильный выбор? Белый лучистый шар солнца медленно опускался к горизонту. Индра сказала: сегодня ночью. Сегодня ночью она напитается тем, что течёт в жилах Иммера. Успею ли я? Доберусь ли до её логова, не опоздаю ли? Я лез через бурелом, карабкался по камням. Жизнерадостно пели птицы, бодро жужжали шмели. Они знать не знали о моих бедах, не знали, как тревожно бьётся у меня сердце. Ни до кого, кроме себя, им дела не было. Тьодольву не хотелось возвращаться к жизни дикого зверя. Он предпочёл умереть, лишь бы не становиться животным снова. Но я, шагая по следу, размышлял: а может, зверям жить легче? Ни до кого, кроме себя, им дела нет, ни о ком другом сердце не болит. Разве не проще жить по-звериному? Через пару часов след пошёл круто вверх. Индра через кусты терновника ползла на гору, которая выгибалась над верхушками деревьев. Голая гора, на которой ничего не росло. Я полез вверх. Кусты рвали на мне одежду. Я лез вверх – извиваясь и по-пластунски; я покрылся ссадинами, мне приходилось всеми силами выдираться из колючей хватки кустов. Лук и колчан я двигал перед собой. Они, конечно, тоже застревали, и я всю дорогу боялся повредить тетиву. Отвратительные кусты венком окружали длинную гору, словно крепостной вал, чьё дело не подпускать захватчиков. Но я всё лез и лез, упорно высматривая след в путанице веток, – и наконец выбрался из зарослей. Поднялся, отцепил ветки от рубахи. Высоко же я забрался: передо мной был гребень горы. Проверил тетиву – целая, упругая. Я с облегчением вздохнул. Забросил колчан на спину и приготовился продолжать путь. Но когда я опустил взгляд, чтобы найти след, меня пробрал ледяной холод. Следа не было. Я ошеломлённо, испуганно огляделся. На чёрной – наверное, сланцевой – скале не было ничего, кроме нагромождения валунов, покрытых лишайниками. Здесь не было травы, полёгшей под тяжестью змеи-линдворма, не было земли, которую могли бы взрыть когти Индры. А кровь – тёмные лужи и капли, такие заметные на лесной траве, – сливалась с чёрной поверхностью. Я двинулся наугад, высматривая хоть что-то похожее. Вон там – не капля крови? Я бросился туда, но тут же понял, что принял за кровь вкрапление – пятно на скале, блестевшее, как стекло. Я кидался в одну сторону, в другую, но нигде не видел даже признаков того, что здесь проползла Индра. Вскоре я уже стоял как парализованный. Ветер шевелил мне волосы. Солнце из белого стало огненно-красным. Куда делась королева? След оборвался, сказка окончилась здесь, на необитаемой чёрной скале. Среди нагромождения валунов, в стране линдвормов. Но я не мог смириться с таким финалом. Конечно, Индра забралась именно сюда, размышлял я. Ей, раненой, наверное, нелегко было ползти вверх по крутому склону, продираться сквозь заросли – но она знала, что стоит на кону. Если она заберётся на гору, то без труда избавится от меня. Или?.. Я присел на большой камень, пристроил лук на колени и попытался собраться с мыслями. Знает ли Индра, что я выслеживаю её? Там, у лестницы, она нанесла мне такой удар, что я потерял сознание. Убить меня было бы так просто. Может, Индра думает, что убила меня? Но если она так думает, то зачем уползла? Зачем утруждать себя, тащить Иммера в лес? Могла бы дождаться ночи в замке. Индра ранена. Раны тяжёлые и ещё не успели затянуться. Она наверняка напугана, а лес ей – родной дом. Может, она только в лесу и чувствует себя в безопасности? Что там говорила королева в тот день в детской? Когда рассказывала о битве, о том, как она, израненная и смертельно испуганная, бежала в укрытие залечивать раны? «На отдалённом холме я нашла убежище, чью-то брошенную нору, и спряталась там…» Я вскочил и ещё раз взглянул на гребень горы. На бесплодной земле лежали, как звери, валуны и камни. Тени вытягивались, как остроконечные шапки. Кое-где глыбы громоздились друг на друга, образуя глубокие пещеры. В их полутёмных пастях можно устроить отличное укромное логово. А что, если нора, в которой отлёживалась Индра, где-то здесь? Что, если Индра вернулась сюда? Вдруг она сейчас притаилась в темноте где-то поблизости? Может, она даже знает, что я здесь? Лежит тихо-тихо и рот Иммеру зажала… Дожидается, когда я брошу её выслеживать и уберусь отсюда? Наверное, так и есть, подумал я. Наверняка! Но как найти её логово? Я пристроил лук себе через правое плечо, чтобы можно было нести его вместе с колчаном. Потом опустился на колени возле одной из самых больших пещер и всмотрелся в темноту. Нет, ничего. – Иммер! – позвал я, и мой крик унесло эхо. – Иммер, ты там? Тишина. Конечно, королева ни за что не даст ему отозваться. Попробовать сползти в нору? Нет. Если я полезу вперёд головой, ничего не видя в темноте, то стану для Индры лёгкой добычей. Надо вычислить, где она, и выманить её на поверхность. Только так я смогу сделать хороший выстрел. А вдруг я сумею по запаху определить, где она прячется? Тьодольв говорил, что есть запах, который сильнее всех остальных. Индра покрыта ранами – может, у меня получится? Я закрыл глаза, опустил лицо к норе и втянул в себя воздух. Ноздри и глотку мне забил запах камней. Всё. Следующая нора была недалеко – на расстоянии нескольких локтей. Я подполз к ней и сунул голову в темноту. Ничего. Я ползал от пещеры к пещере, принюхивался и отфыркивался, а солнце всё ниже опускалось к тёмной полоске горизонта. Вечерняя прохлада забиралась мне под рубаху, ползла по спине, кусала за шею. Я стоял на четвереньках, пытаясь учуять запах крови, и думал: что такое человек? Что заставляет меня делать тот или иной выбор? Может, душевные муки? Когда я нашёл логово с тем самым запахом, волоски у меня на руках встали дыбом. Потому что от этого запаха на меня накатили страх и возбуждение, я весь задрожал, даже пальцы задрожали. Металлический, сладковатый, тошнотворный запах, который ни с чем не спутаешь. Я снял с плеча лук и вытянул из колчана стрелу. В том, чтобы убить тебя, всё-таки есть смысл Мой крик в пропахшем кровью логове разросся, превратился в эхо. Я подождал, прислушался. Никто не ответил. – Я знаю, что ты там, внизу! И знаю, что Иммер у тебя! Молчание. Потом из глубины послышался презрительный голос королевы: – Кто-нибудь говорил тебе, Сем, что ты какой-то навязчивый? Почти прилипчивый? Ты как закваска для теста: налипнет между пальцами и не избавишься от неё, сколько ни оттирай. Я стиснул зубы и подавил желание ответить. Нельзя давать ей преимущество, нельзя дать ей заболтать меня. Она слишком сильна в своём хитрословии. – Я хочу поговорить с братом, – сказал я. – Твой брат, – голос Индры зазвучал по-другому – ласково, заботливо, – так долго пытался вырваться из моих рук! Он устал. Не надо волновать его. – Я всё равно хочу с ним поговорить. Несколько секунд королева обдумывала мои слова. Я услышал, как кто-то завозился в темноте, а потом… – С-сем? Из груди у меня вырвался вздох облегчения. Меня пугала мысль, что Индра уже успела сотворить с ним ужасное, что кровь, запах которой я учуял, была кровью не только Индры. Как же я обрадовался, услышав голос брата! – Да, я здесь. Не бойся, Иммер. – Но мне страшно! Мне т-тут не нравится! – Я знаю. Всё будет хорошо. Я положил стрелу, которую достал из колчана, на тетиву. Пальцы тряслись, я дрожал всем телом, но мысли мои были спокойны. – Королева Индра! Я хочу, чтобы ты вышла. – Зачем же, позволь спросить? – Я пришёл… – Я замолчал. Как трудно сдерживать дрожь, как трудно не показать, что колеблешься. – Чтобы убить тебя. Королева рассмеялась, и шепчущий смех отразился от каменных стен логова. – Ты – убить меня? – Да. – У тебя хорошее чувство юмора, Сем. Жаль, что я не заметила этого раньше, я бы с удовольствием позволила тебе развлекать меня за ужином шутками и прибаутками. Но сейчас времени для забав не осталось. Свет, который просачивается сюда, ко мне и твоему брату, становится всё слабее. На нас опускается ночь, мне пора вкусить пищу. К тому же знай: я и так умираю. Индра помолчала, а потом приглушённым голосом продолжила: – Чутьё у меня не хуже, чем у Тьодольва. Я чую запах собственной силы и чую, как она по капле вытекает из меня. Раны, которые нанёс мне медведь, делают своё дело. Но я намерена оставаться в живых до тех пор, пока не отложу яйцо. Здесь до меня никто не доберётся. Ты, конечно, и сам сообразил, что мне это известно. Здесь я пролежала в спячке многие сотни лет – а когда проснулась, то сказала себе: эта пещера – самое безопасное место на земле. Здесь, Сем, я спрячу своё яйцо. Спрячу глубоко среди камней. Сюда не доберётся старая прожорливая росомаха, и голодный лис не сумеет протиснуться к моему яйцу; сюда сможет просочиться лишь существо длинное и худое, как линдворм. И когда я закрою глаза в последний раз – я буду знать, что продолжу жить в своём ребёнке. Если бы ты знал, как утешает меня эта мысль. Снова молчание. От солнца осталась лишь пылающая макушка. – Медведь стал моей гибелью, – призналась Индра. – Он оказался почти достойным противником. Но тебе, гадкий человечий лягушоныш, меня не убить. – Тогда я убью твоё дитя. – Что ты сказал?! – Когда твоё дитя вылупится, оно выползет на поверхность искать еду. Тогда я его и убью. Индра снова рассмеялась, но теперь в её смехе клокотала нескрываемая ярость. – Осторожнее, Сем. Не все шутки уместны, когда перед тобой будущая мать.