– Через пару часов?.. – Ну да. Как малыш Иммер вернулся. Заходим? Гримбарт открыл дверь и шагнул в тёмный холл. Я, слегка колеблясь, последовал за ним. Гримбарт, пока мы шли к лестницам, с остервенением чесал нос. Наконец барсук изловил докучавшую ему вошь, сунул в пасть и с тихим щелчком разгрыз. – Вот и я тебя укусил! Гримбарт облизнулся, рассмеялся и распахнул дверь в столовую. В нос ударила чудовищная вонь. От большого обеденного стола остались одни щепки. Рыжий Хвост, лёжа на подушке, вылизывала себе спину. Брунхильда стояла в углу и грызла завшивленный ковёр. В столовой царили вялость и безразличие. Индра свернулась в кресле с высокой спинкой. Она прижимала к себе какой-то большой тряпичный свёрток. Чернокрыс раскачивался на люстре. Заметив меня, он пронзительно запищал: – Хо-хо, глядите, какого кота впустили! Рыжий Хвост подняла глаза: – А у нас есть кот? Хочу гоняться за котом! – Дурочка, – прикрикнул на неё Чернокрыс. – Я про Сема. – Про Сема? Кто это? – И Рыжий Хвост часто заморгала. – Это тот мальчик, миленькая. – Брунхильда вперевалку подошла к лисе и погладила её по голове. – Мальчик, который пропал. Их было двое, помнишь? – Мо-ожет быть, – мяукнула Рыжий Хвост. – Но во-о-от бы обменять одного на кота. Можно обменять одного мальчика на кота? – Молчать! – загремела Индра. Все дёрнулись, и настала тишина. Узел, который Индра держала в объятиях, зашевелился, как будто в нём кто-то спал и теперь от её окрика проснулся. Из тряпок показалась головка с грязными светло-русыми волосами. Иммер. Когда он повернулся ко мне, у меня свело желудок. В голубых глазах брата было что-то ужасное, почти враждебное. Индра смотрела на меня с отвращением. Она тяжело дышала, как будто в ней набухал, готовясь прорваться, гнев. – Итак, отступник вернулся? – произнесла королева. Я не знал, что ответить. Не знал, что значит «отступник», но понимал, что вряд ли это что-то хорошее. А ещё я понял, что никто в этом замке и не думает со слезами бросаться мне на шею. Наконец я еле слышно выдавил: – Да. Индра сузила глаза и прошипела: – Как ты посмел! – По-посмел? – Ты без позволения увёл моего малыша в лес. Увёл туда, где с ним могло случиться что угодно. Его могли разорвать дикие звери! Он мог утонуть! Мог заблудиться и умереть от голода! Ты украл его у меня! – Я т-только хотел поиграть, – в отчаянии ответил я. – Мне было так одиноко! – Сколько лет я ждала! – зарычала Индра. – Сколько долгих лет жила одним желанием! Сколько лет мне ничего больше не хотелось – только бы стать матерью! А когда нежный луч счастья осветил наконец мою жизнь, ты поставил моё счастье под угрозу! Из-за того, что тебе вздумалось поиграть! – Я не понимал, что всё так серьёзно! – сказал я. – Никогда больше так не поступлю! – Разумеется, не поступишь! – Королева немного успокоилась и продолжила: – Итак, ты вернулся. Ты хочешь снова пользоваться моим гостеприимством. Что ж… Но учти, с этой минуты ты не смеешь даже прикасаться к моему малышу! Ты не смеешь находиться в одной комнате с ним. Если ты хотя бы посмотришь на него, то в ту же минуту покинешь мой замок. Понятно? Я заплакал так, что затрясся всем телом. И хотя мне нельзя было больше смотреть на Иммера, я всё же взглянул на него. И прошептал: – Прости меня. За то, что я не вступился за тебя перед Тюрой. Я должен был за тебя заступиться. Но Иммер уткнулся лбом в блестящий живот Индры. – Я не хочу разговаривать с Семом, – сказал он. – Он злой. Заманил меня туда, где опасно. – Знаю, малыш. – Индра погладила его по головке, обняла, словно желая утешить. Но вдруг она что-то учуяла, и в глазах у неё мелькнула подозрительность. Королева усадила Иммера, сползла с кресла и, извиваясь, описала несколько кругов возле меня. – Что-то… что-то не так, – глухо бормотала она, – что-то не так. Индра подняла морду к моему лицу. Открыла рот, высунула раздвоенный язык и стала водить им в воздухе, в паре миллиметров от моей кожи. Меня пробрало до костей, но я боялся пошевелиться. Внезапно взгляд Индры наполнился ужасом, и она с пронзительным криком отшатнулась от меня. – От тебя пахнем человеком! Ты пропитался мужским запахом! Я до смерти испугался. Мне и в голову не пришло, что от меня может пахнуть Але. А вдруг звери всей толпой отправятся в лес искать его? Или, того хуже, Индра напустит на него Тьодольва? Королева схватила меня за шиворот. – С кем ты якшался? Кто был там, в лесу? – Ни-никто. Никого там не было! Я был в лесу один! – Лжец! – загремела Индра. – Я чую запах, отчётливо чую! Тот самый запах, от которого у меня сводит внутренности! Чернокрыс спрыгнул с люстры и шлёпнулся на буфет. С буфета он сполз на пол, подбежал к нам и стал обнюхивать меня мокрым носиком. – Не ошибается ли ваша милость? – заметил он. – Мальчик пахнет собой, только чуть по-другому. Он взрослеет. – Крыс насмешливо взглянул на меня. – Я слыхал, что тяжкие испытания приводят в движение колесо зрелости. Что, юноша, намучились вы в лесу? И он рассмеялся. Неприязнь во взгляде Индры смягчилась, но только слегка. – Какая гадость, – сплюнула она. – Тьфу на зрелость. Тьфу на мальчишек, которые становятся мужчинами. Королева подползла к Иммеру. Прижимая его к себе одной рукой, она зазмеилась к двери. На пороге Индра обернулась и тяжело уставилась на меня: – Держись от малыша подальше. Ты понял? Я уткнулся лицом в локоть, вытер слёзы и кивнул: – Да, понял. – А вы, все остальные, – за уборку! И чтобы этого свинарника здесь не было! Игры кончились. С этой минуты мы с малышом пребываем у меня в покоях. И я ожидаю, что служить нам будут как подобает. И королева, прижимая к себе Иммера, скрылась в коридоре. Чернокрыс поглядел ей вслед глазами-перчинками и упёр лапки в бока. – Ну, чего ждёте? Принимайтесь за уборку! Брунхильда, Гримбарт и Рыжий Хвост кинулись исполнять приказ. Они раскрыли окно и принялись швырять в него мусор. Во двор полетели обломки мебели и солома. Чернокрыс сидел на подоконнике и с наслаждением распоряжался. Пошвыряв в окно обломки, звери сняли меховые куртки и плащи и отправили их той же дорогой. Потом все выбежали во двор жечь одежду и мусор. Я сел на пол. Я провалился в отчаяние – и в то же время чувствовал себя таким дураком! С чего я вообразил, что в замке станут скучать по мне? С чего решил, что простое «прости меня» всё исправит? И вот я в замке – и никто, никто не хочет иметь со мной дела. Я плакал, вытирал щёки, но, сколько бы я ни вытирал слёзы, они никак не кончались. Одна радость – звери не станут искать Але, не причинят ему вреда. Хорошо, конечно, что Чернокрыс вбил себе в голову, будто запах Але – мой запах, но ведь это не так. Сидя в слезах на нечистом полу обеденной залы, я был уверен в одном: я не взрослею. Ещё никогда в жизни я не чувствовал себя таким маленьким. Гримбарт страдает Я остался в каменном замке, и потянулись тяжкие дни. Дни, полные одиночества. Да, когда я не захотел играть вместе со всеми, мне тоже было одиноко. Но теперь я просто не мог ни с кем поиграть: со мной никто не хотел знаться. Чернокрыс взял за обыкновение называть меня «вероломный негодяй», а стоило мне войти в комнату, как у всех бывших там зверей сразу находилась причина покинуть её. Они не доверяли мне. Они, как и Индра, считали, что я хотел отнять у них Иммера. Сам Иммер почти не выходил из покоев королевы. Звери перетащили туда игрушки и книжки, и Индра с Иммером целые дни проводили вдвоём. Индра читала ему сказки и всячески хлопотала над ним. Брунхильда приносила Иммеру конфеты, да и чего только не приносила. Я, конечно, не спрашивал, можно ли мне поиграть с братом, – я и так знал ответ. Неужели это навсегда? Неужели они никогда не простят меня? Я так долго не выдержу, думал я, спускаясь как-то вечером на кухню раздобыть еды. Уйду из замка. Переберусь через горы, отыщу ручей в долине, пойду по течению, а через три дня стану всматриваться вдаль – и увижу, как множество дымков тянется в небо. Я пойду на эти дымки, что поднимаются из печных труб, и в деревне Але попрошу показать, где его дом. От этих мыслей у меня душа болела, так мне хотелось в ту деревню. А ещё – потому что я знал: в день, когда я уйду из замка, я покину Иммера навсегда. На кухне никого не было. Я нарочно прождал допоздна, чтобы Брунхильда наверняка покончила с мытьём посуды после ужина и мне не пришлось ловить на себе её злобные взгляды. Стола в обеденной зале больше не было, и слуги собирались за кухонным. Конечно, никто и словом не обмолвился мне, что ужин готов. Я шагнул в кладовую и огляделся. Хлеб, варенье, вяленый кабаний окорок. На блюде – остатки жаркого из оленины. Я подцепил кусочек мяса и отправил в рот. Вкусно. Я взял ещё кусочек. И вот, жуя мясо в полутёмной кладовой, я услышал голоса – они приближались откуда-то со двора. Я быстро закрыл кладовую. Дверь кухни с громким стуком распахнулась, раздался топот и чей-то голос: – Клади её на стол! Гримбарт. – И порошок от живота давайте! – Воняет от неё просто тошнотворно, – сказал другой голос. Чернокрыс.