– Не знаю, – промямлил я. Он взглянул мне в глаза. – Иногда идёшь за птицей, а добываешь рыбу, – напомнил он. – Может, стоит попробовать удовольствоваться рыбой? Я подобрал с земли заготовку. Она пока и близко не походила на лук. Лук самого Але был сработан из дерева, которое сначала несколько недель сушилось. Но его оружие – не из тех, что можно сделать за несколько дней. Я буркнул «ну да», облизал мозоли на ладонях и снова взялся за нож. Выстругивая заготовку, я подумал: хорошо, что мой лук не надо делать несколько недель. Но те несколько дней, что я провёл с Але, вышли не такими уж тяжкими. Такого в моей жизни ещё не было. Всё казалось таким простым! А с какой лёгкостью я забыл и замок, и его обитателей, как легко было работать руками, хотя ладони саднило, как легко засыпал я по ночам на постели из лапника, а как запросто мы разговаривали с Але – человеком с тёмными глазами и дружеской улыбкой. И хотя его наверняка удивляло, как я, одиннадцатилетний мальчик, оказался совсем один в такой глуши, он ни о чём меня не расспрашивал. Зато мы беседовали о лесе, о разных птицах, которых видели в небе, о цветах, что росли на земле, о грибных наростах на мёртвых стволах. Але показывал и рассказывал – он столько всего знал! Знал даже, как называются созвездия. Иногда мы не выстругивали лук, а занимались другими делами. Например, однажды пошли охотиться на кабанов. Але одной стрелой уложил годовалого кабанчика. Мы притащили поросёнка к костру, и Але показал мне, как потрошить и разделывать тушу. Мы устроили из веток раму и повесили сушиться кишки – длинные, блестящие. При виде их мне вспоминалась пряжа, которую соседка Тюры красила и вывешивала во дворе на просушку. Когда я выбегал в уборную, то всегда останавливался поглазеть. Карминная краска, как свиная кровь, капала на грязную землю и собиралась в лужи. А ещё мы пошли на озеро, где Але поймал тех окуньков. Солнце уже садилось, было тихо, свет причудливо играл на поверхности. В глубине озера будто горел огонь. Мы разделись донага и забрели в воду. Поначалу было так странно! Я боялся, что какая-нибудь щука вцепится в меня. Но Але сказал, что бояться нечего, и вскоре я уже плескался в воде, как будто сам стал рыбой. Надо же – я вообще в первый раз в жизни купался в озере. Если только кто-нибудь не водил меня купаться раньше, когда я был совсем маленьким, так давно, что я этого и не помнил. Але подобрал на дне чёрный камень. Сказал, что приметил эти камни, ещё когда рыбачил здесь в первый раз. Он положил камень на ладонь и показал мне. Когда на чёрное падал солнечный свет, на камне проявлялись тонкие зелёные прожилки. – Красивый, правда? – спросил Але. – Ага. Красивый. Мы решили собрать десять таких камней. Але нашёл три, а остальные семь – я. – Хорошо, что один из нас такой востроглазый, – сказал Але, когда мы, с мокрыми волосами, возвращались на стоянку. Камни мы несли в узле, который Але связал из своей рубахи. А ещё мы ловили тетёрок. У Але была льняная пряжа, из которой он сделал петли. Мы пристроили несколько силков и петель в развилки стволов и на скалах: Але думал, что тетёрок можно поймать и там. Очень важно было натыкать вокруг ловушек берёзовых веток, потому что тетерева – не дураки. Мы насыпали на камни хлебных крошек и ушли. Если нам не повезёт, сказал Але, то крошки съест белка, – но нам повезло! Когда мы на следующее утро пошли проверять силки, то на скалах обнаружили двух уже мёртвых тетёрок! Мы отнесли их к костру и стали ощипывать. Дело это оказалось нелёгкое, потому что у нас не было котла, в котором тетёрок можно было бы ошпарить. Но если не сдаваться, то можно справиться и без котла. В то утро, когда мы корпели над тетёрками, дул лёгкий ветерок. Под конец вся стоянка была усыпана белым пухом. Мы шутили, что на нас как будто снежная буря обрушилась. Но поросёнок, камни и тетёрки – это ещё не всё. Мы делали кое-что и поинтереснее. Резали бересту, собирали сосновую смолу, спускались к реке, чтобы набрать ивовых побегов. Каждый день мы понемногу делали то одно, то другое, а потом снова садились за лук. Лук медленно, но верно проступал из куска дерева. Наконец – под вечер – я закончил работу. Але сразу это понял, когда я прервался и попробовал лук на изгиб. Он бросил на лук всего один взгляд и сказал: – Хорошо. Достаточно. Охотились и собирали камни мы не для пустой забавы. Свиные кишки пошли на тетиву. Когда они просохли, Але нарезал их на ремешки, и мы свили из них крепкую тетиву. Готовую тетиву закрепили на концах лука. На одном конце крепление сделали так, чтобы при желании можно было ослабить или подтянуть тетиву. Стрелы мы сделали из ивовых побегов. Выбрали самые прямые и обрезали их до нужной длины. Правильная длина, как сказал Але, – это от локтя до кончика среднего пальца. Наконечники для стрел мы выточили из яшмы, которую нашли на дне окуневого озера. Наконечники на стрелах самого Але были железные, потому что у него в деревне жил кузнец, но здесь, в лесу, надо брать что дают. И они вышли острыми – наконечники моих стрел! Я опробовал их на пальце. Острые как ножи. Но стрелы были ещё не готовы. Стрелам требовались направляющие, чтобы стрела полетела точно в цель. На направляющие и пошли перья тетёрок. Мы расщепили стержни перьев ножом, смешали клей из сосновой смолы и угольного порошка. А на порошок размололи пару угольков из костра. На конец каждой стрелы мы наклеили по три кусочка пера, а перья потом обожгли по краям, чтобы они стали одинаковыми. Уже в самом конце мы сделали из бересты и свиных ремешков колчан. Теперь всё было готово. Близилась ночь. Горел костёр – ровно, наш костёр всегда горел ровно. Я сидел на поваленном дереве и смотрел на пламя. Иногда переводил взгляд на опасные вещи – лук и колчан со стрелами, лежавшие у моих ног. Проводил пальцем по натянутой тетиве. Але сматывал непригодившиеся ремешки из кишок. – Доволен? Ты почти всё сделал сам. – Угу. – Я обхватил себя, как будто у меня болел живот. – О чём думаешь? – спросил Але. – Ни о чём. Я сказал неправду. Я, конечно, кое о чём думал, сидя у костра и глядя в огонь. Я думал о словах Але, которые он сказал в первый вечер: когда лук будет готов, он простится со мной и уйдёт домой. Я снова перевёл взгляд на свой лук. Да, я был горд и доволен. Но на самом деле мне хотелось, чтобы мой лук был другим луком. Из тех, над которыми надо трудиться несколько недель. Зачем ты стреляешь Утро следующего дня выдалось серым. Может, и не серым, может, я просто проснулся слишком рано. Я чувствовал себя неотдохнувшим и таким же тусклым, так что не стал вставать и снова лёг. Меня знобило. Але не было, но костёр уже горел. Вскоре Але вернулся – он ходил за водой. Положил бурдюк на землю, взял палку, поворошил поленья. Он ничего не говорил, только время от времени посматривал на меня. Потом протянул мне кусок кабанятины, но я отвернулся. – Что случилось? Я не ответил. Але не стал повторять вопрос, и я сел, обняв колени. – Сердишься на что-нибудь? Я помотал головой. – Тебе грустно? Я стиснул зубы и проглотил комок, стоявший в горле. Говорить было трудно. Мне не хотелось разныться из-за того, что мы сейчас распрощаемся. Не хотелось выглядеть перед Але малышом. – Хорошо бы так было всегда, – тихо сказал я. – Чтобы мы с тобой жили в лесу. Але кивнул: – Да, хорошие были дни. Но у меня есть дом, и он ждёт меня. Меня как будто ударили в живот. Мне не нравился дом Але. Не нравилось, что у Але есть что-то кроме меня, что-то, по чему он скучает. Але сел на поваленное дерево. – Я позвал бы тебя с собой, – сказал он. – Но у меня такое чувство, что тебя здесь что-то держит. – Он попытался взглянуть мне в глаза. – Ты уж прости, Сем, но иногда я смотрю на тебя… в тебе есть какая-то уклончивость. Я сидел, не зная, что ответить. Я-то надеялся, что никакой уклончивости во мне не заметно. Думал – как просто оказалось забыть жизнь в замке и все печали. Но Але сумел меня разглядеть. – Мой младший брат, – промямлил я наконец. Але кивнул. Во взгляде у него был интерес: я ведь в первый раз заговорил о себе. Он молчал, дожидаясь, когда я захочу продолжить. – Я пытался заботиться о нём, но не сумел, – сказал я. – А теперь мне кажется, что он меня больше не любит. У него новые друзья. Я этой компании не подхожу. – Понимаю. – Але надолго задумался. – Уверен, что рано или поздно вы вернётесь друг к другу. Может, ему просто надо побыть с теми новыми друзьями. Но и старшего брата он не забыл. Я смотрел на плясавшие передо мной языки пламени. А что, если Але прав? Что, если Иммер когда-нибудь снова повернётся ко мне? Как и когда? Але положил руку мне на плечо: – Не хочешь испытать его? Я покосился на свой лук – новенький, древесно-белый, прислонённый к бревну, на котором сидел Але. Конечно же, мне хотелось пострелять. Конечно, пальцам не терпелось натянуть тетиву, конечно, хотелось, чтобы первая же стрела уверенно полетела прямо в цель. Как у Але, когда он убил поросёнка. Мне хотелось стрелять, как Але. Мы пожевали мяса, выпили по кружке воды. Потом я вскинул на плечо колчан и взял лук. Но так не бывает, сказал Але, чтобы человек в первый раз в жизни взял лук – и сразу отправился на охоту. Недалеко от нашего лагеря стояло гнилое дерево – отличная мишень; к нему мы и отправились. Отошли на нужное расстояние – метров на десять, – и Але сказал, чтобы я попробовал выстрелить. Я тут же страшно разволновался. Вытянул из колчана стрелу, положил её на тетиву. Я видел, как стреляет Але. И вот я сам натягиваю тетиву и стреляю. Не пролетев и двух метров, стрела упала на землю. Мне стало жарко от стыда. Я побежал поднять стрелу, вернулся на то же место и снова выстрелил. Новый выстрел тоже оказался неудачным. Даже смехотворным: вильнув, стрела улетела в колючие кусты. – Молодец, – сказал Але. – Какой там молодец, – проворчал я. – Но ведь ты сделал всего два выстрела. Давай ещё один. Я снова побежал за стрелой. Больно оцарапался о колючки. И покраснел как свёкла, на этот раз от злости. Але сказал: – Не волнуйся, нам торопиться некуда. Нет, нам было куда торопиться. Сегодня – последний день, который мы проводим вместе. Очень скоро Але забросает угли землёй, возьмёт свой мешок и отправится домой. И когда он пойдёт через лес, по горам, берегом тёмного окуневого озера, то станет думать обо мне хорошее. Например, так: да, он умеет управляться с луком, этот Сем. Стрелок не хуже меня! Пусть он так и думает. Пусть запомнит обо мне что-то хорошее. Я сделал глубокий вдох, другой, положил стрелу, натянул тетиву – и выстрелил. Я снова и снова отправлял стрелу в цель, но она не хотела никуда лететь. Моим попыткам далеко было до того, как ровно, прямо в цель посылал стрелы Але. Мне казалось, что я сейчас лопну от отчаяния. – Ты должен знать, зачем стреляешь, – сказал Але и улыбнулся.