Он отхлебнул кваса, пена потекла по углам пасти. Я подумал, что в жизни не имел дела с таким мерзким типом. Дома, в квартале, где жила Тюра и где ошивалось множество оборванцев, таких точно не водилось. – И тебе пришлось? – спросил я. Тьодольв утёрся лапой. – Тот медведь стоял между мной и тем, что мне было нужно, – объяснил он. – Тем, что я хотел заполучить любой ценой. – Зачем? Тут Брунхильда уронила на пол кастрюлю. Грохот поднялся на всю кухню. – Ох-ох… – Брунхильда наклонилась за кастрюлей. – Тьодольв, будь так добр, подай мне тряпку. Тьодольв, ворча, тяжело поднялся и подошёл к шкафчику с полотенцами. Когда он протянул тряпку Брунхильде, та уже успела убрать кружку с квасом и подать вместо неё сладкий пирог с миндальной посыпкой. Тьодольв посмотрел, как Брунхильда выливает остатки его любимого напитка в ведро с помоями, тяжело вздохнул и занялся пирогом. Во взгляде у него было что-то мрачное. Тревога? – Кабан или лось, олень или медведь – мне всё равно, – снова сказал он. – Но если можно избежать драки с тем, кто равен мне по силам, это хорошо. Тот хольмганг[3] мог закончиться моей смертью. – Он ухмыльнулся. – Знаешь, как звери выбирают добычу? – Нет. – Они выбирают того, кто слабее. – Медведь положил тяжёлые лапы мне на плечи. – Ты разве не знал? Выбирай того, кто слабее, Сем, и ты выйдешь победителем. – Тьодольв, ты же любишь, чтобы ужин тебе приносили в сторожку, – натянуто сказала Брунхильда. – Почему тебе вдруг захотелось поужинать здесь? – Поболтать охота. – И Тьодольв откусил ещё пирога. – Вот как, – проворчала Брунхильда. – Но теперь-то ты наговорился? Пора и домой? – Не-ет, – отозвался Тьодольв. – Я ещё посижу, составлю Сему компанию… Чего ты хотел? – Горячего молока, – сказал я. – Вот именно. Будь любезна, поторопись-ка с молоком. Сем и так долго ждал. Брунхильда, вздыхая, достала молоко из кладовой. Плеснула щедрую порцию в трёхногий котелок и поставила его на огонь. Тьодольв тем временем продолжал бессвязный рассказ о медведе, которого он убил на хольмганге и который чуть не убил его самого. – Силу зверя я чую по запаху. Тот медведь недавно покинул берлогу. Был голодный и слабый. Вонь его выдала. Я думал, борьба будет недолгой, но не учёл медвежьи инстинкты. Брунхильда закашлялась. – Я на минуточку, – пискнула она и так быстро выбежала из кухни, что подол фартука хлопнул её по лапам. Тьодольв проводил барсучиху взглядом. Мне не нравилось, что я остался с ним один на один. На улице шумел дождь. – Уже поздно, – сказал я и поднялся, но Тьодольв силой усадил меня на стул. – Подожди. Он вдруг как будто занервничал. Снова взглянул на дверь, за которой скрылась Брунхильда, и сказал: – Я подумал. – О чём? – удивился я. – О твоём предложении. Может, это и не такая уж глупая мысль и мы как-нибудь сходим в лес вместе? С тобой и твоим братом. Я не знал, что ответить. Мне совершенно не хотелось гулять в лесу с Тьодольвом, да и Иммеру, скорее всего, тоже. Однако я боялся сказать об этом. – Мы могли бы сходить в одно особенное место, – продолжал Тьодольв. – Место, о котором знаю только я. – Ну… Мне сначала надо спросить разрешения. – Нет-нет, – поспешно проговорил медведь. – Не спрашивай. – Почему это? Медведь наклонился ко мне – так близко, что я видел каждую жилку в его блестящих глазах. Из пасти несло печёнкой и пирогом. – Улучи минуту, когда никто не будет знать, что вы ушли, – прошептал он. – Вообще никто. Дело важное. Меня накрыло неприятное чувство. Холодная как лёд тревога, от которой волоски на шее встали дыбом. – Зачем тебе надо, чтобы мы с братом пошли с тобой в лес, да ещё и чтобы никто об этом не знал? – спросил я, но Тьодольв только покачал головой и многозначительно взглянул на дверь. – Хватит разговоров. Кухарка вот-вот вернётся. Приходите. Приходите, и я покажу вам кое-что, что вы точно захотите увидеть. Я быстро поднялся. – Мне пора. Я хочу спать. И кстати, мне совершенно нечего скрывать от кухарки. По-моему, она добрая. Тут Тьодольв схватил меня за руку, да так крепко, что у меня сердце чуть не остановилось, и зашипел сквозь острые блестящие зубы: – Добрая? Барсучиха Брунхильда добрая, да? Все они добрые, пока бегают вокруг вас на задних лапах и приносят вам всё, чего вы ни пожелаете. Но не о том они мечтают, чтобы разгуливать в человечьих обносках и подавать паштеты всяким соплякам! Знаешь, что пытался отстоять медведь, которого я заломал? Знаешь, за что он отдал свою жалкую полуголодную жизнь? – Пусти! – заорал я, но Тьодольв вцепился в меня ещё крепче, и я почувствовал, как его когти протыкают мне кожу. В эту минуту из очага послышалось сердитое шипение: молоко убежало. Пена перелилась на угли, густой дым наполнил кухню. Тьодольв, ругаясь на чём свет стоит, схватил котелок, обжёгся и выругался ещё ужаснее. Сбежавшее молоко уходило в щели между досками пола. И тут посреди всего этого беспорядка возник Чернокрыс, по пятам которого следовала Брунхильда. – Что здесь происходит? – возопил Чернокрыс. – У барсучихи молоко убежало, – пробурчал Тьодольв. Стараясь избежать строгого взгляда крыса, он схватил полотенце и вытер жижу. – Брунхильда хотела уведомить меня, что лесничий сидит на кухне и его поведение выходит за рамки приличия, – ответил Чернокрыс. – Она сказала, что Тьодольв пугает Сема глупыми байками. Брунхильда заложила лапы назад, с тревогой ожидая, куда повернёт разговор. – Итак, Тьодольв? – спросил Чернокрыс. – Я только хотел рассказать мальчику пару забавных охотничьих баек, – пробурчал медведь. – Я не хотел его пугать. Молчание. Чернокрыс сузил глазки. – Интересно, как её милости понравится, что ты сидишь на кухне и столь непринуждённо рассказываешь охотничьи истории. Может быть, мне стоит спросить её? Тьодольв торопливо замотал головой. Странно было видеть, как такая громадина съёживается – покорная, напуганная. – Нет-нет. – Медведь схватил свою шапку и надвинул пониже на лоб. – Хватит историй. Мальчику они не понравились. Мне пора. Он прокосолапил через кухню и распахнул дверь. Дождь лил не переставая. Перед тем как скрыться, медведь обернулся и посмотрел на меня, но что он хотел сказать этим взглядом, я не понял. Наверное, ничего хорошего. Когда Тьодольв ушёл, Брунхильда взялась за уборку. Конечно, медведь вытер пол не так хорошо, как, по её мнению, следовало бы. – О-хо-хо, – вздохнула она. – Такой уж он есть, наш старый лесничий. Что тут ещё скажешь. – Он злой. Хотел заманить нас с Иммером в лес, и чтобы никто не узнал. – Ты про что это? – спросил крыс. – Он так говорил. Чтобы мы пошли в лес, не спрашивая разрешения. Он какую-то гадость задумал, это точно! Чернокрыс долго смотрел на дорожку, по которой ушёл Тьодольв. – Странно, очень странно, – пробормотал он, после чего подобрал на полу полуобглоданное рёбрышко и принялся объедать с него мясо и плёнки. Видно было, что в крысиной голове роятся какие-то мысли. Приняв решение, он швырнул рёбрышко через плечо и сказал: – Не думаю, что тебе стоит обращать внимание на россказни Тьодольва. Забудь их и живи дальше. Но на всякий случай, – тут он серьёзно взглянул на Брунхильду, – договоримся, что сегодня Тьодольв ужинал на кухне в последний раз. Пусть остаётся, где ему полагается, и не причиняет нам хлопот. А Сему больше не придётся слушать охотничьи истории. Так будет лучше всего, верно? Брунхильда закивала: да, она тоже думает, что так лучше всего. Она сказала, что ей очень нравится самой относить еду в сторожку лесничего и всегда нравилось. Барсучиха сложила лапы на круглом животике, и вид у неё стал привычно умудрённый. – Может, хочешь взять молоко с собой? – спросила она. – Я вскипячу ещё. Я помотал головой. Желание выпить горячего молока улетучилось без следа. Я пошёл к двери, которая вела в коридор, но на пороге обернулся и посмотрел на Чернокрыса и Брунхильду. – Тьодольв ещё говорил, что медведь, которого он убил… что тот медведь что-то защищал. Вы не знаете, что он защищал? Чернокрыс улыбнулся. – Припоминаю, что всё дело вышло из-за черники. – Черники?..