– Полезай вниз. Будет тебе урок, раз и навсегда! Медленно, со слезами Рыжий Хвост полезла в погреб. Гримбарт захлопнул люк. – Готово! – сказал Чернокрыс. – Ну что, пора и ужинать? – Он поглядел в небо. – Давайте в замок, пока не пошёл дождь. Я выбросил сломанного змея и пошёл к дверям за Чернокрысом и прочими. Но Иммер остался, и вид у него был ожесточённо-упрямый. Чернокрыс остановился на лестнице и обернулся: – Поторапливайтесь, ваша светлость! – Ни за что! – выкрикнул Иммер и топнул ногой так, что полетели земля и камешки. – Ни за что в жизни! – В чём дело? – испуганно спросил крыс. – Ты плохой! – В жизни такого не слышал, – выдавил Чернокрыс и повернулся к Индре. – Взываю к вашей милости! – Ну-ну, – сказала Индра Иммеру. – Не нужно принимать всё так близко к сердцу. Рыжему Хвосту уже случалось сидеть в погребе, и не раз. – Мне всё равно! – выкрикнул Иммер. – Я всё равно не хочу, чтобы Чернокрыс сажал её в погреб! – Но ведь и Чернокрыс не хотел, чтобы порвали его бечёвку, верно? Идём же. Ты разве не хочешь поужинать? Несколько долгих, злых, упрямых секунд Иммер медлил, а потом решительным шагом направился к двери. – Не буду я с вами ужинать! – выпалил он и почти побежал по лестнице, ведущей в детскую. – Вы злые! Все злые, все! Индра печально смотрела ему вслед. Чернокрыс вздохнул и сказал: – Что ж, оставим его в покое. Захочет есть – одумается. Мы миновали холл и прошли в обеденную залу. Из погреба доносились приглушённые вопли. Вскоре в окна обеденной залы застучали капли дождя. Гримбарт развёл в камине огонь, и все расселись, стараясь устроиться поуютнее. Но это было нелегко, потому что вопли Рыжего Хвоста пробирали до костей. Вскоре Брунхильда внесла ужин – она разогрела немного кровяной похлёбки. Барсучиха поставила на стол супницу и стопку глубоких тарелок, и все стали разливать себе суп. Разговор не клеился. Я думал об Иммере. Как бы мне хотелось, чтобы он сидел с нами за столом. Мне казалось, что мы все перессорились, хотя я и не понимал почему. Не я же запер Рыжий Хвост в погребе. – Да-а, говорите что хотите, – сказала Брунхильда, усевшись, – а всё-таки хорошо, что мы придумали, что делать со старым погребом. Гримбарт кивнул, словно она сказала что-то дельное. Снова воцарилось молчание. Стук дождя перерос в грохот, но и грохот не мог заглушить отчаянных воплей Рыжего Хвоста. Гримбарт после долгих размышлений сказал: – Ну а разве в погребе когда-нибудь хранили картошку? – Ай, да мы же пытались, – сказала Брунхильда. – Но ничего не вышло. Картошка там полежала да и сгнила. Ты разве не помнишь? – Нет. – Гримбарт почесал голову. – Нет, не помню. – Ну а я это помню так, словно всё было вчера. – Брунхильда обрадовалась, что завязался хоть какой-то разговор. – Год на картошку выдался очень плохой. Половину урожая побил мороз, а половину того, что осталось после морозов, поела тля. Я её пыталась прихлопнуть метлой. – Картошку? – глупо спросил Гримбарт. – Нет, мой милый. Тлю, конечно. Но её становилось всё больше, да так быстро! Глазом моргнуть не успеешь, как у неё уже и дети, и внуки, просто не понимаю, как так получается. – Это партеногенез, – объяснил Чернокрыс, который находчиво уселся на краю своей тарелки. С усиков у него капала похлёбка. – Па… что? – Это явление также называется «непорочное зачатие», – продолжил крыс. – Самке тли, чтобы оставить потомство, не нужен самец. Всё, что ей нужно, – благоприятные условия. – А что значит «благоприятные условия»? – вежливо поинтересовался Гримбарт. – Хорошее питание, Гримбарт, хорошее питание. Для тли это картофельные листья. Не одуванчик, не марь обыкновенная. Картофельных листьев достаточно, спросите саму тлю. И Чернокрыс подобострастно улыбнулся Индре. Та поднесла к губам ложку, погоняла похлёбку во рту и с громким звуком проглотила. Но Брунхильда с обиженным видом отложила ложку. Наверное, решила, что крыс перехватил у неё нить разговора, который она начала. – Ну, так или иначе… – продолжила она, – после того как тля сожрала половину того, что осталось после того, как мороз побил первую половину, – хотите верьте, хотите нет, а половина сгнила! Та половина, то есть которая осталась от той половины, которую тля сожрала после того, как первую половину побил мороз… – Да замолчит она или нет?! – рявкнула Индра, и Брунхильда осеклась. Однако Индра имела в виду вовсе не её, а Рыжий Хвост, чьи пронзительные вопли вынимали душу. – Придётся мне сделать ей внушение, – сказал Чернокрыс и уже хотел было слезть со стола, как вдруг Рыжий Хвост затихла. Больше из погреба не доносилось ни звука. Мы выдохнули – все как один. Наконец-то стало немножко легче не думать о горничной. Во всяком случае, почти не думать. Но мне всё равно хотелось, чтобы Иммер был с нами. Когда он рядом, то как будто становится светлее и радостнее. Хотя от огня в камине и так исходило тепло, а после похлёбки мы ели конфеты – жаловаться было не на что. Гримбарт, набивший рот конфетами, вдруг сказал: – Всё-таки странно, что картошка сгнила. Брунхильда открыла было рот, чтобы ответить, но прикусила язык и посмотрела на Индру. Похоже, она думала, что пожелание замолчать относится в том числе и к ней, и долгое время сидела, раскрыв рот и не зная, что предпринять. Индра раздражённо вздохнула: – Можешь говорить, Брунхильда. – Спасибо, ваша милость, – ответила Брунхильда и повернулась к Гримбарту: – Ничего странного, мой милый. Люк-то закрывается неплотно. – Как это? – Он, видишь ли, сильно рассохся. А тем летом, уже после того как я засыпала в погреб картошку, дождь полил как из ведра. Погреб-то и затопило. Все уставились на неё. – Как из ведра… – сказал я. – То есть как сейчас? – Вот именно, – подтвердила Брунхильда. – Очень быстро, за каких-нибудь полчаса вода поднялась. Половину картошек мне удалось выловить ситом, ну а уж остальные погнили. Пару секунд мы все смотрели на неё, а потом повскакивали со стульев. – Вы куда? – спросила Брунхильда. Она ещё не поняла того, что поняли все остальные. – Спасать дурную лисицу! – выкрикнул Чернокрыс. – Несите шест! Мы выбежали под проливной дождь. Земля превратилась в жидкую грязь, всюду разлились огромные лужи-зеркала. Зеркала, по которым бешено отплясывали дождевые капли. Брунхильда убежала за жердиной из рамы для сушки сена – обычно длинная палка безо всякого толка валялась у сарая. Гримбарт открыл люк, и мы сгрудились у погреба. – Я её вижу! – Чернокрыс указал на какой-то лоскут, который колыхался под водой, словно странный плавучий цветок. Прибежала Брунхильда. Опустив жердину в погреб, она покрутила ею в воде и выловила шаль Рыжего Хвоста. Но сама Рыжий Хвост ей не попалась. – Тыкай шестом в воду, пока не наткнёшься на неё! – проорал Чернокрыс, стараясь перекричать барабанную дробь дождя. Брунхильда стала тыкать, а все остальные обступили её, всматриваясь в мутную воду. Тяжелее всего пришлось Гримбарту: он держал люк, потому что упор куда-то делся. – Ничего не вижу! – пискнула Брунхильда. – А ещё мне дождь в глаза льётся! Чернокрыс повернулся к Индре: – Ваша милость! Похоже, горничная скончалась! После недолгих размышлений Индра сказала: – Я проверю. И одним длинным, гибким движением соскользнула в погреб. Блестящий хвост шлёпнул по поверхности и скрылся под водой. Довольно долго мы стояли как оцепеневшие, глядя в подвал, в глубине которого извивалась большая блестящая змея, заставляя мутную воду вскипать, словно в котле. Слова Чернокрыса звучали у меня в ушах, всё больше становясь действительностью. Холодной, острой, как зубная боль, действительностью. Горничная скончалась. Её больше нет. Нет Рыжего Хвоста с янтарными глазами и острым носиком. В наш первый день в замке она обметала нас метёлкой для пыли и мыла щёткой. Она хотела всё делать правильно – и почти никогда ей это не удавалось. – У меня лапы сводит, – простонал Гримбарт, сражавшийся с тяжёлым люком. – Сам понимаешь, придётся потерпеть, – огрызнулся Чернокрыс. – Иначе я подопру люк твоей убогой головой. – Ох, – только и ответил Гримбарт. Тут мне показалось, что я слышу чей-то смех. Я обернулся. Откуда звук – из хлева? Я медленно приблизился к приоткрытой двери и распахнул её. Дверь тихо скрипнула, и Простокваша ответила мычанием. Коза жевала сено, лёжа в углу, а курица Несушка сидела на насесте и о чём-то квохтала сама с собой. Снова послышался смех. А ещё странное мурчание. Оно шло из пристройки, куда Гримбарт сложил остатки зимнего сена. Я вошёл в пристройку, но сначала ничего не увидел. Постоял, рассматривая копну сена, которая странно мурчала и к тому же шевелилась. Внезапно из сена высунулась голова Рыжего Хвоста.