— Я еще не в том состоянии, чтобы кого-то успокаивать, поэтому прекращай. А мой сын, он и подавно не сможет тебя утешить. — Простите, правда, я… — Ева, — госпожа Вишневская подняла голову, отдаляя меня на расстоянии вытянутых рук. В ее глазах не было злости или ненависти, только тепло. Я опешила, однако не могла перестать смотреть на Анну. Ян был очень похож на мать: тот же нос, форма губ, только у него они более пухленькие. И эта теплота… она окутывала, подобно теплому шарфу в морозную зиму. — Я не хотела, чтобы так получилось. Я думала, Ян рассказал всем мой секрет, предал меня, а я ведь… — я запнулась, нерешительно всматриваясь в глаза женщины напротив. Мне было страшно признаться в самом потаенном, раскрыть душу и сердце. — Любила его? — продолжила вдруг за меня Анна. Такие простые слова выбили весь кислород из легких. Сердце сжалось, болезненно заныло, губы дрогнули. Эта запретная любовь так долго хранилась где-то внутри, тянулась к свету, но я старательно закидывала ее кирпичами, выстраивая надежную непроницаемую стену. А теперь мать Яна взяла и разрушила все, произнесла вслух мой самый большой секрет. Я опустила голову, руки упали по швам, словно бездушные нити. В глазах снова кольнуло, слезы рвались наружу, зачем только непонятно. Мы обречены. Нас никогда не было и не будет. Я должно понять и принять эту проклятую реальность. Однако маленький огонек надежды всегда живет где-то в человеке, даже в минуты полной безысходности. Он жил и во мне, и также настойчиво не хотел верить в поражение перед судьбой. — Ева, — голос Анны прозвучал очень тихо, но достаточно мягко. Она осторожно коснулась моего подбородка, вглядываясь в глаза, полные слез. — Мне стыдно перед вами, но ваш сын ни в чем не виноват. Простите его, пожалуйста, — прошептала, не моргая. Я почти не дышала, ощущая, как накаляется воздух, между нами, и в то же время, становится нежным, словно шелковая ткань. — Ты любишь моего сына? — спросила спустя почти минуту молчания Анна. С губ сорвался болезненный вздох, ведь я не просто любила Яна, за этот месяц разлуки поняла — я жила им, даже когда мы делали вид, будто ненавидим друг друга. Рядом с Вишневским я всегда становилась нормальной, обретала силу и веру в себя. — Очень, — прошептала, не веря, что говорю это вслух. — Я бы хотела увидеть, как вы держитесь за руки и улыбаетесь. — Ч-что? Простите… — я открыла рот от удивления, сердце пропустило глухой удар. — В своих ошибках мы можем винить только самих себя, — Анна отпустила руку, а затем отошла к дивану, изящно присаживаясь на край. Она улыбнулась, хотя улыбка получилась больно вымученной и грустной. Так улыбается люди, которые жалеют о многом, наверное, так улыбалась и я. — Но ведь если бы не… — Если корабль пошел ко дну, в этом вина капитана, а не его команды. Ты и мой сын… — Анна замолчала. Она положила ладони на колени, скрепляя пальцы в замок. Вздохнула, а потом вновь обратила свой взор в мою сторону. — Вы — чудо, которое было дано нам сверху. В моей жизни не было ничего прекрасней сына. Видеть его мрачным, выпивающим, изводящим себя — подобно пытке. Я никогда никого не винила, даже родного отца Яна. А уж вас и подобно винить не стану. — Но ведь… — Знаешь, мой папа всегда давил на меня. Он мечтал иметь идеальную дочку, наследницу, которой сможет гордиться. Я должна была во всем быть лучшей, как и его услуги в бизнес сфере. Тогда мне казалось, папа не любит никого, кроме работы. Но сейчас понимаю, он, как и любой родитель хотел для своей дочки большего. Отец не врал мне, не говорил, что будет легко. После свадьбы, я металась птицей по золотой клетке, мечтала вырваться, но старательно подавляла в себе это. Не замечала рядом прекрасного человека, который в свою очередь не замечал меня. Мы оба наломали дров, но это наши ошибки, а не ваше, не твои, Ева. Мои плечи опустились, словно с них сошел тяжелый груз. Легкие наполнились кислородом от глубокого вздоха. Я все еще не верила в услышанное, но осознание, что мать Яна ни в чем не винила нас, мелькнуло яркой вспышкой в сердце. Мне захотелось улыбнуться и обнять Анну. — Ева, — она вновь назвала меня по имени. Я подняла глаза, всматриваясь в госпожу Вишневскую. Она будто засияла, будто тоже отпустила что-то, что душило ее несколько лет. — Не знаю, что произошло между тобой и моим сыном, но он тоскует. Каждую ночь во сне зовет тебя, а недавно, когда вернулся совсем пьяным, даже рифмой говорить начал. — Ян зовет меня? — я опешила, но не успела даже прийти в себя от слов Анны, как за спиной послышался шорох, а затем грохот. Кто-то откашлялся. Знакомый голос звучал хрипло поникши. Я оглянулась и обомлела, замечая Яна у входа в гостиную. Он был в одних штанах, позволяя разглядеть рельефную грудь и кубики на прессе. Растрепанные волосы торчали в разные стороны, в глазах удивление. Вишневский протер несколько раз веки, продолжая открыто прожигать меня взглядом. — Сынок, — Анна неожиданно поднялась с дивана, поправив платье. Подошла ко мне, положила руку на плечо, и мягко улыбнулась. — У меня сегодня прекрасная гостья, так что не пугай ее своим видом. Оденься, хорошо? Глава 41 Почти минуту мы простояли в полной тишине. Демон не сводил с меня глаз, часто моргая, а его мама просто ждала, когда сын придет в себя. Потом он, правда, опомнился, спохватился и шмыгнул наверх, видимо в спальню. Вернулся минут через двадцать, и выглядел уже совершенно иначе: свежо, в нормальной одежде, с чистыми волосами. Однако все равно продолжал то и дело поглядывать, не решаясь сказать и слова. Анна пригласила нас на кухню, сделала чай, а сыну какой-то отвар для трезвости видимо. Поставила на стол тарелочку со свежеиспеченными ватрушками, нарезала апельсин, бананов, помыла виноград. Она крутилась на кухне, улыбалась, что-то приговаривала, а мы с Яном оба молчали. Я иногда вставляла какие-то реплики, и то жутко смущалась, а вот демон просто ел, пил, и кивал, в случае если мать задавала вопрос ему. Через час атмосфера немного сгладилась, хотя это сложно назвать «немного». Мне хотелось поговорить с Вишневским, объяснится перед ним, с другой стороны, терзали сомнения. Вдруг Анне показалось, и он звал вовсе не меня, вдруг Ян ничего не чувствует ко мне, вдруг все это было каким-то его планом мести. Мысли крутились по спирали, все больше закручиваясь в плохую сторону. В итоге я окончательно поникла. Но тут Анна, словно почувствовав, решила оставить нас наедине. Сослалась на приход нового садовника, которому ей надо срочно дать поручения и проконтролировать ход работы. Яну она строго наказала проследить, чтобы гостья, то есть я, не скучала. Вишневский, конечно, кивнул, но больно неуверенно, будто не особо хотел со мной возиться. Просидели мы так минут пять. Оба разглядывали тарелки перед собой, оба молчали. Атмосфера накалилась до сверкающих искр. Я хотела начать разговор первой, но только открывала рот, как слова застревали в горле. Мне делалось страшно. Это как забег до станции мечты: пока ты бежишь, дух захватывает, кровь струит по венам, кажется, вот она — победа. Но стоит только оказаться в двух шагах перед финишем, ноги начинают трястись, сердце шалит. Кажется, если сделаешь последний шаг, впереди ждет разочарование. Я тоже боялась, как минимум правды, а как максимум, потерять огонек надежды, что поселился после слов Анны. Наверное, поэтому продолжала молчать и ждать первого шага от Яна. А, потом, не выдержав, поднялась со стула, однако посмотреть в сторону демона не решилась. Молча взяла, кружу, подошла к раковине, которая переливалась блеском, ополоснула чайный предмет, и поставила в сушилку. Мне хотелось чем-то занять руки или по крайне мере, создать видимость занятости, но на ум ничего не приходило. Тогда я просто поплелась в сторону арки, ведущей в гостиную. — Ева, — голос Яна прозвучал настолько неожиданно, что сперва мне показалось, это галлюцинация. Разум решил подшутить над сердцем. Я, конечно, остановилось, но не оглянулась, мало ли. Послышались шаги, и я сглотнула, положив ладонь на грудь. Сердце уже вовсю шалило, громко отбивая свои ритмы. — Ева, — во второй раз мое имя прозвучало гораздо мягче, словно Ян его смаковал, вспоминал на вкус. Я медленно повернулась, всматриваясь в глаза демона. Он стоял так близко, что мог бы разглядеть, наверное, даже мою душу. Только сейчас заметила круги у него под веками, опухшие щеки, слегка влажные волосы, видимо не успели до конца просохнуть, а еще усталость. Казалось, Ян был истощен, как физически, так и морально. — Ты не брал трубку, поэтому решила зайти в гости, — прошептала я, набирая через нос воздух. Губы дрогнули, сердце кольнуло. Мы вроде стояли так близко, а тоска сжала каждую косточку в теле, словно не виделись вечность. Я еле сдерживалась, чтобы не заплакать и боялась, безумно боялась, что Ян меня оттолкнет. Он сглотнул, но взгляд не отвел. Время замерло, мир вокруг перестал существовать, будто остались только мы вдвоем и наша тайна — обещание, некогда связавшее двух маленьких детей. Обещание, которое я нарушила первой, поступок, отдаливший нас обоих. Если подумать, Ян бы тогда не перестал со мной общаться, собственно, ему всегда было плевать на мнения окружающих. Даже если бы все в школе шарахались от меня, называли чокнутой, уверена, Вишневский бы остался при своем. Жаль, конечно, что я поняла это слишком поздно. Испортила отношения собственными руками. Я опустила голову, от нервного напряжения сжались мышцы. Кислород перестал насыщать легкие, а глаза вновь начали наполняться влагой. Пронеслась дикая мысль: все кончено, раз он молчит, значит — все кончено. Сердце словно замедлило ритм, а холод достиг подушечек пальцев. Однако в этот момент случилось нечто невероятное: Ян вдруг протянул руки, коснулся моей талии и рывком притянул к себе, окутывая теплом горячих объятий. Я слышала его сердцебиение, чувствовала исходящий жар, и едва не плакала, от нахлынувших чувств. Мне все еще было страшно, вдруг Вишневский после оттолкнет, скажет, чтобы я уходила и никогда больше не пыталась с ним заговорить. — Это был самый долгий месяц в моей жизни, — прошептал демон мне на ушко. От его нежного томного голоса спину осыпало мурашками. Я не выдержала и обхватила руками Яна, крепче прижимаясь, желая раствориться и стать единым целым с ним. С глаз покатались слезы. — А может быть это сон, — продолжил Вишневский. Я всхлипнула, приподняла голову и замерла, разглядывая его губы. Горячее дыхание обожгло кожу, я не выдержала, приподнялась на носочки, и замерла буквально в паре миллиметров от его губ. Вены словно залились расклеенной лавой, по горлу струился холодок, а сердце, оно как будто перестало биться, будто ждало момента, когда в него вдохнут жизнь. — Ева, — прошептал Ян, он смотрел каким-то пьяным, одурманенным взглядом. Казалось, мы не стоим, плывем где-то в теплом море, позволяя волнам уносить нас дальше от всех мирских проблем. — Ты такая красивая, — Вишневский улыбнулся, обжигая своим взглядом мои губы. — Тогда… — Да, я не… эм, — голос отца Яна подействовал отрезвляюще. Мы как по команде сделали шаг назад, отвернулись, будто нас поймали за чем-то непристойным. Я жутко смутилась, покраснела, часто вдыхая и выдыхая, а вот демон и глазом не повел, хотя нет, он явно удивился, но не настолько, даже когда в проходе появилась его мама. — О, Дима, ты вернулся так рано? — Анна вовремя заговорила, иначе и не знаю, мы бы тут с ума сошли от неловкости, по крайне мере, я точно. — Да, а это… — Дмитрий показал на меня указательным пальцем, выгнув бровь. Выглядел для своих лет он довольно хорошо: подтянутый, высокий, классическая рубашка и джинсы придавали ему молодости, а кеды на ногах, добавляли мальчишечьей расхлябанности. Взгляд у него был такой выразительный, мужественный, глубокий. И пускай я знала, что Ян с Дмитрием не родные, однако даже в их внешнем виде прослеживались какие-то общие черты. — Это Ева Исаева, — улыбнувшись, сказала Анна. — Да вы что? — Старший Вишневский как-то уж больно наигранно удивился, глянув на Яна. — Па… — демон внезапно тоже улыбнулся, но виновато, что ли. — Слава богу, госпожа Исаева, вы пришли! — Папа, слушай… — Дима, — все семейство вмиг обратило свой взор на мужчину, а я, наоборот, попятилась, правда за спиной оказалась стена, в которую я уперлась лопатками. И опять негативные мысли хлынули в голову сумасшедшим потоком. Если мать Яна меня простила, это же не значит, что простили все. — Что Дима? — крикнул раздраженно Вишневский старший. — Мне уже порядком надоели эти ночные бродилки, вонь от дешевого спиртного и каждодневное «Ева». — Папа, не надо, ты это… — некогда уверенный голос Яна сделался совсем податливым, словно он чувствовал за собой вину. Я уже хотела извиниться, собственно, раз пришла, то почему бы и нет, как Дмитрий продолжил свою речь. — Что значит «не надо»? Ева, — мое имя прозвучало достаточно резко, я даже вытянулась по стойке смирно и подняла голову, пытаясь выдержать удар. — Прошу вас, вы как-то с нашим сыном уже давайте миритесь. Можете хоть к нам жить переезжать, потому что этот вой умирающего лебедя вот где сидит. — Пап… — Что пап? Любишь девушку, так скажи ей это, а не с бутылкой целуйся. И мать вас благословит, прости господи. — Дим, я уже, — Анна улыбнулась, правда кому, я не поняла. — Пойдем, пусть дети поговорят, обнимутся. Ты им мешаешь. — В смысле мешаю? — Они бы сейчас могли целоваться, а ты тут устроил. Давай, пойдем к садовнику, деревья обсудим. — А, так вы планировали целовать? — хмурое лицо Дмитрия вдруг озарилось теплой улыбкой, что окончательно меня смутило. Казалось, вокруг происходит нечто очень странное, нереальное. Ведь разве возможно, чтобы родители Яна сами желали наших с ним отношений?.. — В смысле благословила? — демон, который до этого помалкивал, неожиданно разразился эмоциями, будто до него, наконец, дошло все происходящее. Глаза Вишневского вспыхнули огоньком, а сам он выпрямился, провел рукой по волосам, продолжая взирать на мать с изумлением. — Мне нравится Ева, — с улыбкой ответила Анна, подхватив Дмитрия под руку. — Но как же… — откашлявшись, прошептал Ян. Видимо он тоже задумался про мою ошибку, и больницу, приходя в замешательство. — Сынок, глупость какая, — отмахнулась мать демона, положив голову на плечо мужу. Они походили на молодоженов, влюбленных и счастливых. — То была моя ошибка, отголоски воспитания. Рано или поздно, тайна бы все равно раскрылась. Вы здесь абсолютно не причем. Но ты, конечно, зря рассказал секрет Евы. Так не делается, сынок. — Что? Я не… постой, что? — Ян перевел взгляд на меня, выгнув бровь. — Я ничего никому не говорил. С чего ты взяла это? — Потому что… потому что… — я запиналась, сама, не зная, почему. Просто обида тогда укусила, ревность взыграла, глупость женская. И вроде надо признать недальновидность, а вроде и говорить о таком стыдно. — Ну так? — напирал Ян. — А не надо было гулять в воскресенье с Кариной, а потом сидеть с ней за одним столиком! — выпалила как на духу я, ощущая, как щеки заливаются румянцем. Хотелось провалиться под землю, накрыться одеялом или вообще исчезнуть. -Дим, пойдем, — шепнула Анна мужу. Я с благодарностью посмотрела на нее, итак, неловко, а перед взрослыми неловко вдвойне.