— Суки, — коротко ответил старший товарищ, из чего я сделал вывод, что ужасную новость он уже слышал. Несмотря на чрезвычайную ситуацию и почти ежедневную гибель кого-либо из товарищей, несмотря на то, что, к нашему ужасу, мы уже начинали к этому привыкать, убийство Элины произвело на всех особо сильное впечатление. Очень уж далека была она это всего этого ужаса, от войны, убийств, крови. Слишком светлой и доброй была, слишком сильно мы все её любили за невероятный оптимизм, искреннюю заботу о нас и постоянно излучаемый позитив. — В этом штабе больше не будет жизни, — сказал я. — Без Элины не будет. Когда полностью выбьем орков из Свободного Города, будем переносить штаб. Я давно хотел этим заняться. Не дело это — в одном месте и жить, и работать. — Логично, — согласился Соломоныч. — А как храм? — И его переносить. Это вообще не проблема. Там главное алтарь перетащить. Ну и новое здание выбрать побольше и покрасивее, чтобы прокатило за апгрейд. Я взял у старшего товарища ещё раз кружку, которую он успел наполнить, сделал два глотка и сказал: — Ладно, ты отдыхай, а мне надо пойти посмотреть пленных. — Я с тобой! — ответил Соломоныч и с кряхтением поднялся с табурета. — Сидел бы уже! — Нет! Я тоже хочу посмотреть на этих уродов! Сказав это, старый коммерс вспомнил, что бутылка с коньяком осталась на земле. Он с грустью посмотрел на неё, затем на перевязанный бок, потом на меня. Я усмехнулся, поднял бутылку и отдал Соломонычу, после чего мы отправились на соседний участок, где в полуразрушенном большом доме временно собрали всех пленных. К нашему приходу всех захваченных в плен врагов уже рассортировали. Отдельно собрали тех, кто пришёл с Южной и отдельно тех, кто находился среди нас и ударил в спину. Сибиряк, Генрих, Ринат и его заместитель Валера Захаров проверили каждого, стараясь не пропустить предателей. — Ну что, много крыс оказалось? — спросил я, подойдя к Ринату и Сибиряку, стоявшим на улице перед домом с пленными. — Семерых обнаружили среди живых, — ответил Ринат. — И одиннадцать среди погибших. — То есть, всего восемнадцать? — не смог я скрыть удивления. — Я думал, будет больше. — Я тоже так думал, — согласился Ринат. — Но речь идёт именно о предателях, тех, кто состоял в наших рядах и ударил в спину. Мы же не знаем, сколько просто прятались на Точке и не имели с нами никаких дел. Отличить таких от пришедших нет никакой возможности. Но по визуальной оценке на штаб и храм напало около пятидесяти — шестидесяти человек одновременно со взрывом. Видимо, это был сигнал. А потом за пять минут остальные подъехали на автобусах и уже все смешались. — Как они смогли взорвать стену? — спросил я. — А то ты не знаешь? — ответил Соломоныч. — Вопрос: как смогли заложить взрывчатку технично и незаметно? — Ну если полсотни их среди нас скрывалось, то немудрено, что заложили, — сказал Сибиряк. — И хорошо, что не под штаб. — А среди предателей все орки? — спросил Соломоныч. — Среди живых да, — ответил Майор. — У погибших расу проверить возможности нет. — А среди живых, есть кто-либо представляющий интерес? Кого имеет смысл допросить в первую очередь. — Есть один сучонок, — вступил в разговор Сибиряк. — Помощника Савкова. Все до упора бились, а он, когда дело жареным запахло, хотел ноги сделать, но мои пацаны догнали. — Это Сазонов, — пояснил Ринат. — Один из бывших красных главарей. Он много помогал Савкову, а после его побега больше всех возмущался, что тот оказался человеком Шамана. — Ну так всегда, — усмехнулся Соломоныч. — Классика же. — Мы его отдельно закрыли в подвале, чтобы вообще шансов сбежать не было, — добавил Ринат. — А, кроме него, из этих шестерых есть кто-либо достойных допроса? Ринат и Сибиряк синхронно завертели головами. — Шелупонь одна, — сказал Жора. — Среди пришедших с Южной в этот раз тоже ничего интересного. Даже не представляю, кого из них можно пытать. — Допрашивать! — поправил я авторитета. — Думаю, семерых предателей имеет смысл допросить всех, а из пришедших выберите троих с самыми большими характеристиками. Сибиряк хотел было что-то сказать, но в этот момент наше всеобщее внимание привлёк бегущий к дому Гарик с кинжалом или большим ножом в руке, точно я рассмотреть не успел. За ним безуспешно пытаясь его догнать, бежал Боб. Гарик заскочил в дом, и сразу же оттуда донеслись крики. Мы тоже побежали внутрь. Когда забежали, я увидел следующую картину: Гарика держали за руки и плечи Боб, Генрих и ещё двое блатных, а на полу, держась за окровавленный живот, лежал один из пленных, возле него стояли ещё двое. Один зажимал глубокую рану на руке, другой небольшой порез на шее. — Не кипятись, брат, остынь, — успокаивал Гарика Генрих, крепко сжимая его и не давая вырваться. — Мы отомстим. Но немного позже. — Я хочу сейчас! — рычал Гарик. — Отпусти меня! — Не сейчас, братишка, не сейчас, — приговаривал Боб, сжимающий руку друга, в которой тот держал, как оказалось, кинжал. — Остынь! Гарик немного успокоился и перестал дёргаться. Раненого в живот оттащили в сторону и попытались оказать хоть какую-то помощь до прихода врачей. Пленному с порезанной рукой принялись накладывать тугую повязку. Боб и двое блатных увели Гарика, Генрих развёл руками и сказал: — Я его понимаю. Они вместе со школы. Элинка его три года ждала, когда он за хулиганку присел. Собирались пожениться вот зимой. — Все мы его понимаем, — ответил я. — Но эмоции оставим для боя. Сейчас надо дождаться Коляна, и если он в состоянии, то пусть с Соломонычем начинают допросы. — Ну десятерых на допрос, а остальных куда? — спросил Сибиряк. — Может, завалим? Сколько их собирать можно? — Не думаю, что это хорошая идея, — ответил я. — Убивать пленных мы однозначно не будем. — Да сколько сил уходит на возню с ними! — не успокаивался Жора. — Мы не будем убивать пленных! — отрезал я. — У меня есть очень сильное предчувствие, что они нам пригодятся. Разумеется, я соврал, никакого предчувствия не было, но это позволило спустить ситуацию на тормозах. Жоре было уже не так обидно. Я хотел было покинуть здание, но неожиданно в сопровождении охраны вошёл Червяков. Ему, как и большинству рядовых бойцов, было запрещено сюда приходить, но все знали, что Егор, помимо всего прочего — мой единственный жрец, поэтому охрана не стала с ним спорить, а просто привела ко мне. — Есть? — спросил я, не вдаваясь при посторонних в подробности нашего секретного дела. — Нет, — ответил Червяков. — А чего ты тогда пришёл? — Можно я посмотрю на пленных? Я сразу же понял, что он хочет, поэтому возражать не стал. Егор просто должен был сделать всё от него зависящее, чтобы успокоиться. — Две минуты у тебя! — сказал я, и Егор принялся торопливо обходить пленных, ненадолго останавливаясь у каждого. Осмотрев чуть больше половины, он остановился у невысокого крепкого паренька лет двадцати пяти, затрясся от злости и срывающимся голосом крикнул: — Это он! Пленный, сидевший на полу у стены, втянул голову в плечи и уставился в пол. Все находящиеся в помещении заинтересовались происходящим. — Ты уверен? — спросил я Егора. — Приглядись получше. — Зачем мне приглядываться? — ответил мой жрец, тыча пальцем в пленника. — Я его статы несколько раз тогда прочитал, чтобы запомнить. Это он убил Элину! Последние слова Червякова заставили всех моих товарищей подойти к нему и обвиняемому в убийстве орку. Хоть я и понимал, что Егор не мог ошибиться, всё же прочтение характеристик это не визуальный осмотр, но тем не менее хотел быть на сто процентов уверенным, что передо мной именно убийца Элины. Я подошёл к парню и рукой подал ему знак встать. Пленный поднялся и посмотрел на меня затравленным взглядом. За два года тесной работы с людьми я усвоил несколько простых правил. Например, не стоило спрашивать человека, совершал ли он проступок. Такой вопрос мог вызвать у него ложное ощущение, что можно соврать. Вопрос стоило сформулировать в виде уточняющего, чтобы сам факт проступка в нём не подвергался сомнению. — За что ты убил Элину? — спросил я, взяв парня за подбородок и посмотрев ему в глаза. — Так получилось, — ответил орк. Сомнений больше быть не могло. Если бы парень был ни при чём, он принялся бы доказывать невиновность. Но он решил спастись другим способом — попытаться обосновать мне, что у него не было другого выхода. — Это же был квест, — промямлил пленный. — Что я мог поделать? Мы все получили задание. — Она была безоружная! — закричал Егор и попытался броситься на пленного, но ему это не удалось, двое наших бойцов схватили жреца и крепко зафиксировали. — Я выполнял задание, — снова пробурчал орк. Сначала мне захотелось объяснить этому упырю, что задание было у всех, но убивать безоружную девушку почему-то бросился лишь он. Но глядя на озлобленное лицо пленника, понял — это бесполезно. Он не раскаивался в содеянном. Единственное о чём он мог сожалеть — что его опознал Егор. Стоило ли тратить на него время? Я посмотрел на Генриха и перехватил его взгляд. В нём не было ни злости, ни каких-либо других эмоций. В глазах блатного авторитете читался лишь один вопрос. И я не мог, просто не имел права, ответить на этот вопрос отказом. Да собственно, и не хотелось отказывать. Я молча кивнул. Генрих с благодарностью во взгляде так же, не проронив ни слова, кивнул в ответ, тут же дал знак двум своим помощникам, и спустя несколько секунд упирающегося и кричащего убийцу Элины уже уводили на улицу. Генрих отправился следом. Я вспомнил Гарика, его безмерное горе, его слёзы и бессильную злобу, которая находила выход лишь в диком зверином вое и желании отомстить всем оркам, и представил, что ожидает в ближайшее время убийцу Элины. Точнее, попытался представить, но не смог и побыстрее прогнал жуткие мысли. Этот парень, так старательно пытавшийся выполнить квест, не остановившийся ради этого ни перед чем, сам определил свою судьбу. Оставалось лишь ему посочувствовать и вернуться к своим делам. Я подошёл к Червякову и шепнул ему на ухо: — Вот ты и отомстил. А теперь займись скорее делом. Егор, рассыпаясь в извинениях, тут же убежал. Мне тоже не имело смысла оставаться среди пленных. Всё, что надо, мы с товарищами обсудили, и я пошёл в штаб, чтобы найти там Коляна. По всем моим расчётам, он уже должен был туда вернуться. Глава 17 К моей радости, Колян уже вернулся с передовой и сидел на лавочке возле штаба и беседовал с Катей. На его щеке была свежая ссадина, один глаз подбит, а левую руку украшала свежая перевязка. Но в целом, вспоминая, как он со своей бензопилой рвался в самую гущу драки, можно было сказать, что мой друг отделался очень легко и вышел из боя практически невредимым.