– Нам лучше поторопиться, – сказала я, – пока улики не высохли. – Возможно, если подумать о цианистом калии, синильной кислоте и паральдегиде, но, если дело касается диатомей, никакой срочности нет. Искомый панцирь состоит в буквальном смысле слова из стекла, которое сохраняется миллионы лет. Полагаю, у нас есть время выпить чаю. – Но я не хочу чаю, – запротестовала я. – Я хочу засучить рукава и приняться за работу. Мне потребовалась секунда, чтобы понять, почему Доггер улыбается. Я была одета в легкий летний сарафан без рукавов, так что засучивать было нечего. – Я тоже, мисс Флавия, – сказал он, – но сначала нам надо собрать кое-какие… м-м… философские инструменты. «Философскими инструментами» доктор Ватсон именовал некоторые химические аппараты Шерлока Холмса, так что я сразу поняла, что Доггер имел в виду. – Разумеется, – согласилась я. – Мы должны подготовить наши философские инструменты. Понятия не имею, какие именно. – Что ж, в любом случае, мы можем вскипятить воды, – я показала на электрическую плитку и старый чайник на столике у окна. – Отличное начало, – сказал Доггер, потирая руки. – Я мигом. Мигом? Куда катится мир? Немыслимо, чтобы Доггер изъяснялся такими словами. Но не успела я ничего сказать, как он исчез. Я подошла к окну и выглянула из-за занавески. Через несколько секунд во дворе появился Доггер. Он неторопливо подошел к «роллс-ройсу», извлек что-то из багажника и пошел обратно. – Ты очень оживлен, Доггер, – заметила я, когда он вернулся в комнату. – Выиграл что-то на собаках или лошадях? – Я не игрок, мисс Флавия, если не считать великую игру жизни и смерти. И в ней я пока весьма удачлив. Я ляпнула не подумав. – Извини, Доггер, я не хотела… – Все в порядке. Думаю, пора сделать первый шаг. С этими словами он поставил на кровать два предмета. Первым оказался мужской портфель, во втором я узнала автомобильную аптечку. Из кармана он достал мощный фонарь, который обычно лежит в бардачке. – А теперь еще кое-что, – сказал он. Открыл дверь и, оглянувшись по сторонам, вышел в коридор и свернул налево, где, насколько я знаю, находится туалет. А за ним тупик. Какое-то время было тихо, а потом послышался звук сливаемой воды. Иногда из вежливости лучше не прислушиваться, но в «Дубе и Фазане» туалет слишком близко к моей комнате, поэтому трудно соблюдать деликатность. Секунду спустя Доггер вернулся. – Всегда сливайте за собой, когда собираетесь сделать что-то незаконное, – с торжественным выражением лица произнес он. – Чтобы сбить со следа. Не могу поверить ушам своим. Доггер шутит? Говорит со мной почти как с равной. Из-за спины он достал желтую жестяную банку. – От Лендс-Энд до Джон O’Гроутс у каждого хорошего хозяина или, в нашем случае, хозяйки есть большой запас очистителя для водопроводных труб. Он предъявил мне банку. – «Дрейн Бейн», – прочитала я. – Это так называется? – К сожалению, да, – подтвердил Доггер. – Но, к счастью для нас, это просто гидроксид натрия. Гидроксид натрия! Я захлопала в ладоши. Широкие массы знают его как каустическую соду, но те из нас, кому повезло стать химиками, знают это вещество как старый добрый NaOH. На меня снизошло великое спокойствие, как будто я вернулась в свою лабораторию в Букшоу. – С чего начнем? – спросила я со внезапно сбившимся дыханием. – Предлагаю подготовить диатомеи, – ответил Доггер. Я извлекла из кармана носовой платок, стараясь не разворачивать его, чтобы сохранить улики. Протянула его Доггеру, в тот самый миг осознавая, что хрупкий клочок льна может оказаться пеньковой веревкой на шее неизвестной персоны. Нереальное чувство и такое приятное. Приятно верить, что у правосудия нет любимчиков. К моему удивлению, Доггер отложил платок в сторону. Точнее, не совсем в сторону: он бережно поместил его в стакан, извлеченный из портфеля. – Сначала самое главное, – сказал он. – В данном случае это дистиллированная вода. Он налил в чайник воды из тазика в углу комнаты и поставил его на плиту. Снял крышку и вместо нее установил стеклянную дымовую трубку от лампы, накрыв конструкцию еще одним стаканом. – Почти идеально, – заметил он, включая плиту. – Сработает. – Ты это уже делал, – сообразила я. – Нет, – ответил Доггер. – Я импровизирую. – Импровизация – половина удовольствия, когда она срабатывает. – О да, – согласился Доггер. Глава 8 Вскоре чайник закипел, и пар начал подниматься по трубке и конденсироваться в более холодном стакане. Доггер дал ему покипеть две с половиной минуты и выключил плиту. К этому времени трубка была целиком заполнена паром и ее внутреннюю поверхность покрывали капли воды. Ловким движением Доггер взялся за импровизированное устройство, снял его с чайника, перевернул и аккуратно поставил на стол. Стакан оказался внизу, трубка наверху. Влага конденсировалась на стенках трубки и стекала вниз. – Вот наша дистиллированная вода, – объявила я. – Мы сохраним небольшое количество для экспериментов по обнаружению цианистого калия и паральдегида, – сказал он, отливая пару унций в стакан с прикроватного столика. – Нам хватит? – поинтересовалась я. – Много не требуется, – сказал Доггер, аккуратно переливая оставшуюся воду в стакан, где лежал мой носовой платок, и тыча ткань тыльным концом ручки, чтобы она полностью намокла. – Улики микроскопические. – Что дальше? – Оставим на некоторое время, – ответил Доггер. Когда ты нетерпелив, время тянется целую вечность, и через несколько минут я поймала себя на том, что мне трудно сдерживаться, чтобы не ерзать. – Приступим к тесту на цианид и паральдегид? – ласково улыбаясь предложил Доггер и взял белую мыльницу с полки над умывальником. Я возрадовалась. Поскольку цианистый калий (KCN) под воздействием желудочных соков Орландо должен был превратиться в синильную кислоту (HCN), эти два теста очень просты. Разумеется, мы могли бы произвести требуемую пикриновую кислоту, растворив горсть таблеток аспирина в серной кислоте, но мы остановились на более простом способе: несколько граммов двууглекислого натрия и пара капель антисептика, содержащего пикриновую кислоту, – все это мы нашли в аптечке первой помощи, которую Доггер принес из «роллс-ройса». Я завороженно наблюдала, как Доггер тщательно моет и вытирает мыльницу, наливает в нее примерно унцию раствора, в котором лежал мой платок, а потом добавляет к пробе несколько капель антисептика. Как я и ожидала, из-за содержания изопурпурного калия жидкость быстро приобрела слабый красновато-кирпичный оттенок. – Любопытно, – сказала я, пытаясь сдержать волнение. – Цианид. Присутствие оного само по себе предполагает случайное отравление, самоубийство или убийство. Доггер кивнул. – А теперь паральдегид. Я также позволил себе вольность отлить небольшое количество серной кислоты из аккумулятора «роллс-ройса», – продолжил он, извлекая маленький стеклянный флакончик, который, насколько я помню, раньше содержал нюхательные соли и лежал в бардачке. – Ты чудо, Доггер! – я хлопнула в ладоши. – Благодарю вас, мисс Флавия, – ответил он. – Чудо – это слово для волшебников. Я предпочитаю считать себя сугубо практичным человеком. Поскольку упреки Доггера всегда были мягкими, как шелк, я внимательно прислушивалась к ним. И поклялась никогда больше не использовать это слово. – Желаете провести опыт лично? – предложил он, и я поняла, что прощена за минутную опрометчивость.