Подогрев флакончик на пару над чайником, я очень аккуратно достала пробку и уронила несколько капель серной кислоты в мыльницу, содержащую то, что я теперь именовала раствором носового платка. Как пикриновая кислота в первом образце, сменив цвет, выдала присутствие цианистого калия, так и серная кислота, изменив цвет на желтый с зеленоватым оттенком, расскажет нам, есть ли паральдегид. Мы с Доггером переглянулись, чрезвычайно довольные. – Цианистый калий, – констатировала я, – и паральдегид. – Очевидно, да, – подтвердил Доггер. – А теперь перейдем к нашим друзьям диатомеям. Не будете ли вы так любезны приготовить раствор едкого натра? Нам хватит пары кубических сантиметров. Я сняла опустевший стакан с нашего импровизированного дистиллирующего аппарата, поставила на дно умывальника и налила в него остатки горячей воды из чайника. В этих делах необходимо проявлять чрезвычайную осторожность. Когда я открыла окно, Доггер одобрительно кивнул. Кристаллы едкого натра при контакте с водой выделяют огромное количество тепла – это так называемая экзотермическая реакция, – и в результате жидкость бурно пенится. Именно поэтому это вещество применяют для прочистки засорившихся труб. Оно очень едкое, поэтому нужно защищать кожу от случайных брызг. – Я могу воспользоваться твоими водительскими перчатками? – спросила я. Поднял ли Доггер бровь? Быть может, на миллиметр, но он старательно держал лицо. – Разумеется, мисс Флавия, – ответил он, выуживая их из кармана пиджака. Надевая перчатки, я наслаждалась мягкостью кожи, которая, как однажды рассказал мне Доггер, когда-то принадлежала маленьким безрогим козам с мыса Доброй Надежды. «Бедные крошки! – подумала я, поводя пальцами. – Надо быть осторожной и не повредить перчатки». Сняв крышку с «Дрейн Бейна», я сыпанула несколько кристаллов в стакан с горячей водой. Они пошли ко дну. Еще пара кристаллов, и они начали пениться. Еще, и… Я резко остановилась. Внезапно жидкость забурлила, словно желудочные соли, но, к счастью, пена остановилась у краев стакана. – Идеально, – сказал Доггер. До этого момента я не осознавала, что он за мной наблюдает. – Что касается требуемой емкости, я позволил себе вольность позаимствовать вазу из «роллс-ройса» мисс Харриет. Мне отчаянно захотелось его обнять! Не только за то, что он нашел необходимые предметы для проведения опытов, но и за то, что он до сих пор считал, что «роллс-ройс» принадлежит моей покойной матери. Когда она была жива, мой отец регулярно срезал свежие розы в саду Букшоу и ставил их в две узкие высокие вазы в автомобиле. При мысли об этом у меня внутри что-то дрогнуло, но я не хотела проявлять эмоции перед Доггером. – Блестяще! – вот и все, что я смогла выдавить. – Что мы используем вместо затычки? Доггер подумал и об этом. – Свечной воск. – Он потянулся за лампой, стеклянным сосудом которой мы уже так ловко воспользовались. Он достал свечу, подержал ее нижней частью над плиткой, потом начал вращать. В результате у нас образовалась капля воска величиной с пенни. – Будьте любезны, подержите это несколько секунд, – попросил он и хорошенько встряхнул стакан с носовым платком, а потом помешал содержимое ручкой. Затем перелил немного жидкости в вазу и протянул мне. Тремя пальцами я сформировала из воска идеальную затычку и прижала ее к вазе. – Водонепроницаемая, – сказала я, и Доггер кивнул. – А теперь центрифуга, – пробормотал он себе под нос. Центрифуга? Дома, в Букшоу, в моей лаборатории, есть замечательная профессиональная центрифуга, которую привез из Германии дядюшка Тар. Она оснащена электромотором достаточной мощности, чтобы крутить быка со скоростью две тысячи вращений в секунду до Судного дня или до отключения электричества – смотря что произойдет раньше. Но здесь, в убогом номере «Дуба и фазана»? Что мы будем делать? И тут на меня снизошло озарение, и я ухмыльнулась от уха до уха. – Жалюзи! – воскликнула я. Потом, взяв себя в руки, я добавила тише и спокойнее: – Я думаю, нам прекрасно подойдет шнур от жалюзи. На лице Доггера появилось такое выражение, как будто он выиграл миллион в лотерею. Если это не гордость, то что-то очень похожее. – Определенно, – сказал он. – Уверен, милейшая миссис Палмер не будет возражать, если мы вернем все в прежнее состояние. Он подошел к окну, опустил жалюзи, достал перочинный нож, выбрал самое маленькое лезвие и за одну секунду перерезал льняную веревку. Прочными рифовыми узлами – левый, правый – он прикрепил шнур к суженному горлышку вазы. – А теперь время акробатики, – он занял позицию в изножье кровати. – Пожалуйста, сядьте в углу и берегите голову. Я отошла к креслу, а Доггер взялся за шнур посередине и, словно американский ковбой, готовящийся накинуть лассо на теленка, начал вращать веревку и драгоценную вазу, привязанную к ней, по кругу над головой. По мере увеличения скорости Доггер отпускал веревку все дальше и дальше, пока ваза не начала летать по комнате в футе от стен. Я какое-то время наблюдала, но потом, как это бывает во время однообразных действий, заскучала. – Еще долго? – спросила я. – Минут пятнадцать, по моей оценке, – ответил он. «По моей оценке»? Это что, шутка? Ковбойская? Я должна была засмеяться? На всякий случай я улыбнулась и продолжила наблюдать. Разумеется, я абсолютно точно понимала, что происходит. Внутри вазы диатомеи (если они здесь есть) по причине своего относительно плотного кремнистого состава сражаются с силой трения воды и плавучестью, в то время как сила центробежного вращения неуклонно и плотно вжимает их в дно вазы. – Подменить тебя? – предложила я, и Доггер кивнул с видом, который я приняла за благодарность. Я нырнула под веревку и синхронизировала наши движения. Передача прошла идеально. Доггер аккуратно отошел в сторону и присел на край кресла. – Это сложнее, чем кажется, – заметила я через несколько минут. У меня уже заболела рука. – Постоянное напряжение в мышцах вызывает боль, – ответил Доггер. – Без тренировок, конечно же. Эта усталость возникает из-за избытка хлорида калия, молочной кислоты и магния, вызванных мышечным сокращением, и одновременной недостаточностью фосфата креатина, гликогена и трифосфата аденозина. Почему никто до сих пор не объяснял этот процесс так просто и понятно? Мышечная сила требует химического обеспечения и в то же время эффективного удаления продуктов жизнедеятельности – иначе как бы Гарри Планкетт каждый год на ярмарке в Хинли устраивал благотворительное шоу, поднимая отцовского коня в воздух? Внезапно моим рукам стало легче. Ваза с едва слышным гудением летала по кругу. Я ангел, а стеклянная емкость – это мой нимб. Но погодите! Теперь я превращаюсь в готовый к взлету вертолет! Если бы я могла, то вылетела бы из окна, понеслась к церкви и зависла бы над ней, чтобы внимательно изучить ландшафт, где Орландо Уайтбред нашел свой печальный конец. И не надо было бы ждать аэрофотографии Хоба. – Этого достаточно, – сказал Доггер, нарушив мои фантазии. Я начала тормозить свое летающее орудие, позволяя ему постепенно, медленно-медленно, остановиться. – А теперь, – продолжил Доггер, – гидроксид натрия должен был растворить все органические останки, содержащиеся в вашем образце… Под моим образцом он подразумевал вязкую жидкость, которую я добыла изо рта Орландо. – …оставив только кремниевые частицы и внешний скелет диатомей, при условии, разумеется, что оные наличествуют. С этими словами он вылил лишнюю жидкость – довольно прозрачную, надо сказать, – в умывальник, оставив на дне вазы едва заметный осадок. – А если они отсутствуют? – уточнила я, прекрасно зная ответ, но желая снова услышать его из уст Доггера. – Если они отсутствуют – это значит, что наш почивший друг был уже мертв в тот момент, когда оказался под водой. Все, что нам теперь нужно, – это добыть микроскоп. Добыть микроскоп? У меня чуть сердце не остановилось. Неужели все сорвется из-за одной мелочи? – А это довольно легко сделать, – договорил Доггер, не обращая внимания на мой открытый рот. Он взял фонарик, включил и поставил его на стол, так чтобы луч светил прямо в потолок. Потом достал двумя пальцами из кармана жилета что-то крошечное и продемонстрировал мне. – Скрепка? – удивилась я.