— У меня не было выхода, — сказал Дэйн. Мэтсон двинулся в его сторону. — Послушай, ты можешь снять свое пальто. Тут достаточно тепло. Или ты прячешь под ним другой пистолет? — Нет, я не прячу пистолет. Я и этим, как видишь, не воспользовался. — Дэйн кивнул в сторону ружья. — Спрятанный пистолет мало помог бы мне против тебя. Стрелок ухмыльнулся, признавая правоту этого замечания. Никто лучше него не управлялся с ручным огнестрельным оружием. А если и был кто-то, он не стал бы торчать в этом захолустном городишке. — Ну, давай посмотрим на ситуацию, — Мэтсон взял с кровати пистолет и небрежно покрутил его в правой руке. — Я никогда не убегал от боя. Смерть мне не грозит — тебе со мной не тягаться… даже с этим ружьем. И ты это знаешь. Ты не успеешь поднять свой Смит-энд-Вессон, как я уже остановлю тебя. Навсегда. — Я и не рассчитывал, что ты убежишь, Мэтсон, — сказал Дэйн. — Я не прошу тебя об этом. Пусть это будет твоим решением — уехать. Это не побег. Это выбор. — Зачем мне это делать? — Может быть, потому что я попросил по-хорошему, — ровным голосом ответил Дэйн. — Может быть, потому, что твоя сделка с Кроссом уже не выглядит такой хорошей. Высказывание Дэйна не понравилось стрелку, и это было видно по его напряженному лицу. Из-под маски безразличия наружу рвался гнев. Слегка двинув плечами, чтобы облегчить ощущение тяжелого груза, Дэйн продолжил объяснять Мэтсону, что его пребывание в городе вызовет только проблемы. Может погибнуть много людей. И сам стрелок в том числе. Все только выиграют, если проблемы прекратятся, даже не начавшись. Никто не узнает, что они вообще встречались. Все будет выглядеть просто как будто Мэтсон решил уехать. Да так оно и будет на самом деле. Позже Мэтсон может дать Кроссу телеграмму. Или оставить записку. — А как насчет этого дурачка клерка? — глаза Мэтсона превратились в узкие щелки. Он махнул револьвером в сторону лестницы, ведущей вниз. — Я скажу ему, что мы с тобой старые друзья. Еще с войны. Попрошу его никому не рассказывать о нашей встрече, скажу, что ты просто проезжал мимо. Заехал в Торсмилл, чтобы повидаться со мной. Да он и так не скажет. Слишком напуган. Его вырвало три раза, по дороге сюда и обратно. — Я никогда отказываюсь от контракта. Дэйн непроизвольно крякнул — и тут же пожалел об этом. Со стороны могло показаться, что он сомневается в утверждении стрелка. А еще в глубине души у него возникло ощущение, что он никогда не чувствовал себя живее, чем сейчас. — Тут уж тебе решать, не мне. Но здесь, в этом городе, я инспектор — и я настаиваю, чтобы ты уехал. — Дэйн почувствовал, как пот с его руки стекает на рукоятку револьвера. Мэтсон опустил взгляд на ружье инспектора. Он подошел к нему, поднял левой рукой, перегнул пополам и осмотрел его внимательно, словно ювелир, изучающий драгоценное кольцо. Затем снова положил оружие на пол. Правая рука, сжимавшая пистолет, была опущена. — Хорошее оружие, — заметил стрелок, делая шаг в сторону Дэйна. — Толковая мысль — разрядить его прежде, чем толкнуть в комнату. Теперь Мэтсон и Дэйн оказались на расстоянии нескольких футов друг от друга. Мэтсон в ночной рубашке стоял рядом со своим новым знакомым. — Слишком много просьб за одну короткую встречу, — сказал Мэтсон. — Не думаю, что Кроссу понравится мой отъезд. Насколько я знаю, он довольно хладнокровный ублюдок? Мне будет трудно найти работу в следующий раз, если он начнет рассказывать о моем отказе направо и налево. — Кросс не сможет сказать ничего, не рискуя быть арестованным за покушение на убийство, — сказал Дэйн. — Он, возможно, подлец, но у него на плечах голова, а не кочан капусты. Не ответив, стрелок повернулся и подошел к единственному окну в комнате. Левой рукой он раздвинул тускло-красные занавески и выглянул на улицу. Рассвет только начинался, но на улице уже было три человека. Их приветствовала чья-то собака. Вдалеке Мэтсон увидел приближающихся всадников. Узнав их, он покрутил револьвер в правой руке. — Знаешь, если бы кто-то слушал нашу беседу, он наверное подумал бы, что ты просто испугался. — Стрелок не отвернулся от окна, только крутанул пистолет в другую сторону. Говорить с этим человеком все равно что гладить дикого кота, неожиданно подумал Дэйн. Никогда не знаешь, когда он соберется укусить твою руку, независимо от того, насколько дружелюбным животное кажется в данный момент. — Только дурак не испугался бы на моем месте, — признал Дэйн. — О твоих способностях ходят легенды. Хотя в городе наверняка найдутся люди, которые скажут тебе, что я дурак. — Он склонил голову набок. — Кто еще стал бы целый день колотить по раскаленному железу? Мэтсон рассмеялся над остроумным ответом и перехватил пистолет двумя руками, по-прежнему глядя в окно. — У тебя есть мужество, Дэйн. Немногие решились бы на такой поступок. Этот другой инспектор — портной — наверное, пожелтел от страха, когда к нему пришли с жалобами на меня. То, что ты пытаешься сделать, имеет смысл, но оно требует большого мужества. Я мог убить тебя, когда ты вошел в эту дверь. — Ты мог попытаться. Мэтсон повернулся в Дэйну, глаза его сверкали. Револьвер был направлен в живот кузнецу. Дэйн не двинулся с места. Все в нем застыло. Напряжение в комнате нарушил раздавшийся в коридоре шум. Через несколько секунд звуки удалились. Мэтсон постоял еще секунду, чтобы убедиться, что в коридоре тихо. До сих пор ему не приходило в голову, что Дэйн может быть не один. Он пристально посмотрел на инспектора, затем на дверь. Убедившись, что звуки не имели к ним отношения, стрелок усмехнулся и сделал шаг назад. — Вот эта записка от Рудольфа Кросса — это контракт, Дэйн. — Стрелок махнул рукой в сторону тумбочки, на которой лежал револьвер. — Мне заплатят пятьсот долларов за твою смерть. Еще пятьсот — за убийство этого скотовода, как его там? Да, Эдвардса. И столько же за то, что я уберу вашего мэра — и этого старого судью. Плюс дорожные расходы. Это куча денег. — Тебе нравится Теннисон, я вижу, — неожиданно ответил Дэйн. По лбу его побежали ручейки пота. — Не меняй тему, — рявкнул стрелок. — Я не меняю. Теннисон много писал о борьбе и смерти. И о жизни. Мне нравятся его произведения. По крайней мере те, которые я читал. — Дэйн посмотрел на стрелка. — Имеешь в виду… «И сказал Эрл Дорм: „Если он жив, зачем тогда ты оплакиваешь его? Ты ведешь себя как ребенок. А если он мертв, я сочту тебя дураком; твои причитания не могут оживить его…“» — Закончив цитату, он швырнул револьвер на кровать и подошел к шкафу с одеждой. Потом начал рыться в вещах, стоя спиной к Дэйну. — Очень красиво. Как называется это произведение? — «Энид». Поэма о рыцарях, — ответил Мэтсон. Протянув руку к висевшему в шкафу пальто, он продолжил цитировать: — «Он забыл свои обещания, забыл сокола и охоту, забыл копье и рыцарский турнир, забыл свою славу и имя, забыл свое княжество и его заботы — и эта забывчивость была ей ненавистна…» — Он замолчал, но не отвернулся от шкафа. — Здорово, Грэйстоук. Хотел бы я с такой же легкостью цитировать стихи. Все что я знаю — это несколько слов из пары церковных песнопений, которые я выучил в детстве. — Дэйн потер заднюю часть шеи и выгнул спину, чтобы облегчить дикую боль в позвоночнике. — Ты отличный парень, кузнец. Мы с тобой могли бы стать хорошими друзьями, сложись все иначе. Ты суеверный? — Мэтсон пошуршал чем-то в кармане висящего пальто. Секунду Дэйн медлил с ответом. — Да, вроде того, — наконец сказал он. — Мне нравится число пять. — Ты делал что-нибудь пять раз сегодня утром? Не успел Дэйн ответить, как стрелок резко повернулся к нему, сжимая в руке пистолет, спрятанный в кармане пальто; его черный ствол полыхнул оранжевым пламенем. Первые две пули ударили Дэйна в живот, отбросив его к стене; третья попала прямо в сердце. Пули разорвали его пальто, затем рикошетировали, так и не добравшись от намеченной цели. Пошатнувшись, Дэйн выстрелил. Три раза. Мэтсон пронзительно вскрикнул — его крик был больше похож на вопль пантеры, чем на человеческий голос — и отлетел назад, рухнув в шкаф с одеждой. Выпущенная им четвертая пуля пробила левую руку Дэйна; силой удара у кузнеца выбило из руки пистолет. Пятая пуля ударила в стену за его спиной. Три черные дыры появились на ночной рубашке Мэтсона на уровне чуть выше сердца. Падая, он трясущимися руками цеплялся за одежду. Все вокруг было забрызгано кровью. Дымящийся пистолет взлетел в воздух, словно неведомая птица, затем ударился об пол. Дэйн прислонился к стене. Он не двигался, уронив голову на вздымавшуюся грудь. Плечи невыносимо болели от тяжелого груза. Кузнец расстегнул длинное пальто, в котором теперь зияло три дыры с обуглившимися краями, и дал ему упасть на пол. Под пальто оказался защитный жилет, выкованный из двух больших тяжелых листов железа. Дэйн сделал его ночью в своей мастерской. Импровизированный пуленепробиваемый жилет крепился на плечах с помощью толстого кожаного ремня. Пальцы кузнеца пробежались по трем глубоким вмятинам, оставленным пулями Мэтсона, и остановились на впадине от пробного выстрела, который он произвел прошлой ночью из своего револьвера. Застонав, Дэйн снял железный жилет с плеч, действуя здоровой рукой, и с грохотом уронил его на пол. Грудная клетка и живот пульсировали в том месте, где свинец пытался пробить железо. В левом предплечье словно стучали молотком. Но облегчение было настолько сильным, что Дэйн физически ощутил, как сквозь его тело течет поток живительной энергии. Он поднял свой револьвер и подошел к скрюченному телу Мэтсона, под которым растекалась красная лужа. Из огромной раны на груди лилась кровь. Затуманенные глаза Мэтсона открылись, и Дэйн опустился на колени рядом с умирающим стрелком. — Я не хотел этого, Грэйстоук, — тихо сказал Дэйн. — Я правда хотел, чтобы ты уехал. Я воюю с Кроссом, не с тобой. — Как… я… промазал? — Мэтсон не мог сосредоточить взгляд. — Ты не промазал. — Дэйн показал на тяжелый жилет, лежавший на полу комнаты. — Кстати, ты не дал мне возможности ответить на твой последний вопрос. Прежде чем войти, я пять раз постучал по этому жилету. Он посмотрел на Мэтсона. Тот был мертв. Странная улыбка застыла на его лице. Шум, раздавшийся в коридоре, означал, что к комнате бегут люди. Подойдя к тумбочке, Дэйн взял записку Кросса, затем открыл дверь, не зная, чего ожидать. Револьвер он держал наготове в левой руке. Сжимая в руках пистолет, в комнату вбежала Мэри, на секунду замерла — и бросилась к нему на шею. — Ты в порядке, любимый? Ты ранен! Твоя рука! Почему ты мне ничего не сказал? — Ты попыталась бы остановить меня. — Дэйн поцеловал ее в щеку, правая рука его висела вдоль тела. — Я в порядке, любовь моя. Это просто царапина. Вслед за Мэри вошел Рикер со своим огромным кольтом и Микман с новым ружьем. Они остановились у порога и оглядели поле боя. — Кажется, этот франт напал не на того инспектора, — сказал Рикер, качая головой. — Да, — ответил Микман, изучая железный жилет и ружье. — На инспектора-кузнеца. В коридоре послышались новые звуки. Все четверо повернулись к дверям. В комнату вбежал Рудольф Кросс. Ему потребовалось две секунды, чтобы осмыслить увиденное. Вместо мертвого Иерихо Дэйна на полу лежал мертвый Грэйстоук Мэтсон. На лице грузного скотовладельца застыло потрясение. Следом за ним вошел шериф Стоктон и два ковбоя Кросса; один из них был тот парень, который передавал стрелку записку Кросса. В коридоре уже собрались постояльцы отеля и несколько любопытных горожан, услышавших выстрелы. — Что здесь происходит, Дэйн? — овладев собой, воскликнул владелец ранчо. — Ты убил еще одного невинного человека? Мэри повернулась к нему, ее полные слез глаза пылали гневом. Рука девушки соскользнула с шеи Дэйна, кольт был нацелен на Кросса. Проигнорировав вопрос, Дэйн задал встречный: — Что привело вас в Торсмилл, в этот гостиничный номер… в этот час, мистер Кросс? — Не твое собачье дело, кузнец! Я задал тебе вопрос. Мы слышали здесь выстрелы.