Лалага предложила найти какой-нибудь пустынный пляж. Зира с Форикой научили её, как запалить костёр из сушняка, чтобы запечь картошку в песке, и как правильно расставить камни, чтобы на них держалась алюминиевая кастрюля. – А если кто-нибудь пройдёт мимо? – возражала Тильда. Они не могли рисковать: даже последний дурак догадается, что они делают. В конце концов кузины спрятались под мостом, протянувшимся через овраг у Сарацинской башни. Землю там покрывали заросли репейника, высохшая трава и сорняки, которые пришлось вырвать, чтобы не запалить всё разом. Лалага стащила в кухне приличную горстку спичек, но они ушли почти все: ветер гасил огонь ещё до того, как загорался сложенный на земле хворост. К счастью, с последней спичкой пламя всё-таки занялось, и маленький костерок начал потрескивать. Чтобы наполнить кастрюлю, они прихватили с яхты зелёную керамическую флягу с сургучной пробкой, заранее налив в неё пресной воды. Лалага считала, что проще использовать морскую – она же всего в двух шагах, но Тильда объяснила, что солёный пар может разъесть конверт. Вода, однако, даже и не думала закипать. Сестры потели, нервничали и суетились. Когда Тильда, держа конверт двумя пальцами за край, поднесла его к пару, её рука лихорадочно дрожала. Оставалось медленно досчитать до двадцати пяти. Но на счёте двадцать три конверт вылетел из рук и упал в кастрюлю. Лалага рванулась вперёд и вытащила письмо, пока оно ещё не совсем ушло под воду: к счастью, намок только один угол. – И что теперь? – спросила она взволнованно. – Теперь мы всё прочтём, – спокойно сказала кузина, осторожно открывая конверт. – Но будет видно, что его открывали! Тильда нетерпеливо отмахнулась и погрузилась в чтение. Письмо, в некотором смысле, их даже разочаровало. В нем ни слова не говорилось о тайных свиданиях Тильды или её странном поведении – какое облегчение! Они-то ждали, что две родственницы станут обсуждать запретную любовь и необходимость любой ценой предотвратить встречи Тильды с её другом, а мать Лалаги писала тёте Ринучче о каких-то ужасно скучных вещах. Она описывала новый кретоновый пиджак Анны Лопес и сетовала на то, что с приездом купальщиков работы у её мужа прибавилось. Разумеется, она также жаловалась на прислугу и на то, что не может купить в единственном магазине Портосальво новый купальник, – короче, обычная женская болтовня. О Тильде было всего лишь несколько фраз, совершенно безвредных: «Твоя дочь наконец-то перестала кривить нос и с восторгом ходит на пляж. Вот увидишь, в сентябре она скажет, что получила море удовольствия. Читает Достоевского – ты ей разрешаешь?» – Просто удивительно, до чего глупы эти взрослые, – заключила Тильда, заклеивая конверт канцелярским клеем. На углу, который попал в воду, чернила расплылись, и две буквы стали почти совсем нечитаемыми. – Ничего страшного. Почтальон в Плайямаре и так знает, где мы живём. – Но твоя мать точно заметит, – простонала Лалага. – Она поймёт, что его кто-то открывал. Тильда расхохоталась, подбежала к берегу и на минутку опустила конверт в море. – Ты что, с ума сошла? – закричала сестра. – Дурочка, я же готовлю тебе оправдание. Скажешь матери, что письмо упало в воду и ты не смогла его отправить. У синьоры Пау не возникло никаких подозрений, но она очень рассердилась. – Ничего тебе нельзя поручить! А ведь уже большая девочка. Как ты только додумалась пойти рыбачить с пирса с моим письмом в кармане! Сперва дело, это даже близнецы понимают. Придётся теперь писать другое. – Видишь? Теперь она станет отдавать письма Саверио или кому-то из прислуги. И если там будет что-то о тебе, мы об этом никогда не узнаем. Довольна? Она злилась на Тильду: Ирен обиделась, что её не подождали, а Лалага не знала, как оправдаться. Вечером она легла спать, и словом не перекинувшись с кузиной. Напрасно Тильда пыталась рассмешить её, передразнивая тётю, напрасно начинала доверительным тоном рассказывать о Джорджо, как бы обещая новые откровения, – Лалага лишь отодвинулась от неё на самый край матраса, повернулась спиной и сделала вид, что спит. Она была в ярости. Спала она плохо и недолго, проснувшись уже к рассвету, и всю ночь думала об Ирен: «Что мне ей сказать, чтобы она меня простила? Как оправдаться?» Тильда советовала: – Скажи, что мы ушли потому, что она опоздала. То есть не только соврать, но ещё и обвинить в этом саму Ирен! Похоже, кузина совсем не представляет, что такое дружба. Она привыкла использовать других для своего удобства. И Лалагу она тоже использовала, даже не задумавшись о том, сколько неприятностей принесло её поведение. Тильда спокойно спала на своей стороне кровати, и, несмотря на сильную неприязнь, которую Лалага к ней чувствовала в этот момент, она не могла ещё раз не отметить, что кузина – настоящая красавица: кожа гладкая, загорелая, без единого прыщика на щеках или на лбу, губы полные, нос прямой и короткий, из-за чего она слегка похожа на львицу, рассыпавшиеся по подушке волосы светлые, как у шведки, запястья и лодыжки тонкие, пальцы рук длинные, ногти ухоженные... Эх, чего бы только не отдала Лалага, чтобы быть на неё похожей или хотя бы немного вырасти, превратиться из ребёнка в девушку! Печально, когда чувствуешь себя намного более взрослой, чем эта безмозглая эгоистка кузина, а зеркало в шкафу убеждает, что ты все ещё слишком похожа на собственную фотографию, сделанную год назад, в конце пятого класса начальной школы. Она тихонько поднялась и на цыпочках, не надевая туфли, выскользнула из комнаты. Ей нужно помириться с Ирен. С самого первого класса, когда они только познакомились, их размолвки ни разу не длились больше пяти минут. Но что ей сказать, чем оправдаться? Ирен проснулась рано: похоже, ей тоже не давали спать мысли о вечерней ссоре. И Лалага в который уже раз убедилась в великодушии подруги, встретившей её без упрёков и вопросов. – Прости меня за вчерашнее, – сказала она, – я что-то распсиховалась. Хочешь, после пляжа пойдём ловить креветок к Новому маяку? На пляже Лалага ни на секунду не отходила от Ирен. Она вдруг почувствовала, что ей нужен физический контакт, поэтому всё время держала подругу за руку, обнимала за плечи, растирала спину полотенцем после купания. Ирен радостно отвечала ей тем же. – Может, хватит уже телячьих нежностей? Как детсадовские, честное слово, – бросила Тильда таким же саркастическим, как в первые дни, тоном. Но подруги притворились, что не слышат, и под ручку удалились в сторону скал, где и провели все утро, собирая ракушки и морских ежей. Тильда в это время читала под зонтиком. Лишь на яхте она снова улыбнулась сестре, как будто ничего не случилось. Но теперь настала очередь Лалаги проявлять холодность. Часть четвертая Глава первая Когда «Моя дочурка Джиролама» вернулась в порт, выяснилось, что за время её отсутствия пришёл танкер. Матросы уже растянули толстые шланги из прорезиненного брезента вдоль двух главных улиц деревни и теперь с помощью более тонких шлангов подсоединяли к ним переулки и отдельные дома. Поскольку шланги давным-давно прохудились, из них сразу же потекли тонкие струйки, и вскоре в пыльных уличных выбоинах образовались грязные лужи, куда, едва сойдя на берег, со всех ног бросились Тома, Пикка и Шанталь. – Только попробуйте явиться домой в грязных сандалиях! – сердито прокричала им вслед Форика. – Если они испачкают пол, нам влетит от Аузилии, – спохватилась Зира. Один из матросов, соединявших шланги, рассмеялся и подмигнул ей. – Какие планы на вечер, красавицы мои? – спросил другой. – Красавицы, да только не твои, – презрительно ответила Зира, схватила под мышку хохотавшую и болтавшую ногами Пикку, задрала нос и направилась к дому. То же проделала и Форика с Тома. Саверио нёс зонтик. Остальные взяли по шезлонгу на каждого, не считая Лопесов, которые даже пляжные сумки заставляли носить Аннеду. Танкер стоял на якоре у самого входа в порт, и шланги приходилось доставлять на берег шлюпками. На причале толпились матросы и любопытные. Даже на церковной площади было слишком оживлённо для столь жаркого часа. – А ну-ка, не стойте, как зачарованные! – прикрикнула синьора Пау на трёх девочек. – Вы что, водоразбора не видели? – Я уж точно вижу такое впервые, – возразила Тильда. – В Плайямаре есть акведук, если ты не знаешь. – Тогда можешь остаться и поглазеть. Остальным пора обедать. Должно быть, Лугия уже накрыла на стол, а твой дядя терпеть не может холодную пасту. Тильда вызывающе вскинула голову, бросила последний взгляд на танкер и решила всё-таки присоединиться к остальным. Когда они проходили мимо бара, Лалага прислонила шезлонг к стене, обняла Ирен и крепко-крепко поцеловала её, как после долгой разлуки. – Увидимся в три, – пообещала она (часы показывали без четверти два). – Я только поем и зайду за тобой. За столом она и словом не перемолвилась с Тильдой. Но кузина продолжала вести себя с ней мягко, почти снисходительно, как взрослые при виде глупых детских капризов. Обе одновременно встали из-за стола, наскоро проглотив десерт, пока старшие Пау ещё ждали свой кофе, и одновременно вышли на пыльную, прожаренную солнцем дорогу. Взрослые считали, что они, как всегда, проведут остаток дня вместе, а не разойдутся в разные стороны, едва скрывшись за углом, где обычно не было ни души и никто не мог их увидеть. – Не хочешь узнать, где сегодня свидание? – поинтересовалась Тильда. – Не важно. Мы всё равно до вечера остаёмся в баре у Ирен, – сухо ответила Лалага. – А близнецы? Что, если няни решат с ними погулять? – Не волнуйся, пока стоит танкер, никто из них не уйдёт из порта. – В любом случае свидание будет в старом немецком форте. – Ну, приятно развлечься. Это она сказала со зла: интересно, знает ли Тильда, что островитяне частенько использовали форт в качестве туалета, поэтому внутри невыносимо воняло. Вот уж действительно романтическое местечко для свидания с возлюбленным!