Глава шестая Когда Тильда поднялась с кровати и, опираясь на плечо Лалаги, вышла из комнаты, она, казалось, совершенно изменилась – как будто её тело, избавившись от яда морского дракона, заодно освободило душу от другого яда: упорного молчания, презрительного самодовольства и нарочитого одиночества. – Я же говорила, нужно просто немного терпения, – кивнула Ирен, довольная точностью своего предсказания. Теперь Тильда вела себя так, как будто их с кузиной всегда связывала дружба, основанная на симпатии, доверии и сочувствии. Она шутила с Лалагой, часто шептала ей что-нибудь на ухо, читала вслух отрывки из своей книги, а на яхте и на пляже старалась устроиться к ней поближе. – Как спелись эти двое! – раздражённо заметила через несколько дней Анна Лопес, досадуя, что Тильда общается не с двумя её старшими дочерьми, более подходящими ей по возрасту, а с этой соплячкой Лалагой. – Раз уж ты подружилась с кузиной, может быть, Ирен наконец от тебя отлипнет? – спросила у дочери синьора Пау. Но Лалага не собиралась бросать подругу. Она была рада изменению поведения Тильды, хотя реакции Ирен побаивалась: та могла решить, что кузина вытеснила её из сердца Лалаги. Кроме того, Тильда обычно проявляла свои чувства только по утрам. После обеда девушка, к величайшему удивлению дяди и тёти, продолжала гулять одна. Она даже пыталась убедить Лалагу соврать: – Скажи, что пойдёшь со мной! Тогда они расслабятся и больше не станут мучить меня вопросами. Разумеется, Тильда не хотела, чтобы кузина шла с ней до самого места встречи, не свечку же ей держать, в самом деле. Деревню они покидали бы вместе, а потом расходились бы поодиночке, каждая в свою сторону. – И куда мне идти одной? Чем заниматься? Если бы я могла взять с собой Ирен, всё было бы совсем по-другому. – Нет. Помни, что ты обещала никому не говорить. Никому! В конце концов они сошлись на другом варианте. Каждый день Тильда сообщала Лалаге, где и когда встречается с Джорджо, а Лалага во время своих вылазок с Ирен старалась не только держаться подальше от этого места, но и уводить с собой других членов семьи. С Саверио никаких проблем не предвиделось: он обожал паруса и рыбалку, поэтому проводил день на яхте с Джиджи и Андреа Ветторе. Зато близнецы, когда отказывались спать после обеда, всегда гуляли с Зирой и Форикой, всякий раз выбирая новый маршрут, и задачей Лалаги было проследить, чтобы этот маршрут не совпадал с Тильдиным. А поскольку Лалага не могла узнать и, если надо, помешать им, не вызывая подозрений, она просто стала предлагать гулять всем вместе по безопасному маршруту. – С чего бы у тебя проснулась такая любовь к близнецам? – спрашивала Ирен, которая была совсем не в восторге от перспективы прогулок с нянями, как маленьким. – Даже и не знаю... Может, потому, что зимой в интернате я так по ним скучала? Как же стыдилась Лалага своего вранья, пусть даже такого безобидного! Но другого решения она не видела. Глава седьмая Как-то на пляже Тильда предложила: – Давай прогуляемся вдоль берега. – Пойдём, Ирен! И надень туфли, а то песок ноги обожжёт, – крикнула Лалага, поднимаясь. – Нет. Без Ирен. Только мы вдвоём. Надо поговорить. Разочарованная Ирен снова улеглась на полотенце. Теперь она проводила больше времени на берегу с Пиккой, Тома и Шанталь, строя для них замки из песка, чем общаясь с Лалагой. Сестры Лопес тоже это замечали и каждый раз, когда её подруга уходила гулять с кузиной, демонстративно хихикали. В один прекрасный день Ливия даже подсела к Ирен поболтать, попытавшись вовлечь в обсуждение дурацких сплетен о певцах и актёрах с телевидения. Так она надеялась смутить и унизить Ирен, отлично зная, что на острове нет ни одного телевизора: Ирен и видела-то его всего раза два-три, когда ездила навестить родственников на материк. Но Ливия оказалась ещё более коварной. Постепенно она перевела разговор на печальную судьбу друзей детства, отвергнутых и брошенных в пользу новых приятелей. К счастью, Ирен быстро поняла, что та хочет поддразнить её, чтобы заставить из ревности сказать что-нибудь гадкое про Лалагу, и не поддалась на провокацию. – Как жарко! – фыркнула она, вставая и направляясь к берегу. – Сплаваю-ка я до яхты. Но не спросила: «Пойдёшь со мной?» – и с тех пор каждый раз, разговаривая с одной из Лопес, отвечала односложно, не давая ни малейшего повода к сближению. Тем временем Тильда привела Лалагу к небольшому овражку в дюнах, полностью заросшему можжевельником. Его согбенные ветви создавали своего рода пещеру, скрытую от посторонних глаз и посторонних ушей. Тильда залезла внутрь и заговорщическим тоном прошептала: – Как думаешь, твоя мать что-нибудь подозревает? – С чего бы? Конечно, нет, – удивлённо ответила Лалага. – Ты в этом абсолютно уверена? – Ну... Не похоже. – Но боюсь, что это так. – С чего ты взяла? – Вспомни: сколько писем она отправила на этой неделе? – Четыре. – А кому они были адресованы? – Не знаю, я не посмотрела. – Зато я посмотрела. Два – для моей матери. И на прошлой неделе она написала ей по меньшей мере три. – Но в этом нет ничего удивительного. Они же сестры. С тех пор, как мы живём в Портосальво, мама всё время пишет родственникам. – Я знаю. Но «раньше» моя мать получала от твоей не больше двух писем в месяц. А теперь тётя Франка пишет ей почти каждый день. Думаешь, это нормально? Лалага как-то не задумывалась об этом, но после слов сестры поняла, что такая частая переписка выглядит весьма подозрительно. – И что же она пишет? – Нам совершенно необходимо это узнать, – категорически заявила Тильда. – Но как? Мама пишет письма, запершись в спальне, а когда получает ответ, сразу его прячет. Думаю, она держит их в верхнем ящике комода: он один закрывается ключом. – Мы могли бы открыть его заколкой... – Тильда, ты так до сих пор и не поняла, как живёт наш дом? Чтобы открыть ящик, нужно удостовериться, что никто не войдёт. Видела, сколько у нас прислуги? Если Аузилия не соберётся сложить в шкаф глаженое белье, то непременно пройдёт Лугия с кувшином воды для умывальника. Или Форика, которой нужны чистые носки для Пикки и Тома. – Тогда нужно прочитать те, что пишет твоя мать. К счастью, она разрешает тебе носить письма на почту. – Но они же в плотных конвертах, на просвет ничего не увидишь. Я уже пыталась, когда речь зашла об интернате. – Значит, мы его вскроем. – Ты с ума сошла? Они же заметят! – А мы вскроем над паром, и потом прекрасно запечатаем обратно. – Мне это не нравится. Читать чужие письма нехорошо. – Тьфу ты! Не будь ханжой. Это не так страшно, как шпионить за уже почти взрослыми девушками и отсылать их подальше от возлюбленных. Они первые начали. Глава восьмая Тильде легко говорить, но где можно вскипятить целую кастрюлю воды и довольно долго держать над ней конверт, чтобы никто этого не заметил? Конечно, не на кухне дома Пау, где постоянно ходит прислуга. Вот Ирен целыми днями сидела дома одна, поскольку её мать работала в баре. Но с Ирен, конечно, эту тайну делить нельзя. Собственно, подругу вообще нужно было держать в стороне под каким-нибудь предлогом, который Лалага ещё не изобрела. – Ну хватит! Что за сказки ты тут сочиняешь? – возмущалась Тильда. – Неужели трудно просто сказать: «Мы с сестрой идём гулять и не хотим, чтобы посторонние путались под ногами»? – Скорее, это ты для нас посторонняя. Я никогда ничего подобного не скажу. В итоге они ушли тайком, как две воровки, задолго до того, как Ирен зашла за Лалагой после сиесты.