— Брось, Крис, — Лерой невесело усмехнулся. — Неужели ты думаешь, что старейшинам достаточно взносов и решения твоих родителей, чтобы оставить тебя в покое? Да ты раздражаешь их настолько сильно, что они спят и видят, как бы повыгоднее тебя продать. Желательно подальше. Да только не могут. Боятся. По всей видимости, Клима. — Почему он мне ничего не сказал? — Потому что ты бы психанула, нет? — Возмутилась бы, — я улыбнулась. — Тогда он точно испугался тебя в гневе и решил промолчать! — Лера легонько щелкнул меня по носу и добавил, поднимаясь: — Идем! — Куда? — мне было лень выходить из дома. — Перемена года не за горами, а у тебя нет ёлки! — Мне некуда ее ставить! — Мы поставим ее в твоём доме! — он уже открыл дверь на улицу. — Лерой! — Собирайся, Крис! Жду тебя в машине. И не забудь ключи от коттеджа. Ёлку мы все-таки купили. Настоящую. Невероятно дорогую. Она была выше Лероя и, конечно же, не влезла в «танк». Пришлось крепить ее на крышу. Потом она не влезла в прихожую. И тут Лера осознал, что в моем коттедже нет гостиной. Идея поставить ель на веранде принадлежала мне, но когда она застряла на лестнице, инспектор ругался сквозь стиснутые зубы неизвестными мне словами, а я искала на кухне флягу с коньяком. Потом мы пили коньяк прямо на ступеньках, ведущих на веранду, сидя под разлапистой вкусно пахнущей елью. И смеялись. И снова пили, передавая флягу друг другу. Коньяк закончился внезапно, и Лера обнял меня за плечи, заставляя на него облокотиться. — Ты любишь его, Крис? — спросил негромко, прижимаясь губами к моему виску. — Его невозможно любить, — ответила спустя некоторое время. — Его невозможно не любить. — Он вернется, — голос Лероя звучал глухо. — Непременно, — повернулась, чтобы поймать его взгляд. — Но я не уверена, что вернусь я. Губы его были нежными. Он целовал уверенно, но не подчиняя. Скорее, предлагая себя всего без остатка. Разрывать поцелуй не хотелось, рядом с ним было… безопасно. И тепло. Однако вскоре Лера сам отстранился, напоследок мягко укусив нижнюю губу и скользнув по ней языком, извиняясь и обещая… — Кристин, ты встретишь со мной ночь Перемены года? — Да, — выдохнула не задумываясь, глядя в его темнеющие глаза. — Тихой ночи! — он поднялся. — А монстра мы завтра поставим. С этими словами он направился к выходу, оставив меня одну. В свою квартиру я решила не возвращаться. Ночевать одной в коттедже было странно. Я решила подняться на веранду в мастерскую, но передумала: не рискнула потревожить застрявшее дерево. Сварила кофе и, укутавшись в плед, устроилась на диване с альбомом в руках. Но сосредоточиться на эскизе не удалось. Вздохнув, отправилась в спальню. Там все было именно так, как и четыре месяца назад. Кровать небрежно застелена лоскутным одеялом, на комоде раскрытая книга, на скамье у двери аккуратно сложенный домашний костюм. Я взяла в руки фуфайку и поднесла к лицу, вдыхая знакомый запах. Четыре месяца без него. Далеко не первые. Но почему до сих пор так больно? Ответ я, конечно, знала. Стоило закрыть глаза, и я снова почувствовала его руки на своих запястьях, тяжесть его тела на своих бедрах и шепот: — Прошу, дай нам шанс… Открываю глаза и решительно подхожу к кровати, сдергивая покрывало на пол. Яростно снимаю постельное белье, швыряя его рядом; опускаясь на колени, лезу в нижний ящик комода в поисках чистых простыней. Меня ощутимо потряхивает, и я ничуть не удивлена, когда нахожу в дальнем углу небольшую подарочную коробочку и конверт. Замираю на пару вдохов. Потом откладываю письмо и стягиваю гладкую ленточку, позволяя крышке упасть на пол. На голубой атласной подушечке лежит помолвочное кольцо с традиционной вязью на наружной поверхности и надписью на внутренней: «Крис обещала стать моей женой». Шепчу: — Обещала, — и дрожащей рукой надеваю кольцо на правую руку. Конечно, оно садится идеально. Я облокачиваюсь спиной о кровать, и слёзы сами собой текут по лицу, но я упрямо не обращаю на них внимания. Вскрываю письмо. «Мой дорогой любимый человек. Ты читаешь это письмо, а это означает, что я снова подвел тебя. Кристин, я отдал бы все сокровища мира за то, чтобы губами осушить слёзы на твоих щеках. Беда в том, что все сокровища мира для меня — это ты. И я готов на все, лишь бы тебе ничего не угрожало. Даже уйти навсегда, если это сделает тебя счастливой. Давай представим на мгновение, что я набрался храбрости и попросил тебя стать моей женой, а ты согласилась, Крис! И я надел на твой пальчик колечко. Давай, Крис! Не бойся, закрой глаза и почувствуй мои губы на своём запястье. Смелее, Крис! Тебе нужно просто тихо сказать «Да»! А потом… Если ты нашла кольцо, то скорее всего уже знаешь, что этот коттедж твой. Документы на него в верхнем ящике комода. Кристин, я могу только догадываться, что сейчас происходит в твоей жизни, и если ты считаешь нужным не напоминать никому о нашей помолвке, то просто убери кольцо. Но вспомни о нем, если тебе потребуется защита. Люблю. Клим». Я перечитала письмо пару раз, аккуратно сложила и поднялась. От сидения на жестком полу немного затекла поясница, и я вскользь подумала, что надо бы купить сюда ковер. Настоящий. Шерстяной. С высоким ворсом. Чтобы босые ноги утопали в нем при ходьбе. В верхнем ящике действительно лежала картонная папка, переплетенная казенной бечевой, а внутри — дарственная на коттедж, на правах передачи имущества невесте после подтвержденной помолвки. В свете тусклой лампы в отражении блеснуло кольцо, привлекая внимание. Я на мгновение задумалась, а потом решительно убрала пустую коробочку и письмо в ящик к документам. Кольцо сниму завтра. Перестелила постель, умылась, надела фуфайку Клима и забралась в кровать. Утро в канун Перемены года выдалось солнечным. Сделав кофе, я устремилась на веранду, чтобы закончить один масштабный проект, требующий естественного света. В мастерской стоял запах хвои и мандаринов, подаренных Лерой. Инспектор выполнил обещание и установил ель в центре веранды, пока я ездила за вещами в свою квартирку, и теперь огромное дерево занимало две трети комнаты, потеснив рабочее пространство. Я развернула мольберт к свету, забралась в небольшое кресло и теперь пила кофе, прикидывая план работы на сегодня. Вечером меня ждал ужин с родителями, а потом — Лерой. Мы договорились, что он заберет меня от родителей, и мы заглянем на главную церемонию в Храм. Что будет потом, я решила не думать. Работалось этим утром отлично. И когда солнце ушло, было даже немного жаль заканчивать. Я мыла кисти в ванной, когда взгляд мой в который раз упал на кольцо. Я решительно вытерла руки и отправилась было в спальню, чтоб убрать его в комод подальше от чужих глаз. Но в темноте прихожей наткнулась на Леру. — Я стучал, — тут же вскинул он руки, оправдываясь. Глаза его улыбались. — А я как всегда не слышала, — усмехнулась в ответ. — Извини, не ждала гостей, но на кухне должен быть кофе. И ореховый кекс. Я сейчас. И попыталась обойти гостя, на всякий случай пряча правую руку в кармане. Лера отошел в сторону, освобождая путь. Войдя в спальню, подошла к комоду, прокручивая кольцо на пальце, но не решаясь снять. Остановилась, глядя на своё отражение. Стянула фуфайку Клима, оставшись в исподней короткой рубашке и домашних штанах. В комнате было сумрачно, и в темном отражении зеркала светлая ткань только подчеркивала тонкую линию ключиц, острый подбородок, некоторую угловатость плеч. Поддавшись неясному порыву, распустила косу и теперь пальцами разделяла волосы на пряди, прежде чем потянуться за гребнем. Лера как всегда вошел неслышно, я лишь уловила движение в зеркале за своей спиной, а потом почувствовала мимолётный холод его пальцев на позвоночнике. Он перехватил мой взгляд в отражении, мягко отстраняя мои руки и перекидывая волосы на спину. Немного потянул, заставляя откинуть голову, и провел гребнем по густым прядям, удерживая их другой рукой у затылка. Раз. Ещё. И ещё. Мы смотрели друг другу в глаза не мигая. И взгляд его сводил с ума. Я непроизвольно подняла руку, стягивая края рубахи на груди, и в свете уходящего дня блеснуло кольцо. Лера замер, на мгновение отпуская пряди, я тут же попыталась отойти. Но он перехватил меня за талию, ловя запястье другой рукой. — Что это? — Ты же знаешь, — голос почему-то звучал глухо. — Он был здесь? Я отчаянно замотала головой. Лера снял кольцо, легко повертел, словно оценивая. — Когда? — и столько было металла в его голосе, что я, тяжело вздохнув, достала из ящика письмо и протянула ему. Я стояла, сцепив руки в замок за спиной, покрываясь мурашками то ли от холода, то ли от страха. За Клима. За себя. За нас. А инспектор читал, держа письмо одной рукой, а в другой сжимал мое помолвочное кольцо. А потом бросил письмо на комод и сдернул с шеи тонкий плетеный кожаный шнурок. Продел его в кольцо и ухватил меня за предплечье, притягивая к себе спиной. Надел шнурок мне на шею, завязал так, что я не смогла бы снять, не разрывая. Развернул к себе лицом, ухватил за подбородок, шепча: — Никому! Слышишь? Никому не показывай! Он вышел из комнаты, а я ещё долго стояла перед зеркалом, зажав кольцо в руке, потом прятала письмо. Заплетала волосы и искала кофту с высоким воротом. Когда я, наконец, вышла из спальни, Леры в коттедже уже не было. К родителям ехать, конечно, пришлось. Тихий семейный ужин немного меня успокоил, и я даже решила пойти к Храму вместе, хотя это подчеркивало мое одиночество. Что-то заставляло меня думать, что Лерой не приедет. Но я здорово ошиблась и порадовалась, что не успела ничего рассказать родителям, когда увидела в окно знакомый «танк», украшенный по случаю праздника еловыми ветками и вплетенными в них лентами. Мама светло улыбнулась и ответила на приветствие, отец пожал протянутую руку. После чего инспектор нежно коснулся моей щеки и шепнул: — Тебе очень идет этот цвет. Я усмехнулась. Алая кофта была единственной, что подходила для подобного мероприятия и скрывала новое украшение. Насколько алый был уместен в Храме, я не знала, поэтому прихватила скромный палантин, способный спрятать под собой даже егерский «танк». Мы расселись по машинам и тронулись. Всю дорогу Лера молчал, а я не решалась начать разговор первой. Уже на парковке он остановил меня жестом и произнес: — Извини за утро. — Извинение принято, — я улыбнулась. — Идем, а то все укромные скамьи займут. — Ты не хочешь слушать праздничную службу? — А ты? — Я хочу украсть тебя, — шепнул Лера. — Но прежде чем красть девушку из общины, надо как следует взвесить все за и против. Мы сядем сразу за старейшинами. И, не дав опомниться, потащил меня между рядами к местам для почётных гостей. Видя мое удивление, напомнил: — Эй, я инспектор егерского корпуса, между прочим. Статус обязывает. После службы мы вышли из Храма одними из последних. Инспектор отвечал на вопрос старейшины, расхваливая наши обычаи, убранство Храма и прочее. Мама улыбалась, глядя, как я вышагиваю рядом, укутавшись в палантин. Отец хмурился, считывая взгляды, которые то и дело бросали на меня и Леру окружающие. Наконец, инспектор завершил свою речь, раскланялся и, подхватив меня под локоть, потащил к машине. — Я думал, эти страшные люди никогда нас не отпустят, и я обречён встречать Новогодье в их обществе. Я засмеялась. — Ты сделал все возможное и невозможное, чтобы получить приглашение, но увы. — Зато нас ждет Старое место! От удивления я даже развернулась к нему, забыв пристегнуться. Старое место — центральная площадь в старом городе, где, как правило, проходят праздники и ярмарки. Только вот людям не городским вход туда заказан. С наступлением комендантского часа по улицам без пропуска не погуляешь. Лера весело улыбнулся и протянул мне напульсник. — Ты забыла, с кем имеешь дело! Со мной даже суровые старосты Северной общины мечтают пообщаться! — Хорошо, что не породниться, — ворчу я, улыбаясь, когда замочек напульсника щёлкает на моем запястье. Машину мы оставляем недалеко от КПП и дальше продвигаемся пешком. Улицы нарядно украшены еловыми ветками и лентами и полны людей, службы везде уже закончились. Сегодня одна из трёх ночей в году, когда можно гулять до рассвета. То тут, то там проносятся стайки ребятишек в смешных карнавальных костюмах, проходят продавцы-лоточники, предлагая купить сладостей и горячего вина. Лера выбирает яблоко в карамели на длинной палочке и протягивает мне. Я радуюсь угощению не хуже детей, и мы двигаемся дальше. Старое место заполнено народом, а в центре возвышается украшенная ель. Играют музыканты, дети водят хороводы, а по краю площади мелькает изумрудным праздничная форма патрулей. Инспектор протягивает одному из них бумагу с гербовой печатью, меня замечают, но предъявить напульсник не требуют. Я жую яблоко и смотрю на верхушку ели. В небе вспыхивают праздничные огни, восторженно орут дети. Лера обнимает меня за плечи, наклоняясь, откусывает яблоко. Я поднимаю на него глаза. В этот момент часы на старой башне бьют полночь. Лера легко целует меня в губы, быстро отстраняясь. — С Новогодьем! — шепчу еле слышно. И все вокруг взрывается разноцветными фейерверками. — Будь счастлива, Крис! — и я улыбаюсь в ответ. А спустя пару часов стою на крыльце моего коттеджа и слушаю шум удаляющегося мотора. Поднимаю лицо навстречу падающим снежинкам. Зажмуриваюсь и открываю глаза снова. Надо мной только небо. Низкое. Темное. Где-то там он тоже смотрит в это небо и шепчет: