Я подчиняюсь. Устраиваюсь на своей лежанке, закрываю глаза, думая, что уснуть все равно не удастся. Но просыпаюсь, когда за окном уже светлеет. Огонь в очаге потух, а Лерой спит на своем месте. Разбудить его удаётся не сразу, и я даже успеваю немного поволноваться, когда он, наконец, протяжно вздыхает и открывает глаза. Узнавание наступает не сразу, и я снова напрягаюсь, но тут слышу: — Хотел бы я всегда так просыпаться. Я демонстративно направляюсь к выходу, прихватив бурдюк. Спускаюсь к реке, умываюсь, наполняю емкость водой. Задумавшись, наблюдаю за пузырьками воздуха, что выходят из горлышка и лопаются на водной поверхности. Наверное, поэтому не сразу замечаю движение на противоположном берегу. Тот, кто наблюдает за мной, не особо скрывается. Я вижу мелькнувшую между деревьями тень, вот хрустнула ветка. Мне дали понять, что мы здесь не одни. Вот только стоит ли предупреждать Лероя? Когда, плотно позавтракав вчерашним супом, мы выдвигаемся к следующей стоянке, я все еще раздумываю над этим и потому уточняю у инспектора: — Как ты себя чувствуешь? Он медлит с ответом, видно, как и я, не горит желанием делиться всей информацией, и от этого вдоль позвоночника пробегает дрожь. Он силен. И явно чувствует себя лучше, чем вчера. Вновь вспоминаю предупреждение Клима. Но я уже здесь, и отступать некуда. Разыгравшаяся паранойя доводит меня до того, что Лерой обращает на это внимание. Хватает за руку, заставляя остановиться. Хмурится. А я нервно кусаю губы. — Кристин, — голос его мягок. — Что именно тебя напугало? Я почти решаюсь рассказать все. Про то, что не доверяю ему и беспокоюсь. Про то, что за нами следят. Однако молчу, пряча взгляд. Лерой не выдерживает, легко встряхивает меня за плечи, а я вырываюсь, отбегаю на безопасное расстояние, готовая защищаться. Инспектор явно не ожидает такой реакции, хмурится ещё больше, и из его глаз расползается тьма. Мне становился жутко. Я отступаю еще на пару шагов. — Кристин, — голос теперь звучит хрипло, и сквозь эту легкую хрипоту сквозит нить приказа: — Подойди! Что происходит? Я перекатываюсь с пятки на носок и обратно, обхватив себя руками. Паника отступила, и я понимаю, что без него я точно не найду Клима. А поэтому нужно собраться с силами. — Я не знаю, — почти не вру, поднимая на него взгляд. — Мне здесь временами не по себе. Лера грустно улыбается и протягивает мне руку. Я прислушиваюсь к лесу и осознаю, что Заповедник тоже ждёт развязки. Все звуки словно приглушены, и солнечные лучи не достигают земли, как будто он укрыл меня от всего мира. Легкое дуновение касается моей щеки, и это происходит так внезапно, что я вздрагиваю. Лерой делает резкий выпад в мою сторону, сжимая в крепких объятьях. Я не вырываюсь, понимая всю бессмысленность. Наоборот, утыкаюсь лицом в грубую ткань куртки, уговаривая мышцы расслабиться. Здесь и сейчас инспектор — моя единственная возможность найти Клима… Или вернуться домой. — Прости, — шепчу куда-то в его подмышку, а он только крепче прижимает меня к себе. — И ты меня, — слышу в ответ. Мы стоим, обнявшись, неимоверно долго. Вокруг шумит Заповедник, принимая наш выбор. Потом Лера аккуратно отстраняется, заставляя меня открыть глаза. И я вижу еле заметную тень, что скользит за стволами деревьев. Тот, кто за нами следит, знает, что я наблюдаю за ним. И не слишком торопится исчезнуть. Мне становится интересно, знает ли Лера о нашем сопровождающем. Откуда-то берется уверенность, что нет. Инспектор протягивает мне руку, и я вкладываю свою ладонь в его. — Нам нужно идти, — напоминает мужчина. — Я знаю. До очередной стоянки добираемся почти на закате. Уже знакомый сруб теперь примостился на сваях у берега довольно полноводной реки. Вода несется мимо нас, спотыкаясь на порогах, бурля и скручиваясь в водовороты. Противоположный берег плохо просматривается в сумерках, зато над вершинами деревьев за рекой проступает горный массив. Лера задумчиво разглядывает преграду на нашем пути, забыв обо всем. — Эй, инспектор, — толкаю его в бок. — Нам пора устраиваться на ночлег. И хочу вам напомнить: я так и не научилась готовить ужин. Лерой отмирает, переводя на меня уже осмысленный взгляд чёрных глаз. — Извини, я задумался. — Я заметила, — усмехаюсь. — Идите проведайте наш новый ночлег, а я за водой. Раздавать указания, оказывается, очень легко. Лера с легкостью принимает мои правила игры, и про утреннее столкновение нам почти удаётся забыть. Мне не терпится спуститься к реке. Обхожу стоянку вокруг по настилу из неотесанных досок и нахожу лестницу, ведущую на мостки пониже. Спрыгиваю и понимаю, что это причал. Под срубом притаилась плоскодонка. Касаюсь рукой воды. Она оказывается на удивление тёплой. Скидываю ботинки и подворачиваю штаны, сажусь и спускаю ноги в реку. Солнце уже коснулось края деревьев, и мягкие лучи ласкают кожу, дразня и убаюкивая одновременно. Довольно жмурюсь, болтая в воде ногами. Решаюсь. В конце концов, я не была в душе два дня. Быстро снимаю худи и штаны, на мгновение замешкавшись, стаскиваю белье, оставшись в одной исподней рубашке. Задерживаю дыхание и прыгаю рыбкой. От холода сердце пропускает удар, но я делаю пару сильных гребков, заставляя мышцы работать. Рубаха сбивается где-то в районе груди. Ещё рывок, и я выныриваю на поверхность. С реки изба выглядит неприступным форпостом. Солнце скользит по доскам мостков и исчезает в воде. Почти подплываю к берегу, когда вижу выходящего из дома Леру. Ухожу под воду и выныриваю под мостками. Слышу шаги над головой и недоверчивое: — Крис? Спустя пару мгновений голос инспектора набирает силу, и мое имя разносится над рекой, повторяемое многократным эхом. Краем глаза замечаю движение на том берегу, а потом над моей головой раздается забористая ругань и звуки разрываемой одежды. Ныряю, делаю под водой полукруг и появляюсь на поверхности прямо под ногами у очень злого и очень раздетого Лероя. — Искупаться решили, инспектор? Мы стоим друг напротив друга. Он, едва прикрыв белье штанами, орет так, что птицы дружной стаей снялись с веток. Я, в мокрой исподней рубахе, скрестила руки на груди и мужественно встречаю взгляд, которым можно испепелить. Тьма его глаз, до этого тщательно сдерживаемая, вырывается наружу и опутывает меня, заставляя трепетать. Или это мокрая рубаха? Понимаю, что он давно уже замолчал и просто смотрит. На меня. На мои голые ноги. На мои руки в мурашках, едва прикрытую грудь. Со свистом выдыхаю, а Лера делает шаг. Ещё один. А потом подхватывает меня под бедра. Рубашка предательски задирается, оголяя ягодицы. И я понимаю, что преграды из одежды между нами больше нет. Пытаюсь протестовать, но мой рот тут же закрывают поцелуем. Я бьюсь в его руках, пытаясь освободиться. Но Лерой не ослабляет хватки, целует жадно, требовательно. Но нежно. И эта нежность даёт мне надежду. Я чувствую его руки на своих бёдрах, упираюсь ладонями в горячую твердую грудь. А потом кусаю, резко. Так, что чувствую металлический привкус во рту. Лера вздрагивает и отпускает руки. Я скольжу вдоль его тела и опускаюсь босыми ногами на настил. Одергиваю рубаху и бегу к срубу. На пороге оглядываюсь через плечо. Лера стоит на причале. Раздетый. Злой. А потом приходит осознание, что солнце село. Тьма рухнула на Заповедник внезапно, как будто выключили рубильник. Я успела приоткрыть дверь, и теперь свет от костра был единственным ярким пятном вокруг. Лера догнал меня у двери, толкнул вовнутрь и принялся тщательно запечатывать вход. Только теперь я поняла, что вся наша одежда осталась на берегу. Нашла в сумке белье и длинную фуфайку, оделась и обернулась к Лерою. Тот сидел на полу, облокотившись на дверь. Сжатые кулаки, напряженно стиснутые челюсти, на лбу блестят капельки пота. Глаза закрыты. — Лера, — позвала шепотом, но ответа не последовало. Приблизилась. От него исходил жар, как от огня, а кожа, несмотря на это, на ощупь оказалась ледяной и влажной. — Лера, — повторила, дотронувшись до лба. Веки дрогнули. — Пить… — доносится еле слышно. — Пожалуйста. Я метнулась к бурдюку и поняла, что он вместе с вещами остался на улице. На стеллажах у входа обнаружила пару небольших бочонков. Лерой застонал, и я ускорилась. Неумело выбила крышку, и на пол хлынула темная жидкость, в нос ударил терпкий запах алкоголя. Со вторым бочонком повезло больше, там была вода. Лерой пил жадными глотками, и жар от его тела становился все меньше. Наконец, он открыл глаза. Они снова были карими, но теперь я знала — тьма внутри, мне не показалось. Остатки воды инспектор выливает на себя, трясёт головой и пытается подняться. Я отвожу глаза, ложусь на ближайшую лежанку лицом к стене. Слышу неуверенные шаги, шорох одежды, потом протяжный скрип лавки. Через некоторое время все стихает, а потом раздаётся скрежет у двери. Я терпеливо лежу и прислушиваюсь к дыханию Лероя. Босые ноги заледенели, но попытки спрятать их под худи безнадежны. Наконец решаюсь и встаю. Достаю из рюкзака спальник, натягиваю штаны и теплые носки. Стараюсь не реагировать на усиливающийся скрежет за стеной. Он меня не зовёт и не тревожит. Он просто есть, шумит за дверью. Так сильный дождь не даёт спать, стуча по крыше. Лера беспокойно мечется на своём месте, но не просыпается. Подхожу ближе. На его лбу снова блестят капельки пота, и от тела идет жар, но кожа на ощупь теперь горячая. Пытаюсь стянуть с него спальник, но Лера отворачивается к стене, укутываясь ещё больше, но не просыпаясь. Сдаюсь и возвращаюсь на своё спальное место. Сон сморил меня под утро. Всю ночь я лежала и вслушивалась в шорох за дверью, но так и не смогла понять, что это такое. Лера также затих к рассвету. Только что беспокойно метался как в бреду, а через мгновение дыхание стало ровным. Когда открыла глаза, изба была залита солнечным светом. Инспектор отсутствовал. Он нашёлся на причале, куда я спустилась, чтобы умыться. Бледный. Осунувшийся. Он сидел, свесив ноги в воду, как я вчера. — Привет, — сказала негромко. — Привет, — голос его звучал как обычно, но на меня инспектор не смотрел. Я села рядом, обняв колени руками. В животе заурчало, вспомнила, что нормально мы ели сутки назад. И тут поняла, что вещей наших нет. Как и бурдюка. — А где вещи? — Я развесил их просохнуть на солнце, — Лерой улыбнулся, но на меня по-прежнему не смотрел. — И воды я принес. Она в избе. — Отлично. Когда выходим? Успеем нормально поесть? — Я думаю, нам стоит здесь остаться еще на одну ночь. Я не передал сообщение в Штаб вчера. Возможно, нас ищут. — А почему не передать сейчас? — Открыт канал только для экстренной связи. Я не хочу им пользоваться. — Иначе? — Иначе мы попадем на карантин. — Прекрасно. А больше ты ничего не забыл? — Вроде бы нет, — Лера наконец посмотрел на меня и улыбнулся. Бледность почти сошла, и никакой черноты в глубине ореховых глаз. Могло ли мне все показаться? — А если ты выйдешь на связь в положенное время? — Скажу, что были помехи сети. Сейчас все в порядке. Мы продолжаем движение. — И никакого карантина? — Угу. И никаких претензий. — У тебя? — У меня очень много претензий, Кристин! Я спускаю ноги в воду и скрещиваю руки на груди. Я намерена защищаться до конца: — У тебя? — хочется верить, что мой голос звучит ехидно и недоверчиво. — Ко мне? — Нет, к себе! — Лера вскакивает и теперь нависает надо мной. — Крис! Как тебе вообще в голову пришло лезть в воду? Крыть нечем. Пожимаю плечами: — Я не привыкла к походным условиям. Хотелось искупаться. — А меня дождаться ты не могла? — А бросаться на меня было обязательно? Невероятно, но Лерой краснеет. Протягивает мне руку, предлагая подняться. И я встаю. — Извини. Снова. — И ты, — покаянно шепчу в ответ. — Это была плохая идея с походом, инспектор. — Согласен, но отступать нам некуда. — Значит, идем вперед, — улыбаюсь. — Плывём, — замечает инспектор. — Раз здесь есть лодка, то дальше мы поплывем.