– А вам, наверное, отец на всю жизнь внушил страх перед офицерами военно-воздушных сил? – с усмешкой заметил Рашид. Принц ответил совершенно серьёзно: – А я и на самом деле вас боюсь. Иначе я бы не стал так доверительно с вами общаться. Для меня очень важно получить в вашем лице друга и партнёра. Сейчас в Эр-Рияде царит паника. Они не знают, кому можно доверять, повсюду им мерещится угроза. В такой обстановке недалеко и до ошибок. Судьба переменчива… Сегодня вы – герой, спасший страну и монархию от смертельной угрозы. Но завтра кому-нибудь в голову придёт, что вы намеренно сбили самолёт Мансура, чтобы избавиться от нежелательного свидетеля. Или сообщника. Ваше странное отсутствие на протяжении всей ночи и внезапная осведомлённость о планах угонщиков лишь добавят ненужных подозрений. И что это за слухи о двух европейцах, замеченных у Мечети? – Это всего лишь слухи. Здесь, как и в Эр-Рияде, народ также перепуган. Увидели, наверное, кого-то… Но через пару дней никто и не вспомнит о каких-то там иностранцах. И чем быстрее мы начнём действовать, тем скорее обстановка нормализуется. Сейчас мне необходимы полномочия для отправки нескольких санитарных рейсов. Среди паломников много раненых. – Это возможно. Я как раз намереваюсь передать в ваши руки контроль над воздушным пространством Королевства. В аэропортах застряли сотни тысяч иностранцев, следует как можно быстрее отправить их по домам. Оцените обстановку, примите все необходимые меры. Если будет нужно – отправляйте каждый рейс в сопровождении истребителя. В небе над Аравией больше не должно быть никаких происшествий. В конце концов, не стоит забывать, что наше Королевство построено на песке. В прямом и переносном смысле этого слова. И не дай Бог, если этот песок окажется зыбучим… – Не беспокойтесь, я знаю, что делать. К этому времени Самир уже успел связаться с генералом и сообщить ему о том, что произошло в туннеле и где сейчас находятся Виктор и Джон. Генерал поспешил встретиться с ними и распорядиться их дальнейшей участью: – Вы должны немедленно покинуть Саудовскую Аравию! Думаю, не стоит даже и объяснять, что с вами может случиться, если о вашем существовании узнает кто-либо, помимо меня и моих людей. Я и за свою жизнь не дам и гроша, если вдруг станет известно о нашем совместном участии в событиях этой ночи. Надо спешить. Сейчас я назначен контролировать воздушное пространство над Королевством. Все полёты запрещены, аэропорт Джедды превращён в укреплённую крепость, идёт поголовная проверка всех пассажиров. Паломников отправляют морем в Судан и Египет. Такого ещё никогда не было. Впервые после 2001 года целая страна закрывает своё воздушное пространство для полётов. Кто бы мог подумать… Всякий раз, когда история повторяется, она несёт в себе горький привкус иронии, и для тех, кто не выучил её уроки, он особенно неприятен. – А как же Саид? Мы не можем уйти без него! – Ваш друг мёртв. И вас ждёт та же участь, если вы немедленно не скроетесь. Подумайте о себе. Пока что мои полномочия позволяют обеспечить вам незаметный уход, но в любой момент всё может измениться. В сопровождении моих офицеров вы сейчас отправитесь в аэропорт Джедды, вертолёт уже наготове. Я получил разрешение на взлёт двух транспортных «Боингов», переоборудованных под летающий госпиталь. Что касается Виктора, то он и так нуждается в медицинской помощи, на его счёт не будет никаких подозрений. А вам, мистер Джон, придётся на время перевоплотиться, ну, скажем, в анестезиолога. Вы улетите через несколько часов по отдельности в разных направлениях. Выбора у вас нет: или вы исчезнете таким образом, или же вы исчезнете буквально… Примерно через час Виктор и Джон уже находились в закрытой зоне аэропорта Джедды, куда не могли попасть обычные пассажиры. С минуты на минуту должна была начаться посадка на рейсы, и времени на прощание не оставалось. Джон, в привычной для него манере, не мог ограничиться парой слов, и обратился к Виктору с целой речью: – Прощайте, Виктор! И да простите меня… Я, сам того не желая, подверг вашу жизнь смертельной опасности. Всё могло бы закончиться намного хуже, хотя куда уж хуже этого… Хорошо хоть, что мы остались живы и не попали в руки властей! Если бы я только мог знать, к чему приведёт моя самоуверенность и вера в точный расчёт! Если бы я только мог предположить, с какими силами нам придётся столкнуться, в какую немыслимую попасть передрягу! Но я был слишком уверен в безупречности своего плана, слишком уповал на прошлый свой опыт. Но здесь он совершено не пригодился, всё пошло черт знает как. Я думал, что играю в свою игру, а оказалось, что был лишь пешкой в чужой партии. Да уж… Наверное, это знак свыше. Пора мне уже на пенсию, на покой. Выращивать клубнику на огороде или нянчить внуков, которых у меня, к сожалению, до сих пор нет. Моя единственная дочь пока не спешит заводить семью и баловать меня внуками. Что-то я совсем раскис, теряю хватку, становлюсь мягче. Годы, мой юный друг, годы берут своё… Но вы ещё молоды, у вас всё ещё впереди, что бы вы сами об этом ни думали. Мне кажется, теперь ваша жизнь должна бесповоротно измениться. Всё, что с нами случилось, станет для вас своего рода откровением, первым шагом на пути к новым возможностям, заставит вас по-другому взглянуть на самого себя. Не упускайте этот шанс, не расценивайте то, что с вами случилось, как отрицательный опыт. Это случилось не случайно, не просто так. Что вы думаете делать по приезду домой? – Я не думаю сейчас об этом. Вы правы – эти несколько дней меня изменили. Но я ещё не понимаю, как. Мне нужно время, чтобы всё понять. Меня сейчас больше волнует судьба Саида. Что с ним? Удалось ли ему выбраться из туннеля? – Не хотелось бы думать плохо… Но, по правде говоря, у него было мало шансов. Если даже он и не погиб при взрыве, то оказался заперт под землёй, в полной темноте, без воды и пищи. А если туннель раскопают, и он всё ещё будет жив, то и в этом случае ему не позавидуешь… – Будем надеяться, что Саид выбрался. Мы ему всем обязаны. Если бы не его поступок, быть бы нам сейчас без головы на плечах. – Вы правы, Виктор. Жаль, что я так и не смог его понять. Мы провели вместе много времени, но я и не подозревал, что творилось в душе у этого человека, какие ему пришлось перенести страдания. Думаю, он мог бы многое нам рассказать. Они оба замолчали, не решаясь более строить догадок насчет судьбы своего товарища. Как и тогда, готовясь к штурму пирамиды, стоя перед входом в туннель, они молча посмотрели друг другу в глаза, понимая, что снова стоят на пороге решающего события в своей жизни. Но сейчас их было только двое, судьба Саида оставалась для них неизвестной. – Да, Виктор, удивительное приключилось дело. Я и подумать не мог, на какие поступки вдохновляет людей вера! Все, что с нами случилось… Это так невероятно! – Неужели вера может быть сильна настолько? Возможно ли, что когда-нибудь мы проснёмся и увидим мир без религий? – Это навряд ли. Для этого должна измениться сама природа человека. До тех пор, пока наш разум находится во власти крови, мы обречены во что-то верить. Пока наши поступки продиктованы инстинктами – мы будет поклоняться. Это своеобразный атрибут развития нашей цивилизации, наша отличительная особенность. Мы пока ещё дети, не умеющие мыслить, но желающие верить. Но если когда-нибудь мы дорастём до другого восприятия мира, до уровня землян в космическом понимании – вот тогда и наступит мир без религий. Но, боюсь, что тогда нам станут неинтересны и пирамиды, и Черный Камень, и многое другое. Так что даже слепая бездоказательная вера пока что всё же лучше, чем пустота… Наверное, в этих словах было нечто такое, что заставило Виктора поверить в то, что он и сам до последнего времени считал невозможным, и в существовании чего он боялся признаться. Но сейчас он не в силах был сдерживать мучавшее его признание: – Джон, я давно хотел вам сказать, но всё не было возможности. Да и, если честно, я не очень-то хотел в это верить. Это насчет туннеля… Нашего туннеля до пирамиды. Вы помните – тогда, после взрыва, когда нам осталось убрать последние камни перед выходом в подвал, я отправился в грот за сумкой с инструментом? – Да, конечно, помню. Вы тогда ещё вернулись назад с таким странным видом, что я, право, и не знал, что думать… – Ничего удивительного. Больше всего на свете мне не хотелось возвращаться в этот каменный мешок. Я полз по туннелю, каждую секунду ожидая, что он обрушится на меня сверху, или же, наоборот, провалится вниз. Тут ещё этот чертов фонарь начал моргать и гаснуть; я совсем потерял голову от страха и почти ничего не соображал. Наконец, я очутился в гроте и начал искать свою сумку. Она лежала у стены, придавленная камнями. Я начал осторожно разбирать этот завал, чтобы не обрушить нависающие сверху слои породы. Камни там лежали очень плотно, и я почти ломал об них ногти, пытаясь побыстрее высвободить сумку. Нервы были на пределе, я очень спешил и в отчаянии резко дёрнул сумку за ремень. Она поддалась, и тотчас же большой кусок стены грота обрушился мне под ноги. От неожиданности я выронил фонарик, он погас, и наступила кромешная тьма. Несколько секунд я, как парализованный, стоял, боясь пошевельнуться в ожидании последующих обрушений. Но всё было тихо. «Только бы не потерять фонарь!» – думал я тогда. Без света я бы точно умер со страха. К счастью, фонарик быстро нашёлся, и я тут же его включил. Как только луч фонаря упал на стену, я увидел это… Поначалу я подумал, что зрение обманывает меня, и я вижу вовсе не то, что было на самом деле. В тот момент у меня не было ни единой причины оставаться там ещё хоть на одну секунду. Все мои мысли были только о том, как бы побыстрее выбраться из этой каменной дыры. Но то, что я увидел, заставило меня позабыть о спасении… – Так что же это было? – в глазах у Джона вновь загорелся азартный огонёк искателя приключений. – В том месте, где осыпались камни, я увидел часть стены… Аккуратной, ровной каменной кладки! Это точно были камни, сложенные рукой человека! – Да бросьте вы, Виктор! Может, вам действительно показалось? Мало ли что могло померещиться, когда из темноты возвращаешься к свету! – И я сам так сначала подумал. Во мне тогда боролись два желания: поскорее подойти поближе и всё хорошенько рассмотреть. И второе – так же быстро развернуться и уйти. Я совсем не помню, как и почему я оказался у стенки, и что заставило меня смахнуть пыль с этих камней… И когда пыль исчезла, я увидел ещё кое-что… На камнях были высечены иероглифы, знаки! Они были там повсюду! – Не может быть! Не может быть! Если это действительно так… Вы понимаете, что именно вы нашли!? Черт побери! Если это то, о чём я сейчас подумал, то мы были всего в одном шаге от… Но договорить он не успел. В этот момент появился сопровождающий офицер и обратился к Виктору: – Ваш самолёт готов. Вы должны идти немедленно! Это была не просьба, а приказ. Виктору пришлось подчиниться. Последняя загадка, объединяющая их в этом деле, так и осталась неразрешённой. Но Виктор уже знал, что именно так оно и должно было быть – если вопрос задан, то дверь всегда должна оставаться открытой, чтобы можно было вернуться за ответом. Теперь он чувствовал в себе эту потребность снова войти в эту дверь и уже не возвращаться без ответов на свои вопросы. Почувствовал это и Джон. Он достал из сумки свой знаменитый блокнот в кожаном переплете и вручил его Виктору со следующими словами: – Возьмите! Теперь он ваш. Там много всего интересного, о чём я не успел вам рассказать. Прочтите его по дороге. Пусть это будет для вас как первая страница нового приключения, как напутствие в новой жизни. По правде говоря, жаль с ним расставаться. Я так и не привык ко всем этим новомодным планшетам и коммуникаторам. И ничуть об этом не жалею, потому как ничто не может сравниться с перелистыванием страниц в старом добром блокноте! Храните его. И прощайте! Они разошлись в разные стороны так же внезапно, как и когда-то встретились. Никакие эмоции и дружеские объятия были здесь неуместны. Опасность для них всё ещё сохранялась, пока они находились на земле Королевства, и им не следовало привлекать к себе излишнего внимания и задерживаться с разговорами. Когда Джон оглянулся, Виктора уже не было видно. Вместе с другим офицером Джон проследовал в служебную зону аэропорта и через несколько минут оказался в каком-то подсобном помещении у линии по сортировке багажа. Это, вероятно, была комната отдыха персонала. Здесь стояли шкафчики с одеждой, кухонный стол, холодильник, а на нём – старый запыленный телевизор, по которому как раз шла новостная программа. Офицер приказал ему ждать и ненадолго вышел. Джон, успевший за последнее время забыть, что такое телевизор и новости, с интересом стал вглядываться в происходящее на экране. Тем более, что вскоре на нём появился один его старый знакомый, при виде которого Джон только присвистнул – «Ну и дела! Рад вас видеть снова, Господин Секретарь!» Да, это был прямой эфир из Каира, где Заид собрал все новостные агентства для своего исторического заявления. Журналисты со всего мира прибыли на пресс-конференцию в ожидании новых сенсаций и открытий. В зале царили суета и волнение. Все в полный голос обсуждали причину, по которой здесь было собрано столько журналистов и телевизионщиков. Причина, впрочем, была всем известна – ожидалось, что после длительного молчания, породившего множество слухов и сплетен, Комитет по охране древностей наконец-то прольёт свет на недавние события вокруг пирамид. Но не только это ожидала сегодня услышать пишущая и снимающая братия. Ходили упорные слухи о неком дополнительном сенсационном заявлении, также как-то связанным с недавней террористической вылазкой на плато Гиза. «Интересно – он уже знает или ещё нет?» – подумал Джон, пытаясь по выражению лица Заида угадать степень его осведомлённости. Но Заид или умело скрывал свои внутренние переживания, или намеренно придавал лицу официальную невозмутимость. Он появился перед публикой под вспышки фотокамер в привычном для него образе – сошедшего с киноэкрана двойника Индианы Джонса в своей неизменной шляпе «explorer hat». Не хватало только кнута и револьвера. Заид вышел к микрофону, и тотчас же его лицо преобразилось, официальная маска была сорвана, и, подобно шекспировскому герою, он стал не просто говорить, а исполнять слова из своей театральной роли: – Итак, господа, мы уже не в первый раз собираемся здесь для официальных заявлений. Со многими из вас я давно и плотно общаюсь, и наше совместное сотрудничество насчитывает не один десяток лет. Но сегодня – не совсем обычный день. Повод, по которому я собрал вас здесь, заслуживает особого внимания и отношения. Сегодня речь пойдёт не столько о научных достижениях, трагических событиях и внешних воздействиях, сколько о неком новом, знаковом повороте в нашем отношении к самому предмету археологии… Мы постепенно подошли к обнаружению той проблемы, что в последнее время мешала нам продвинуться вперёд, делала бессмысленной наши старания, нивелировала все наши усилия. Речь пойдёт о мнимом ощущении стабильности, в котором мы привыкли себя ощущать за последние годы, и которое, на примере недавних ужасных событий, сыграло с нами очень злую шутку… Всем вам хорошо известны наши усилия по сохранению величайшего культурного наследия Египта. Работы на Ступенчатой пирамиде Джосера, сохранение Серапеума, борьба с грунтовыми водами здесь, в Гизе, и многие другие аналогичные проекты достойны самой высокой оценки. Несомненно, что за последние двадцать-тридцать лет мы сумели сделать для защиты памятников древности столько, сколько не сделало ни одно правительство или учреждение за всю недавнюю историю Египта. И тут возникает вопрос – достаточно ли было сделано на сегодня, чтобы уверенно смотреть в будущее? Этот вопрос очень удачно предваряет следующую часть моего выступления. Этот вопрос, на самом деле, я постоянно задаю себе на протяжении нескольких лет. Я спрашиваю сам себя – как нам оценить проделанную работу? Была ли она достаточной и эффективной? Не пора ли нам подвести итог? Мне кажется, что пришло время остановиться, оглянуться назад и переосмыслить будущее археологии как науки. Есть ли оно вообще? Недавно мне довелось услышать мнение одного человека, который прямо сказал, что у археологии нет будущего. Он спросил меня – «Что останется археологам на ближайшие сто-двести лет? Ковыряться в помойках и мусорных полигонах современности? Что интересного останется после нас?» И в этот момент мне показалось, что он был прав. Просто оглянитесь вокруг – весь мир завален сломанным барахлом и пустой упаковкой. Кто в будущем будет восторгаться выброшенным на помойку кухонным комбайном или жестянкой из-под «колы»? Боюсь, что нашим потомкам наш мир будет неинтересен, и новых музеев для нас не построят. Сегодня мы просеиваем тонны песка в надежде извлечь хотя бы один предмет из Древнего Царства, будь то простой глиняный черепок или изысканное украшение. Мы рады любому материальному свидетельству того времени, ведь их осталось так мало… При этом наш современный мир до предела заполнен материально, но духовно над ним довлеет пустота. Мы уже давно не в состоянии породить настоящих шедевров наподобие маски Тутанхамона или бюста Нефертити. Мы способны только на серийное производство миллионов единиц одноразовой продукции. Древние египтяне оставили после себя пирамиды. После нас останутся только горы мусора, которые скоро станут выше самих пирамид. В своей одержимости материальным производством мы совершенно не заботимся о сохранении духа и образа нашего времени для последующих поколений. Возможно, так и должно быть, таков для нас приговор истории. Я не говорю сейчас о библиотеках, фото, видео и мультимедиа материалах. Этого после нас останется в избытке. Но этим невозможно будет восторгаться, это не получится возвести на пьедестал. Если истории угодно, чтобы после нас остались только серверы с терабайтами оцифрованной информации – значит, так и должно быть. Если наше время не породило достойных свидетельств своего существования, то оно и будет по-своему забыто… Между тем у нас есть то, что за тысячи лет уже доказало своё право на существование и сохранение. Я полагаю, нам пора сконцентрировать все наши усилия на сохранении уже имеющихся достижений, истинных ценностей и шедевров. Я неоднократно повторял и буду повторять – если не принимать экстренные меры, то уже через какую-то сотню лет большинство памятников и гробниц Древнего Египта будут утеряны навсегда. Не устоят даже пирамиды. И это не беспочвенные опасения. Достаточно вспомнить о том, что случилось здесь недавно… Этого момента уже ждали: – Господин секретарь! Что вы можете сказать о недавнем инциденте на границе с плато? Из официальных сообщений понятно лишь то, что имело место крупное столкновение с группой каких-то экстремистов, пытавшихся проникнуть в Великую Пирамиду через подземный туннель… При слове «туннель» зал загудел, как встревоженный улей: – Так туннель существует? Это правда? Куда он ведёт? Заид невозмутимо ответил: – Да, злоумышленникам удалось пробурить небольшой туннель, ведущий к Подземной Камере пирамиды. Но из-за собственной беспечности и некомпетентности они не смогли им воспользоваться – туннель обрушился, прежде чем они смогли по нему пройти… В этом месте Джон даже подпрыгнул на стуле – «Ну конечно! Некомпетентность! Знали бы они, кто на самом деле виноват в обрушении туннеля!» Заид продолжил: – Этот туннель доставил нам массу волнений и нанёс непоправимый ущерб. По оценкам специалистов есть угроза проседания грунта на некоторых участках. Он-то знал, что никакой угрозы нет, но… – Поэтому, в независимости от степени ущерба, мы будем вынуждены принять решительные меры, направленные на недопущение подобных инцидентов в будущем. Должен вам сразу сказать – это будут достаточно жёсткие меры. Возможно, кому-то они покажутся даже чрезмерно избыточными, но – и многие здесь со мною согласятся – такое больше никогда не должно повториться! Именно по этой причине, руководствуясь принципом сохранности одного из величайших культурных наследий человечества, Комитет по охране древностей предлагает полностью закрыть для посещения плато Гиза и комплекс пирамид… Тишина повисла в воздухе. Такого не ожидал никто. Журналисты растерянно держали в руках диктофоны. Вслед за тишиной по залу прокатилась волна удивлённых и возмущённых возгласов: – Как? Закрыть плато Гиза? Убрать туристов от пирамид? Заид выдержал паузу и продолжил: – А также рассмотреть вопрос о переносе части построек из охраняемой зоны. Полагаю, мы все уже получили яркий пример того, насколько опасной может быть близость города для этого уникального памятника всемирного значения. Эта часть заявления вызвала даже больший резонанс. Но уже послышались и другие вопросы: – Господин Секретарь! Как вы можете прокомментировать слухи о якобы найденном неизвестном помещении в туннеле, проложенном террористами? – Очередные домыслы нездоровых умов. – Для чего тогда на плато развёрнуты масштабные буровые работы? Вы прокладываете туннель с поверхности, чтобы получить доступ к чему-то глубоко под землёй, не так ли? – Не совсем так. Мы вынуждены начать бурение скважин, чтобы закачать внутрь туннеля стабилизирующий состав и предотвратить дальнейшее оседание грунта на этом участке. – Что именно злоумышленники искали внутри пирамиды? Неужели в ней ещё остаются какие-то неизвестные помещения? Можем ли мы предполагать наличие в ней истинной усыпальницы фараона? – Представляю, как бы вам хотелось этого предполагать… Ведь это была бы такая замечательная сенсация! Однако вот уже несколько тысяч лет идут безуспешные поиски этих самых скрытых помещений, но до сих пор так ничего и не было обнаружено, кроме того, о чём нам и так известно. Не пора ли нам, наконец, признать очевидный факт, что в ней ничего больше нет? Или вы не успокоитесь, пока пирамида не будет разобрана до основания? Надеюсь, вы также не думаете, что террористы пытались проникнуть внутрь неё с научной целью? К счастью, все они были уничтожены во время ночной погони на краю пустыни, и мы уже никогда не узнаем, каковы были их истинные намерения. Думаю, что они готовили какой-то изощрённый террористический акт против иностранных туристов и специально выбрали для него наиболее посещаемую достопримечательность в Египте. – Всего через несколько дней после стрельбы на плато мы стали свидетелями похожих драматических событий в Саудовской Аравии. О событиях в Мекке сейчас говорят во всём мире. Предположительно, среди террористов могли быть и египтяне. Есть ли какая-нибудь связь между этими двумя событиями, не являются ли они звеньями одной цепи?