Часть 27 из 29 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Вдруг парень резко бросился к выходу, сметая все на своем пути. Вырвался на лестничную площадку, встал на платформу лифта и, злорадно ухмыльнувшись, нажал на кнопку. Стравински ничего не мог предпринять. Он только успел крикнуть: «Выйди! Выйди оттуда, идиот! Он не работает!», когда добавочная платформа с тяжелым гудением обрушилась на голову парня, с высоты десятого этажа. Джо заметил перекошенное от ужаса лицо, раскрытый в беззвучном крике рот, и в следующее мгновение услышал хруст перемалываемых костей. Кровь медленно затекала на лестничную площадку, а чудом уцелевшая рука, высунувшаяся между двух стальных плит, еще дергалась в бессмысленных конвульсиях.
Джо очнулся от оцепенения. Надо было уходить, по возможности, скорее. Судя по всему, у парня был напарник, и с минуты на минуту он поднимется сюда, обеспокоенный долгим отсутствием приятеля. Стравински в последний раз взглянул на свою квартиру и почти бегом бросился наверх, услышав быстрый топот приближающихся шагов. Надо было добраться до чердака и спуститься через соседний подъезд.
— Приманка проглочена! Охота началась! — думал Джо, уходя от погони.
4
Большой черный дог с упоением разрывал ногу, брошенную ему на съедение. Мощные челюсти дробили кость, разрывая мясо. Громкое чавканье и удовлетворенное урчание свидетельствовали о беспредельном блаженстве, получаемом животным. Шерсть дога лоснилась, искрясь при каждом движении его мускулистого тела. Вдруг глаза животного сверкнули дьявольским огнем, и оно издало продолжительное хриплое рычание. Не поднимая морды от добычи, пес цепким взглядом налитых кровью глаз, встретил нового человека, присоединившегося к смотрителю, наблюдавшему за ним. Губы дога стали нервно приподниматься и опускаться в такт рычанию.
— Ну что скажешь, Слим, о новичке? — Мейсон с интересом рассматривал пса.
— Потрясающе, сэр. — Смотритель восхищенно причмокнул губами. — Не ожидал увидеть такого дьявола даже здесь. Силища такая, что и слона повалит, а ярости хватит на десять тигров. Кстати, сэр, сегодня я вскормил собакам последнюю порцию мяса.
— В ближайшее время мяса не будет, Слим. Я запретил охоту. — Мей-сон недовольно поморщился. — Покупайте его в магазине. И почаще спарингуйте животных.
Слим молча кивнул вслед выходящему Мейсону, провожая его язвительно колючим взглядом. Он давно знал своего шефа, но, несмотря на это, тот внушал ему, какой-то чисто животный страх. Будчи смотрителем, Слим выполнял не только свои рутинные обязанности, но и получал истинное удовольствие от работы с большими и сильными псами. Мейсон подобрал его в Лондоне, когда Слим перебивался разовыми приработками то там, то здесь. Война закончилась давно, но он жил той великой, очищающей войной, когда армии союзников громили Германию, уничтожая ненавистный режим везде, где только возможно, когда Пиренеи содрогались от ударов упоенного победой «Альянса».
Тогда он был одним из тех героев, которые считали, что создают новый мир, и только они способны сделать его правильным и справедливым. Он служил в отряде «К-9», засекреченном Британской разведкой и созданном ею для специальных заданий. Теперь навряд ли кто знает и помнит об этом отряде, но тогда на него возлагались особые надежды.
Отряд «К-9» был создан для выполнения заданий при помощи специально выдрессированных собак. Собаки подбирались самые разные и породистые, и беспородные — главным условием был интеллект животного и склонность к той или иной работе. А работа была разнообразная: собаки «камикадзе» попадали в нужные дома (кто же откажет маленькой ласковой беспризорной собачке в остатках от обеда) и взрывались, разнося в клочья идеологических врагов и их приспешников; собаки «слухачи» вертелись у ног предполагаемого диверсанта, записывая разговоры; собаки бросались под танки, собаки вынюхивали бомбы, собаки охраняли арестантов, терзая их, вырывая у них признания… И для каждой функции требовалась особая собака — особого экстерьера, характера и способностей. И все это делал инструктор специального отряда «К-9» Слим Хендерс — крутой и безжалостный, сильный и уверенный в себе. Человек, знавший ради чего живет и работает на этой земле. Но закончилась война, отгремели праздничные фейверки с обязательными парадами победы. Хендерс с легким сердцем попрощался с Войной и устроился работать в Лондонский Зоопарк. И вдруг он обнаружил, что никому не нужен в этом бурлящем, обновленном его усилиями, мире. То, что создавал он и его товарищи, вдруг стали использовать какие-то скользкие типы, никогда не нюхавшие порох, но зато хорошо умеющие продавать и покупать, быстро пересчитывать деньги своими липкими пальцами. Типы, которые даже позволяли себе насмехаться над ним и его товарищами по оружию, пока что в тайне. Они разъезжали в лимузинах, имели роскошных женщин, посещали шикарные рестораны, а он убирал навоз из-под слона под придирчивым взглядом главного смотрителя и получал свои гроши.
И вдруг он понял все! … Он понял, что все сделанное им, оказалось бессмысленным, поскольку его кровью и потом воспользовались другие — жадные, коварные, неумолимые…
Он понял, что зря проливал свою и чужую кровь и переделать мир не удалось, разве что в худшую сторону. И он запил. Ушел с работы, и падение его было неминуемым и даже желанным для него самого. В такой момент ему и повстречался Мейсон — уверенный и холенный. Мейсон нашел его сам, окинул критическим взглядом и, как бы разом поняв все, что происходило в душе Слима, предложил работу, за которую тот взялся с удовольствием и со всем рвением, на которое был способен. Для Мейсона он был находкой благодаря своим знаниям и навыкам, для него Мейсон был спасательным кругом в зыбком океане человеческих помоев, созданных его же собственными руками…
⁂
Билл Мейсон нажал на кнопку селектора, чуть наклонился над столом и ровным голосом произнес:
— Заходи, Роб.
Дверь медленно приоткрылась, и в кабинет вошел рослый мужчина, лет тридцати пяти. Его черные волосы еще больше подчеркивали нежную белизну кожи, напрочь лишенную намека на загар. Между тем это было единственное женственное в этом человеке. Стройное, атлетически сложенное тело, четко выверенные движения говорили сами за себя, а мощно развитая мускулатура, которую не смогла скрыть даже рубашка свободного покроя, железным панцирем покрывала почти идеальные пропорции. Черные глаза мужчины хищно поблескивали сталью из-под длинных изогнутых ресниц. Его лицо можно было бы назвать красивым, если бы не угрюмый и одновременно остекленевший взгляд убийцы, напрочь отбивающий всякое желание рассуждать о красоте применительно к нему. Он медленно прошел к столу и уселся без приглашения.
Я не для того вытащил тебя из тюрьмы, Роб, чтобы ты так грязно работал. — Спокойно начал Мейсон. — Это уже третья твое дело, которое ты испортил. Первым был нищий — я тебя простил. Второе — эта шлюшка. В третьем деле ты превзошел себя. — холодные серые глаза вопрошающе уставились на Роба.
Роб знал истинную цену этому спокойствию шефа и поэтому внутренне напрягся. Неприятный холодок предательской рябью пробежал по спине. У него, видавшего виды за свою неспокойную жизнь, этот человек вызывал даже не страх, а чувство близкое к панике.
— Сэр, в случае с нищим было приказано просто предупредительно напугать легавого, чтобы не совался не в свое дело…
— Да, но не было приказа оставлять в подарок ему пальца этого борова. — Раздраженно прервал Мейсон.
— И, тем не менее, сэр, это ему мало что дало. В деле со шлюшкой нам было поручено просто узнать, что эта сучка напевала легавому все эти пять дней. Но она ничего конкретного нам так и не рассказала, то ли была под кайфом, то ли напугана очень. И вы, сэр, приказали по телефону забрать ее…
— Запомни, Роб, я тебе никогда ничего не приказывал, — голос Мейсона угрожающе зазвенел.
Но Робу было не до тонкостей. Надо было оправдаться, и он, слегка поморщившись, продолжал.
— Да, сэр… Нам было просто приказано забрать ее для корма, тем более, что нет более идеального способа исчезновения свидетелей. — Роб льстиво ухмыльнулся. — Но когда мы подтаскивали ее к машине, появился этот проклятый коп. И хотя, сэр, девка была почти труп, Берни, на всякий случай, полоснул ее по горлу, и мы уехали.
— Вам нужно было не убивать девку, — голос Мейсона звучал все жестче и жестче, — а тащить ее сюда. Из-за вас я не узнал, какой информацией владеет легавый. На своей рухляди он бы вас все равно не догнал, а номера вашей машины были залеплены грязью.
Мейсон сделал небольшую паузу, затем продолжал с явной издевкой:
— Ну, я слушаю. Давай дальше.
— Так вот, сэр. — Роб почувствовал, как кровь ударила ему в голову. — Так вот, сэр, когда нам приказали убрать копа, я остался на стреме, а Берни должен был пристрелить его в квартире. Это не должно было занять много времени. Я увидел, как приехал фараон, и стал ждать Берни. Через сорок минут, сэр, я поднялся наверх. Не знаю, что там произошло, но поднимаясь, я услышал шум падающей платформы. Когда я взбежал наверх, от бедняги Берни осталась кровавая каша, а фараона и след простыл. Я был уверен, что у Берни не было с собой документов, и поэтому, не теряя времени, бросился наверх за этим ублюдком. Но этот подонок, пробежав через чердак, запер за собой стальную дверь. Пока я бежал обратно — легавый исчез.
— Ты нашел «магнум» Берни?
— Сэр, я искал его, но нигде не обнаружил. Коп, по-видимому, забрал его себе. Берни невозможно опознать, ведь там, на рудниках, он мертвец, и его дело давно закрыли. Я думаю, беспокоиться на этот счет не стоит.
— Раньше надо было думать, Роб… — Мейсон поднял на него тяжелый взгляд. — Так вот, я тебе даю последний шанс. Возьмешь с собой Слима и Чака. Легавый должен быть здесь, и я его должен видеть, неважно живым или мертвым. Это твой последний шанс. Я разочаровываюсь в тебе, Роб. Ты свободен.
⁂
Остатки волос, обломков костей, одежда медленно растворялись, как сахар в воде, разъедаемые серной кислотой и превращаясь в сплошную аморфную массу.
Слим стоял над котлом в резиновых сапогах и перчатках с респиратором на лице и тщательно размешивал длинным багром отвратительное варево. Тишину подвала нарушало только смачное бульканье газов, вдруг вырывающихся из недр резервуара, да звонкий звук падения капель воды из плохо завинченного крана на бетонированный пол. Слим рассеянно помешивал багром всю эту смесь, пока состояние вонючей кашицеобразной жидкости не удовлетворило его.
Вдруг в тишину подвала ворвался голос Мейсона, усиленный репродуктором:
— Слим, зайди ко мне в кабинет.
Слим нажал на рычаг. Послышался хрип засасываемой жидкости, и вся гнилостная масса стала вытекать в океан, растворившись в его бескрайних просторах.
Слим не спеша снял перчатки, сапоги, респиратор. Поморщился от смрада, стоящего в помещении и вышел из подвала, оставив открытым вентиляционное отверстие.
Билл Мейсон напряженно просматривал какие-то документы. Перед ним в массивной пепельнице горкой пепла возвышались сожженные бумаги. Дверь бесшумно отворилась, и в кабинет вошел смотритель. Мейсон оторвался от бумаг, тяжелым взглядом наблюдая, как Слим усаживается в кресло.
— Слим, ты с Робом и Чаком пойдешь и поймаешь этого легавого. Я так и не узнал, какой информацией владеет этот ублюдок, но это уже не важно. Живым или мертвым, Слим. — Мейсон тяжелым кивком словно вбил точку в конец фразы и посмотрел на собеседника.
— И это все, сэр? — Слим слишком хорошо знал своего шефа, он бы не вызвал его из-за такого пустяка. Наверняка есть вещь посущественней для этого конфиденциального разговора.
— Нет, Слим, не все. Старшим будет Роб, но до тех пор, пока этот коп не станет ваш. Как только это произойдет, ты уберешь Роба, и предупреди об этом Чака. Роб меня сильно разочаровал.
Язвительная ухмылка чуть тронула губы Слима, но его выщербленное лицо не отразило никаких эмоций. Не думал ли он о том, что Мейсон был не прав, говоря, что у собак не будет бесплатной пищи в ближайшее время. Он ничего не сказал и только кивнул в ответ. Затем вопросительно посмотрел на Мейсона.
— Это все, Слим. Приступай к делу. — Послышался хруст надвое переломанного карандаша, зажатого между пальцами Мейсона.
5
Пальмы, чернеющие на фоне вечернего неба, вдруг стали оживать под живительным дуновением морского бриза. Где-то в темноте загремели хоралы цикад, иногда испуганно замолкающие от чьих-то неосторожных шагов. Океан вдруг задышал глубоко и шумно, весь испещренный светящимися точками планктона. Миллионы шумов, шорохов и потаенных звуков, сплетаясь друг с другом, образовывали одну большую неповторимую палитру жизни. Звуки города не доходили сюда, хотя он и был рядом. Его суетные шумы поглощала зелень, умело рассаженная в богатых частных владениях, где в райском блаженстве отдыхали толстосумы. В таком саду и отлеживался Джо Стравински после своего побега. Вечер действовал успокаивающе, и постепенно буря в голове улеглась.
Джо поднялся с ухоженной травы газона. Он легко перелез через невысокий забор и решительно направился к городу. Рекламные огни и шум толпы, вопреки обыкновению, раздражали его, и он поминутно оглядывался, внимательно всматриваясь в лица проходящих мимо людей. Наконец Стравински взял себя в руки. Убедившись, что за ним никто не следит, он направился к таксофону. Щелчок. В трубке прозвучал охрипший голос Кемперфилда:
— Слушаю. Рэм Кемперфилд у телефона.
— Рэм, это Джо.
На том конце воцарилось кратковременное молчание. Потом послышался громкий, прерывающийся от волнения, голос.
— Джо! Да что с тобой случилось. Ты мне, наконец, можешь объяснить, что происходит? — Стравински поудобнее устроился у телефонной будки. Похоже, у Рэма опять наклевывалось словесное извержение. — Я целый день пытаюсь разобраться, что к чему. У тебя на квартире настоящая бойня. Твой автомобиль взломан и выпотрошен, как куриная грудка. Тебя невозможно найти, объявлен твой розыск. Даже сейчас мне кажется, что я разговариваю с привидением…
— Рэм, мне нужна помощь, — прервал Кемперфилда не выдержавший Стравински. — За мной гонятся по пятам, на меня устроили охоту. И почему-то мне кажется, что сейчас кое-кто с не меньшим усердием, чем ты, разыскивает меня.
— Джо, у меня есть важная информация. Думаю, что она окажется очень полезной для тебя. Только это не телефонный разговор. Ты должен помнить забегаловку «Добряк Тим» на 145-ой автостраде. Это то, что нам нужно. Там и встретимся. Сейчас половина десятого. Через час я жду тебя там, не доезжая до бензоколонки.
— Ладно, Рэм, я буду.
Стравински хорошо знал это малолюдное место. Даже днем там трудно было встретить кого-то, не говоря уже о ночном времени.
⁂
Впереди в сгущающейся темноте ярко засверкали огни бензоколонки, а чуть дальше призывно замигала ярко освещенная вывеска «Добряка Тима». Стравински замедлил шаги и сошел на обочину, бесшумно скользя вдоль дороги. Хоть опасаться было нечего, но многолетняя практика научила его осторожности, и это не раз спасало ему жизнь. Далеко у берега набегали на песок волны, ритмично чавкая и хлюпая, как умалишенные дети. «Магнум» ободряюще оттягивал правую руку, в глазах чуть покалывало от напряжения. Наконец он различил свет габаритных огней автомобиля, остановившегося недалеко от бензоколонки. Стравински осторожно стал подходить к машине, убыстряя шаг.
book-ads2