⁂ Океан в томном изнеможении лениво поигрывал барашками волн. По берегу аккуратно вышагивали белые чайки, высматривая что-то под камнями, то и дело шумно переругиваясь. Их пронзительные крики тоскливым диссонансом вплетались в безмятежную голубизну неба. Легкий бриз играл листьями трех пальм, одинокой колоритной группой застывших на фоне белого песка. Уже занялись ранние сумерки, но вода еще искрилась вдали мелкими блестками, и волны разбивались о берег длинными плавными изгибами прибоя. Стая пеликанов строем пролетела над самыми гребешками пенящихся волн. Одинокая яхта держала курс на бухту для спортивных и прогулочных судов у Бей-сити. А за ней до самого горизонта простиралась безмолвная сине-серая громада Тихого океана, подсвеченная розоватыми отсветами клонящегося к горизонту солнца. Джо Стравински сидел в своем стареньком «Пежо» и следил за хижиной, сделанной из жестких пальмовых листьев, наспех накинутых друг на друга. Огромный кустарник надежно скрывал машину от посторонних глаз. Джо сидел, размышляя о создавшейся ситуации, то и дело бросая взгляд на хижину. Он думал о тех подростках, которые сейчас лежат там, забыв о счастье и о горе, о любви и ненависти. Этим заблудшим душам не нужно было ничего от этого мира, они надежно оградились от его жестокостей и крови, несправедливости и подлости спасительным наркотиком. И только тогда, когда действие панацеи начинало ослабевать, в их огромных недетских глазах просыпалось желание, а старчески костлявые руки жадно тянулись к шприцу. И вновь забытье, и вновь чувство защищенности от этого страшного непостижимого мира. Джо прокручивал в уме содержание своего разговора с Карин. Эта 15-летняя девочка, скорее похожая на маленькую иссохшую старушку, чем на подростка, знала кто он. Они познакомились еще тогда, когда Стравински выполнял задание совместно с полицией нравов. После облавы в одном злачном местечке близ Конни-стрит он зашел туда, куда были согнаны наркоманы и проститутки, подозрительные личности, хиппи и панки — словом, весь сброд с Парадайз-авеню. Тогда его внимание привлекла совсем еще маленькая девочка, лет 11-ти, с кукольным личиком. Джо знал, что ее взяли с панели. Собственно, из-за нее он и зашел сюда. На девочку было жалко смотреть. Заплаканные глаза она утирала кулачком, размазывая по щекам не по-детски наложенную косметику. Стравински пожалел этого ребенка, так рано потрепанного жизнью. Она не проходила по его делу, и он вывел ее на улицу. Прежде чем отпустить девочку, Стравински разжал ее кулачок — там, размазанные в потной ладони, лежали несколько таблеток. «Как тебя зовут?» — участливый голос Джо придал ей смелости. «Карин» — потерянно ответила девочка… Сейчас трудно было узнать в этом худом истощенном теле ту, к судьбе которой он проявил участие. Карин вспомнила его, но исповедалась она не из чувства благодарности (казалось, она начисто забыла обстоятельства их знакомства), а просто из страха, который незваным гостем ворвался в ее убогий быт. За последнее время стали пропадать ее дружки, бесследно и беспричинно. И эта беспричинность нагнетала ужас, который воцарился в их сознании за то недолгое время, пока спасительная жидкость вновь не овладевала помыслами и не ввергала в чудный мир галлюцинаций. Джо пятый день караулил здесь, в надежде что-то обнаружить. Сегодня он понял, что это бессмысленно. Наркоманы не предупреждают о своем исчезновении, они уходят и приходят, не здороваясь и не прощаясь, и навряд ли то, что он затеял, даст результат. Навряд ли эти исчезновения имеют отношение к его делу. Не надо было принимать всерьез слова раздразненного героином существа. Стравински сердито повернул ключ зажигания и вырулил на дорогу. Это была одна из тех многочисленных дорог штата, которые опутывают безмолвной сетью все побережье. Здесь днями можно не встретить проезжающий автомобиль, разве что с влюбленными парами, да и то редко. И только для наркоманов эти места стали настоящей находкой — недалеко от города, пустынно, и не мешает никто. Джо резко нажал на акселератор и «Пежо», натужно взвыв, тяжело рванулся вперед, с трудом увеличивая скорость. Навстречу детективу выехал красный «Мерседес», обдав Стравински густой ракушечной пылью. Джо недовольно посмотрел вслед машине. Сидящие в ней двое мужчин даже не оглянулись в его сторону. ⁂ Остекленевшие глаза с укоризной уставились на Стравински. Из уголка рта тонкой струйкой застыла вытекшая темная кровь, и мухи с противным жужжанием то садились, то взлетали с безжизненных посиневших губ, посыпанных, словно бисером, белым мелким ракушечником. Голова была почти отделена от тела и держалась на нем только благодаря хрящам переломанных шейных позвонков. Джо даже удивился, что на песке было так мало крови. Легкое, из синтетики, платье Карин было изорвано, по-видимому, девушка пыталась сопротивляться. Джо чувствовал себя виноватым в этой смерти. Приди он хоть на десять минут раньше… Надо было не бороться со здравым смыслом все это время, а развернуться и гнать за проклятым «Мерседесом». Ведь когда он подъезжал, эти парни тащили тело к машине, а он их вспугнул. Приди Стравински раньше на эти сволочные десять минут, и жизнь Карин была бы спасена. За «Мерседесом» гнаться не имело смысла, его машина не смогла бы угнаться даже за лошадью, а вот девушке он бы помог. Джо глядел на сухонькое маленькое тело, с нелепо раскинутыми конечностями и откинутой головой, с чувством глубокого раскаяния, словно убийцей был он. Наконец Стравински тяжело привстал с колен, достал из машины брезент и накрыл им труп. Потом сел в машину, выехал на дорогу, оповестил ближайший пост дорожной полиции и поехал в участок на ежедневный доклад к Рэму Кемперфилду. «Из всего этого можно сделать только один утешительный вывод: я кому — то здорово мешаю, а это уже кое-что!» — думал Джо, выруливая на хайвэй, широкой стрелой вонзившийся в горизонт. Грозный рокот океана поминальной молитвой затихал за его спиной. ⁂ Радостные крики ребятни за окном вывели Джо из мрачной задумчивости. Он грузно встал, вытряхнул полную окурков пепельницу в мусорную корзину. Потом подошел к окну и вновь закурил, погрузившись в свои невеселые мысли. Шел седьмой час пополудни, и он уже больше суток, как не выходил из своей квартиры. В окне, меняя цвета, вспыхивали отражения светофоров на бульваре Хемплвуд, а в воздухе бумажным пакетом, надутым мальчишками, над бетонным тротуаром летало лето. Звонил Рэм — он отвечал, что болен. Звонил Стив с докладом — он поручил ему что- то (сейчас даже и не припомнить что). Полицейский Джо Стравински размышлял. Проясняясь, ситуация становилась все запутанней. Стало ясно одно — за ним следили все это время, а он вел себя, как последний идиот. Джо осознавал, что потерял бдительность, и теперь надо было наверстывать упущенное, а нить у него одна — красный «Мерседес», с заляпанными грязью номерами, и те двое парней. С этого и надо начинать, а там будет видно. Одного не понимал Стравински, и это его сильно возмущало, — неужели он не смог распознать слежку за собой, неужели он так сильно сдал, как детектив? Ведь на том пляже, где даже крыса не прошмыгнет незаметно, невозможно укрыться. А он умудрился не увидеть машины, да еще такого бросающегося в глаза цвета. Судя по всему, работали профессионалы, причем по какой-то неизвестной ему методике. И Джо Стравински снова и снова подходил к окну, заглядывая в него через щелочку, предусмотрительно оставленную между шторами. Улица оставалась пустынной, а испортившаяся погода мелким и неприятным дождем разогнала даже ребятню, до этого безудержно резвившуюся на мостовой. Стравински поежился, то ли от прохлады, повеявшей с улицы, то ли от ожидания завтрашнего дня. Наконец он принял решение. Надо было отдохнуть, и Джо, отключив телефон, помылся и лег в постель. Капли дождя грустно барабанили по стеклу, навевая приятную дремоту. ⁂ — Рэм, мне нужно оружие! Неожиданно ворвавшийся в кабинет Стравински несколько озадачил Кемперфилда. — Джо, ты уже поправился? Выглядишь прекрасно, и, тем не менее, это тебе не дает никакого права врываться ко мне без стука. У меня посетитель. Будь добр, обожди за дверью. — Лицо шефа полиции покраснело с досады. Джо приветливо улыбнулся солидному, одетому с иголочки хлыщу, возмущенно уставившемуся на него, кивнул Рэму и вышел в коридор. ⁂ — Стив О’Келли у телефона. — Голос Стива был как всегда ровный и лишенный всех возможных эмоциональных оттенков. — О’Келли, это Джо Стравински. Подготовь списки всех пропавших за последний месяц и вышли их в приемную шефа. Сам же не выходи никуда и жди моего звонка — это приказ! Стив некоторое время прислушивался к коротким гудкам в трубке. Затем подкатил стул к монитору и набрал нужную команду. Через три минуты принтер уже отпечатывал ровные столбцы имен и фамилий с подробной дополнительной информацией напротив каждого из пропавших. Джо выходил из департамента полиции в самом отменном настроении, с видимым удовольствием рассказывая всем о том, как ему осточертела вся эта полицейская возня и что он не переступит больше порога этого заведения, как только завершит дело. А финал не за горами! … ⁂ Джо Стравински рассеянно посмотрел на списки и небрежно бросил их на заднее сидение машины. Карман пиджака ненужным грузом оттягивал табельный револьвер. Джо достал его, осмотрел и засунул под водительское сиденье. Выбрав наиболее пустынную улицу, Стравински свернул на нее, то и дело, поглядывая в зеркало заднего вида. Уже полтора часа он петлял по самым пустынным и подозрительным улицам Чатерстоуна. Все это время Джо неотрывно смотрел по сторонам, резко менял направление, всячески игнорировал дорожные правила и знаки, но так и ничего не обнаружил. Солнце ярко и беспечно перекатывалось в утреннем небе, словно насмехаясь над его подозрительностью и обещая очередной душный день. — Ну, все, перерыв! — раздраженно буркнул себе под нос Джо, развернул машину и поехал домой. Океан, как зеркало, застыл под обжигающим июльским солнцем, и ни один листок, словно замершей в каком-то трансе уличной зелени не шевелился под этим двойным сиянием. За воротник в очередной раз неприятной липкой влагой скатилась капля пота, и Джо, в сердцах вдавив акселератор в пол, погнал недовольно гудящий и дребезжащий автомобиль по застывшей от зноя улице. Стравински еле плелся по лестничной клетке к себе в квартиру. Время было к ленчу, и он удовлетворенно отметил про себя, что в здании, судя по гробовой тишине, почти никого нет. Все жильцы должно быть на работе, и никто не помешает ему выспаться своим домашним скандалом или возней с детьми. — Все-таки, — думал Джо, подходя к двери своей квартиры, — я уже не тот, и это надо признать, далеко не тот… Мысли невесомыми тенями скользили по засыпающему мозгу, незаметно возникая и бесшумно исчезая в бескрайних дебрях застывшего от полуденного зноя сознания. В принципе, он уже спал, оставалось только принять душ и лечь в такую желанную постель. Джо взялся за ручку двери, а второй рукой полез в карман за ключами — все остальное за него делала многолетняя привычка. В этот момент его взгляд упал на внешний угол дверного косяка, в поисках бумажного шарика, который он засовывал на всякий случай (то же в силу многолетней привычки) между дверью и полом. В проеме чуть приоткрытой двери он увидел шарик, небрежно отброшенный внутрь квартиры, и свою тень, предательской чернотой уже маячившую далеко впереди в прихожей. Джо не размышлял. У него не было времени на это. Его секундная остановка уже вызвала какой-то злой накал там, в опасном сумраке его же собственной квартиры. И этот накал он просто чувствовал всем своим телом — седьмым чувством, возникшим вдруг из сгустка, образованного нервами и тяжелым комом, внезапно, подкатившим к горлу. Для того чтобы почувствовать этот накал, Стравински не нуждался ни в зрении, ни в слухе. В нем произошла какая-то мгновенная перемена: черты лица заострились, движения осторожные и выверенные утратили сонливость. Он резко метнулся в сторону, вжавшись в стену. В то же мгновение тонкую деревянную обшивку двери с глухим, словно тяжелый выдох, звуком прошило несколько пуль. Дверь стала похожа на больного с вытекшими фурункулами. Джо коротко вскрикнул и толкнул ногой ящик для мусора, стоящий у двери. Тот с шумом и треском покатился вниз. Стравински затаил дыхание. В ту же секунду из-за двери показался массивный глушитель. Джо резко всем телом нажал на дверь, и кисть с оружием оказалась прижатой дверью к косяку. Надо было спешить — парень был не слабого десятка. Мощный удар каблуком тяжелого ботинка по кисти заставил безжизненно повисшую руку выпустить пистолет. За дверью послышался приглушенный стон, а раздробленная кисть безвольно опала в проеме. Давление изнутри заметно ослабло. Стравински резко и широко распахнул дверь, и на него, не ожидая такого поворота событий, уставился стриженый верзила. В следующее мгновение кулак Джо тяжело врезался в челюсть парня, а второй, с небольшой разницей во времени, коротко ударил по солнечному сплетению. Парень негромко охнул и тяжело осел. С трудом Стравински затащил тело в квартиру, затем осмотрел оружие громилы. «Вот это я понимаю, — удовлетворенно подумал Джо, радостно ощущая тяжеловесную, удобно разместившуюся в ладони, рукоять «магнума» 45-го калибра, — не то, что эти полицейские бульдоги — ими и муху не напугаешь». Стриженый постепенно приходил в себя, ошарашено осматриваясь и выплевывая выбитые зубы окровавленным ртом, глухо постанывал. Джо оценивающе оглядел своего противника — парень действительно попался крепкий. Но надо было спешить. Стравински принес графин с холодной водой и выплеснул верзиле в лицо. Тот вздрогнул. Попытался шевельнуть рукой и, глухо вскрикнув от боли, вновь потерял сознание. На мгновение Стравински показалось, что парень мертв — это его очень не устраивало, и он наклонился, чтобы пощупать пульс. В ту же секунду стриженый вскинул здоровую руку. Если бы не слабость парня, Джо не успел бы увернуться от коварного удара и отскочить в сторону. Парень полностью пришел в себя. Он кинулся на Стравински, зажав в здоровой руке стилет. Джо никак не ожидал такого. Он отошел в дальний угол комнаты и демонстративно направил на парня «магнум». Это несколько остудило того, заставив остановиться в нерешительности. — Брось нож и веди себя прилично, а то я могу ведь и выстрелить. Парень с секунду помедлил и вяло опустил нож, соскользнувший к ногам. — Отпихни нож подальше ногой, сынок. Не строй из себя идиота. Парень недовольно отфутболил нож в дальний угол комнаты. — Вот так-то лучше. Теперь можно и поговорить. Кто тебя послал? Отвечай! Только быстро… — А что мне за это будет? … — хриплый голос парня то и дело срывался, и его лицо болезненно морщилось при каждом покачивании безжизненно повисшей кисти. — Может я передумаю в тебя стрелять. Ну?!.. — Я просто так зашел, думал, чем-нибудь разжиться. Но откуда мне было знать, что вдруг появиться хозяин. … Знал бы, да разве я зашел!? Парень явно тянул время, и это встревожило Стравински. — Значит так, молокосос. Сейчас я сосчитаю до трех, и если ты мне ничего нового не сообщишь, то я тебя пристрелю. Один. … Два… — лицо парня побледнело еще больше, и он дико уставился в дуло пистолета, который картинно поднимал Стравински к его лбу. — Три! … — Я скажу! … Скажу … Все расскажу! … Дай только отдышаться! … — стриженный глубоко вдохнул воздух. — Ну… Я слушаю.