«И кстати, – подумал он, – ничего рассказывать я ему не собираюсь. И вспоминать былые дни тоже. Подвиги, блин! Боец. Герой невидимого фронта. Какие там подвиги? Что там вспоминать?» Туров все давно забыл. Потому что очень старался. «Кофе варят»! Болван. Сейчас кофе не варят – его делают в кофемашине. Хотя… черт его знает – может, где-то и варят… Жрачка нормальная. Ага, представляю я это кафе и ту жрачку, на которую у тебя может хватит бабок, друг юности мятежной! – Ей-богу, не могу. – И Туров развел руками. – Ну правда, честное слово. Переговоры сегодня, важный партнер. Извини. Градов окончательно скис. «А морда обвисшая, – с удовольствием подумал Туров, – обвисшая, серая. И зубы… Кто в наше время ходит с такими зубами? Старый, драный, облезлый черт. Клоун в шляпе с гитарой наперевес. Чудило. Неужели он не понимает, что это смешно? Рокер, блин. Чистое чучело!» – Эх, – разочарованно протянул Градов. – Жалко, братан. – Он махнул рукой. – Вот сейчас обменяемся телефонами и еще пропадем лет на триста. А там, гляди, и до встречи с Хароном недалеко. – И жалостливо, по-собачьи, заглядывая Турову в глаза, тихо, смущенно промямлил: – На полчасика, а? Просто по кофейку! Честно, он там… – Ладно, – перебил его Туров, – пошли. На полчаса. По твоему замечательному, – хмыкнул он, – кофейку. Который все еще варят. Он видел, как вспыхнули градовские глаза. Вспыхнули от радости, загорелись, ожили. «И вправду мудак, – подумал Туров. – Чего он так радуется? Или – кому?» Кафе обнаружилось прямо за углом, две минуты ходьбы. Спустились по ступенькам – маленький зальчик на пять столов, барная стойка, бармен, похожий на вопросительный знак, клетчатые скатерти, белое на красном, типа привет из Италии, вазочки с сиротскими пластиковыми цветками, дешевые стулья, короче, секс для бедных, как говорит секретарша Светка. Градов помахал бармену, тот ответил. – А ты тут завсегдатай! – подколол Туров. Градов с достоинством кивнул: – Ну да, здесь все по-домашнему, все для своих. – Я понял, – усмехнулся Туров, – ты здесь свой. Туров повесил пальто на вешалку-рогульку. Снял плащ и Градов, аккуратно, с любовью, пристроив его рядом. Серый свитер с Бэтменом, старые джинсы. По-прежнему тощий, поджарый. Таким, как Градов, годы не страшны – ешь сколько хочешь. Конституция. Туров вспомнил его отца: один в один – длинный, худой, сутуловатый. Лениво позевывая и покачивая широкими бедрами, как ладья, подплыла официантка. – Приветик! – не разлепляя накрашенных век, зевнула она. – Как дела? – Вот, – разулыбался завсегдатай, указывая на Турова, – друга юности встретил, Анжел! Сто лет не виделись, представляешь? Нет, правда, сто лет! Когда в последний раз, а, Лех? Туров равнодушно пожал плечом. «Друг юности». Раздражение накипало. «Идиот. Нет, это я идиот – зачем повелся, зачем поперся? Ладно, черт с ним. Выпью кофе и прощай еще лет на сто, старый друг. А лучше – на двести». – Анжелк, мне как обычно, – вальяжно откинувшись на стуле, произнес Градов, – сама знаешь. Придурок, козлина. – А ты, Лех? – Я есть не буду, – сурово отрезал Туров, – не голоден. Чашка черного кофе. – Он глянул на сонную Анжелу: – Говорят, у вас кофе варят? Анжела кивнула: – Ну да. В турке, на песке. Варит Вартан, а армяне в кофе понимают, не сомневайтесь! – Последняя фраза была сказана с вызовом. И, как ялик, она отплыла. Туров оглядывался. Дешевые эстампы, копеечные бра. Правда, музыка неплохая – даже странно, кажется, Саймон и Гарфункель? – Уютно, правда? – оживился Градов. – По-домашнему, да? О господи. «По-домашнему». Туров вспомнил свою квартиру. Усмехнулся. Ну да, для кого-то по-домашнему. Но точно не для меня. Похлопав себя по карману, Градов вытащил пачку LM и протянул Турову: – Пойдем перекурим? Туров отрицательно покачал головой. – Понял, – кивнул Градов, – такие не куришь! – Вова, – еле сдерживая раздражение, сморщился Туров, – я вообще не курю. Ни такие, – кивок на пачку, – ни любые другие. Бросил лет двадцать назад. Градов посмотрел с уважением. Туров посмотрел на часы – позвонить Светке? Сказать, что задерживается? Да черт с ней. Забеспокоится – сама позвонит. Босс перед своей секретаршей отчитываться не должен. И, вспомнив утреннюю обиду на жену, Туров нахмурился и забарабанил пальцами по столу. – Ну как ты? – Градов подался к нему. – Как жизнь, ну и вообще? Смотрю на тебя, – Градов окинул Турова взглядом, – кажется, у тебя все удачно? Усмехнувшись, Туров повел плечом: – Не жалуюсь. По залу медленно плыла Анжела с подносом, плотно уставленным едой. Поплыли довольно приятные – на удивление Турову – запахи. – О! Уже! – потирая руки и громко глотая слюну, обрадовался Градов. И, привстав, стал помогать все еще сонной Анжеле. «Холоп, – подумал с презрением Туров, – и чего вскочил, халдей?» На столе обнаружились шкворчащая яичница с помидорами, здоровенные аджарские хачапури лодочкой с яйцом и пара кебабов, огромных, с хороший мужской кулак, украшенных щедрой горкой гурийской капусты. «Ничего себе, – удивился Туров, – кажется, я был неправ». Рот мгновенно затопила густая и вязкая слюна. А Градов радостно потирал руки. – Красота, а? – восхищенно повторял он, обводя стол глазами. – Угощайся! Здесь на троих хватит, не сомневайся! Туров покачал головой. «За жратву не продамся, – усмехнулся он про себя. – Но как аппетитно!» И Туров с сожалением перевел взгляд на сиротливо стоящую чашку с уже остывающим кофе. Градов поспешно принялся за еду и ел с таким аппетитом, с таким удовольствием, что Туров окончательно скис. Глотнул кофе – тот, кстати, оказался отличным. – Ну, – не успокаивался Градов, – хорош стесняться! Давай присоединяйся! Одному как-то неловко, правда! «Неловко ему! Ага, как же! Жрет, собака, аж за ушами трещит!» – окончательно разозлился Туров. Но нервы сдали, не выдержал. И, покраснев, он лениво кивнул: – Ну ладно, давай. Соблазнил. Градов обрадовался. Искренне, по-детски – улыбка во всю морду. Дурак. И торопливо, словно боясь, что Туров передумает, стал накладывать в его тарелку яичницу, хачапури, люля. Громко сглотнув, Туров схватил вилку и нож. «Ни фига себе! А ведь не обманул! Не соврал, придурок. Жрачка действительно обалденная! Яичница супер. Люля вообще запредельные! А хачапури как в лучшем и дорогом грузинском ресторане! Вот тебе, получай, сноб и выпендрежник, – “простенько и для бедных”!» – Слушай, – спросил Градов – а может, по двести грамм? Давай, а? Беленькой? Под такую закуску? Прямо грешим, что без беленькой! Туров посмотрел на него с испугом. – Вот так, с утра? – И покачал головой: – Нет, Вова, я так не умею. Да и к тому же мне еще на работу. Это ты пожрешь и домой, в люлю, так? Градов счастливо и звонко рассмеялся: – Ага, угадал! Поем, потреплемся, и я домой, прямиком в койку! У творческих людей жизнь начинается к вечеру – не то что у вас, так сказать, бизнесменов! – А ты, значит, у нас творческий? – недобро усмехнулся Туров. – А у нас, как ты изволил выразиться, так сказать, биз-нес-ме-нов, – четко, по складам, произнес он, – ненормированный рабочий день, если что. Бизнес, Вова, это такое дело – ни на час не отпускает. И утром, и днем. И вечером. А иногда и по ночам. – Сочувствую, – печально вздохнул Градов. – Ну как в песне поется: каждый выбирает по себе. По своим, так сказать, потребностям! Туров кивнул: – Вот-вот. По потребностям. У некоторых они так, с вершок. А некоторым, – он усмехнулся, – хочется жить хорошо. Достойно. Ну и красиво – прости. Детей учить в хороших школах. Жену красиво одевать. Ездить на хорошей машине. Жить в красивой, просторной квартире. Любоваться разными странами. Да, ты прав – потребности у всех разные. Уел. Подколол. Недобро, даже зло. Ну пусть получает: «У вас, так сказать, бизнесменов»! Говнюк. Нищий и бесполезный говнюк. Да наверняка еще и дармоед – живет за счет какой-нибудь бабы, несчастной разведенки, готовой на все, лишь бы были «штаны». И кутит сейчас за ее счет. Наверняка за ее, практически не сомневаюсь. – Ну так что? – миролюбиво повторил Градов. – Давай все же по беленькой? Кажется, на свой счет бурный монолог Турова он не принял. Туров почему-то разозлился – на него, на себя? Черт не поймет. – А давай! – вдруг сказал он. – Давай, что там! Градов оживился, обрадовался и поспешил к бармену. – Вадик, организуй, а? «Сам поперся, – усмехнулся Туров, – не окликнул – пошел сам. Как есть халдей, дешевка». Минут через пять на столе стоял запотевший графинчик с водкой. Туров уже пожалел, что согласился. Двадцать минут десятого и – водка? О боже! А в час у него переговоры с французами. Какой же он идиот! Но почему-то ужасно, просто зверски захотелось выпить. Именно водки, ледяной, сводящей зубы. Водки, а не вина, которое он, по настоянию жены, пил последние лет десять – красное вино выводит токсины, красное вино полезно для сердца, красное вино полезно для мозга, красное вино укрепляет иммунитет. А если честно, он терпеть не мог красное вино! Особенно сухое – гадость, кислятина! Туров любил хороший французский коньяк и хорошее английское виски. Но ничего, привык и к вину – как говорится, припился. Что не сделаешь для любимой. Но иногда, крайне редко, вернувшись после тяжелого дня, позволял себе пару рюмок коньяка или стакан виски. Жена смотрела с осуждением, но молчала – и на этом спасибо. Градов разлил водку по стопкам.