Но нет, вредных чипсов в его рационе не было лет десять – жена отучила. Овощные супы, полезная индейка, причем белое мясо, сухое и пресное, свежая рыба, дорогие молочные продукты, из тех, что без консервантов. Их дети не знали вкуса «Макдоналдса» и подобных заведений. Нет, старшая, Лизка, наверняка потом наверстала – еще бы! И он ее понимал. А вот младшая, Миланочка, была еще под контролем. В доме не было конфет: на десерт фрукты или йогуртовое мороженое. Бедные дети! Он видел, с каким вожделением маленькая Лизка смотрела на сладкую вату, бургеры, картошку фри, кока-колу и прочие вредности. А потом и младшая тянула носом, улавливая аппетитные запахи. Но нет, с Женей шутки плохи. Получишь в ответ такие нотации, что в секунду расхочешь. И дети молчали. В начале совместной жизни Туров сопротивлялся Жениным правилам и с этими нововведениями пытался бороться, орал как резаный: «Какие сырники на ужин? Ты что, одурела? Я мужик, я пришел с работы голодный, а ты мне сырники? Я хочу кусок жареной свинины! С картошкой и соленым огурцом или с маринованным помидором!» Жена не удостаивала его ответом – железная выдержка – и продолжала стругать салаты из свежих овощей. В доме не было кетчупов, майонезов, свинины, сосисок – ни-ни! Иногда, крайне редко, дорогая и натуральная – ха-ха – колбаса из магазина экопродуктов. – Не делай вид, что ты меня не слышишь, – орал он, – и правила свои не навязывай! Женя поворачивалась к нему с нежной улыбкой: – Садись, дорогой! Остынет. Тебе к сырникам сметанки или свежей малины? Туров сопротивлялся недолго, пару лет. Но, конечно же, зависал у киосков с шаурмой и чебуреками и, воровато оглядываясь, словно у его жены были шпионы, все это жадно и быстро съедал. Очень скоро его засекли – нюх у жены был как у борзой. – Пахнет пережаренным маслом, – скривилась она. – А что это на пиджаке? Это жир, Туров! Признавайся, ты ел беляши? Туров, когда жрешь, думай о холестериновых бляшках! Холестериновых бляшках! Ну разумеется, о чем еще думать! Но почему-то он испугался и «поджираться гадостью» – выражение любимой жены – перестал. Зато стал чаще ездить к маме, чтобы нормально поесть. Мама его жалела. Варила домашние пельмешки, пекла пирожки, а на плите дымилась кастрюля с кислыми щами на свиной грудинке. А как все это пахло! Подпирая ладонью щеку, мама садилась напротив и смотрела на него печальными глазами. Женьку, его жену, мама ценила, но… так и не смогла полюбить. Конечно, невестка все делает правильно – следит за здоровьем мужа. Благодаря ей он занимается спортом. Благодаря ей он строен и моложав. Чего уж, в их роду была расположенность к полноте. Но так издеваться над человеком? Так гнобить мужика? Но со временем Туров привык с здоровому питанию и даже был благодарен жене – никакие болезни, появляющиеся у его сверстников, его не коснулись, тьфу-тьфу! Ни тебе гипертонии, ни гастрита, ни артрита – спасибо разумной Жене. Нет, иногда ему позволялось – скажем, на даче или в гостях шашлыки. Но жена зорко следила: – Один шампур, Туров! – шипела она. – И три рюмки водки! Зато его не мучали отрыжка и горечь во рту, колики в боку и прочие «прелести». Он вышел из душа и прислушался к себе. Кажется, легче не стало. Кофе, кофе – вот что вернет его к жизни. Слава богу, к кофе Женя была индифферентна, начитавшись статей про его полезность. Да и должны же быть послабления! Но сама пила только травяные чаи. Иногда, видя палатку с мороженым, Туров срывался и приказывал Володьке, водителю, остановиться. Покупал три рожка – один ему и два себе. Главное не капнуть на одежду – это улики. После кофе чуть-чуть полегчало. Первая чашка за столом, вторая у окна – привычка. Туров смотрел в окно. Март. Скоро весна, а за весной лето. Две недели назад они вернулись из любимой Италии. Во дворе лежали сиротские остатки зимы – небольшие нерастаявшие кучки слежавшегося, серого снега. А над ними – серое от облаков мартовское небо. Допив кофе, он вернулся в ванную. Внимательно посмотрел на себя в зеркало: а что, совсем неплохо! Оставшийся средиземноморский загар, гладкое лицо, все еще темные, с легкой проседью, волосы, красивая стрижка – Женька следит. В меру накачанное тело, плоский живот. Молодец его Женька! Да и он молодец. Остался доволен – он еще ого-го! Хотя какое там «ого-го» – Туров хранил жене верность. Во-первых, любил, а во‐вторых, был брезглив. Ну и, в‐третьих, банально не было времени. Мужские удовольствия типа картишек, охоты и баньки не для него – по натуре Туров был семьянином. Два нажатия на распылитель флакона с одеколоном (конечно, выбирала жена), втер его в щеки, еще раз оглядел себя и еще раз остался доволен. Да, жене он не изменял, но видеть заинтересованные женские взгляды было довольно приятно. Настроение немного улучшилось. И в эту минуту раздался звонок. На экране высветилось – Володя. Водитель. Туров посмотрел на часы – через двадцать минут машина должна была быть у подъезда. Словно почуяв подвох, без всяких «здрасте», Туров с раздражением бросил: – Ну что? Что-то случилось? Действительно случилось – машина сломалась. Володька что-то бубнил про гараж, про то, что сегодня – да, да, обязательно сегодня, Алексей Евгеньевич, да вы не волнуйтесь – к вечеру все будет в порядке. – Может, возьмете такси? А чё, сейчас сервис нормальный! Нет, правда! Но Туров уже отключился. Советчик, блин! Возьмите такси! Баран. Как-нибудь без его бараньих советов. Лучше бы за машиной следил, кретин. Он разозлился не на шутку. Такси? Нет, сегодняшних таксистов Туров остерегался, это не прежние московские таксисты, профессионалы, спецы своего дела – нагловатые, ушлые, хитрые, отчаянные и умелые весельчаки. Нет, никакого такси – сегодня это опасно. Остается взять машину у жены, другого выхода нет. И, тяжело вздохнув, Туров отправился в спальню. Жена по-прежнему сладко спала. Туров осторожно дотронулся до ее плеча. Поморщившись, Женя открыла глаза и глянула на часы. – Ты что? – удивилась она. – У меня еще сорок минут! Что-то случилось? Туров объяснил ситуацию и тут же снова расстроился: ну вот почему он разговаривает заискивающе, почему просит, давит на жалость? Клянчит, а не приказывает, как подобает кормильцу? Ну да, подкаблучник. И это надо признать… – Машину? – удивилась жена. – А Миланка? Ты на машине, а мы на метро? Очень хотелось обидеться. Очень. И выдать жесткую тираду: «Впервые в жизни попросил, да, форс-мажор! Вам две остановки. И, знаешь, я ездил в школу на автобусе и ничего, как видишь, не помер! Да и ты, кажется, тоже?» Но не стал. Жена права, дочь – это святое. Да и скандалить не очень хотелось – Женя была из тех, кто может молчать неделями. Он быстро оделся и, не заходя в комнату дочек, как бывало всегда, вышел за дверь. Было обидно. Ужасно обидно! Женя знает ведь, что он не любит метро! Всегда не любил подземку, а уж сейчас, загруженную приезжими, тесную, душную, и говорить нечего. В метро ему становилось плохо. На улице было тепло. Тепло и влажно, и еще ощутимо пахло весной. Выйдя из двора, Туров остановился. И что теперь? Поднять руку и остановить такси? Или все-таки позвонить секретарше Светке, чтобы та вызвала? С минуту подумав, вздохнул и пошел по направлению к метро. В конце концов, подумаешь, барин! В метро он не ездит, душно ему! Цаца какая! И давно ли? Задумался, вспоминая. Да, лет двенадцать точно! А может, и больше. А что, даже любопытно – какое оно сегодня, это метро? И, взбодрившись, прибавил шагу. До метро было близко, минут шесть, не больше. А до работы пять остановок. Или четыре? Он начал считать. Забыл. Черт, забыл! Коренной москвич, а забыл старые и всем известные станции! Впрочем, чему удивляться? Все мужики давно пересели в машины. Да и женщины тоже. Бодрым шагом Туров зашел в метро. Все было по-прежнему – спешащий на службу народ, приезжие с тюками и сумками, гул поездов, стойка дежурной у турникетов. Только вот турникеты были новыми… Да, точно, новыми! Блестящими, хромированными, с маленькими стеклянными дверками. «Билет!» – вспомнил он и повертел головой. Касса. В кассу стояла длиннющая очередь. Вздохнув, Туров встал в конец. У кассы замешкался, смутился, достал портмоне. Пятьдесят рублей? Ух ты, немало! – На сколько поездок? – строго спросила женщина в окошке. Туров совсем растерялся. – Ну… давайте на две. Если Володька починится, билет пойдет Светке. У турникета снова замешкался, огляделся. Прислонил талон к автомату и – уф, прошел! Сработало. Спустившись к перрону, с облегчением выдохнул – справился, хотя и немного вспотел. Отругал себя: «Идиот!» Нет, билет на одну поездку стопроцентно получит Светка. А он вечером уж точно закажет такси! В вагоне было тесно и душно – наверное, старая вентиляция уже не справлялась. Все увлеченно таращились в свои телефоны – все! И молодежь, и люди его возраста, и, самое удивительное, старики! Туров усмехнулся. Раньше вагоны были похожи на избы-читальни: книги, газеты, журналы. Туров и сам в метро всегда читал. Да, времена изменились, и кажется, не в лучшую сторону. Что поделать – прогресс, чтоб его. Кстати, еще одно достижение его правильной жены – их младшая дочь к гаджетам доступа не имела. Туров считал остановки. Все правильно, четыре. Всего четыре. Значит, память не подвела. С трудом протиснувшись к двери, почти выскочил на платформу. Точнее, помогли, вытолкнули. Да уж, о каком комфорте тут говорить. Московское метро, самое просторное, самое красивое и самое удобное, тоже осталось в далеком прошлом. Поднявшись по эскалатору – никаких правил не соблюдалось: справа те, кто терпеливо стоит, слева спешащие – какое! – он с облегчением вышел на улицу. Глянул на часы – ого! Метрополитен доставил его на полчаса раньше. Нет, свой смысл в этом есть – на машине не угадаешь, чертовы пробки, Туров ненавидел опаздывать. А здесь четко – двадцать минут, и ты на месте: пять-шесть минут от дома, двадцать в метро и еще шесть-семь до офиса. Офис Турова находился в центре, в престижном месте – залог успеха. Нет, конечно, обосноваться в центре получилось не сразу – девять лет прозябал в глуши, в Теплом Стане, у самой Кольцевой. Несерьезно. Зато сейчас серьезно. И, гордо вскинув голову, Туров толкнул тяжелую деревянную дверь на улицу. В глаза брызнуло солнце, и, зажмурившись от неожиданности, Туров споткнулся. Глянул вниз – черт! Да уж, не его день, определенно не его. Нос дорогущего итальянского ботинка был прилично ободран. «Теперь на помойку, – тоскливо подумал Туров, – не красить же, ей-богу!» И тут его окликнули: – Лешка, Туров, братан! Ты? Не оборачиваясь, Туров замер – голос показался знакомым. Неужели? Нет, все понятно: Москва – большая деревня! Но чтобы так? В тот самый день, когда он впервые за столько лет рискнул спуститься в метро? Громко вздохнув, он обернулся. Так и есть, не ошибся – Градов. Градов, мать его так. Градов собственной персоной. Как есть и вполне узнаваем. Даже прикид не изменился. Вот черт! Градов улыбался во весь рот. Как будто нашел триста долларов. Или сто – судя по его потертому виду, Градов бы обрадовался и сотне. Туров молча оглядывал Градова с головы до ног. Да… бывший приятель остался верен себе. Только не понимает, придурок: то, что хорошо в юности, в зрелости выглядит по меньшей мере смешно и нелепо. На Градове была шляпа. Черная, с широкими, потрепанными полями. Еще та, с тех времен? Нет, вряд ли. Та давно бы истлела – Градов ее не снимал. Все смеялись: «Ты, Градов, в ней спишь? А сексом тоже в ней занимаешься?» Итак, черная шляпа с полями. Черный кожаный плащ, длинный, почти до щиколоток, под пояс. Белый шарф, замотанный вокруг шеи. Точнее – не белый, а грязно-белый, и это не цвет, а состояние. Понятное дело, джинсы. И, как говорила жена Турова, вишенка на торте: ковбойские сапоги! Да, да, потертые, донельзя заношенные, давно потерявшие и цвет, и вид ковбойские сапоги – привет из восьмидесятых. Ну и за спиной – литавры! – гитара. На толстом, облезлом шнуре висела гитара. Туров не смог сдержать усмешки. – Ну привет, привет, – небрежно, с пренебрежительным и тоскливым вздохом бросил он. А Градов все никак не мог успокоиться – и сыпал, сыпал без остановки: и «Лешка», и «братан», и «чувачок со старичком». И «какая встреча», и «сойти с ума»! И «Вот же, а? Во как бывает! Нет, Леха – я увидел тебя и прибалдел – сам Туров? Собственной персоной? Ну не фига себе, а!». Пока Градов продолжал восхищаться, скривившийся, как от кислого, Туров удрученно молчал. Да, влип. Но ничего, сейчас этот мудила нарадуется, налыбится, натрендится, и мы распрощаемся. Туров посмотрел на часы, ему и вправду было пора. – Торопишься? – искренне расстроился Градов. – Тайм из мани? О боже… Туров почувствовал, как у него заныли зубы, причем одновременно все сразу. Какая тоска! – Ага, спешу – работа. А она, как известно, ждать не будет. Прости. Градов заржал: – А еще говорят – работа не волк! Хотя нет, все понятно, – посерьезнел он. «Понятно тебе, – усмехнулся Туров. – Это заметно. Как был трепачом и бездельником, так, судя по всему, и остался. Еще странно, что встретились мы в такую рань». Туров помнил, что раньше часа дня Градов не просыпался. – Старик, но встретились же! – совсем расстроился Градов. – Это же полпроцента из ста! Вот так, случайно! А ты задумал сбежать! – Это не «сбежать», Вова! Это называется по-другому. Это – работа. Бизнес. И он не любит ждать, извини. «Жестко, жестко, – подумал Туров. – Ну так тебе и надо. Получай. Не все живут, как ты. Ты этого еще не понял, старичок?» – Слушай! – Градов все суетился. – На полчасика, а? Здесь, – он кивнул в сторону, – есть неплохая кафешка. Нет, правда, неплохая! Во всяком случае кофе там варят отменный! И жрачка приличная, я там часто бываю. Давай, а? На полчасика? Ну как же так – встретились и не посидели? Потренькаем, повспоминаем былые дни! А, Леха? Былые, так сказать, подвиги? Бойцы вспоминают ушедшие дни! – И Градов засмеялся. – Вова! – Туров нахмурился. – Полчаса нам ничего не дадут. За полчаса ничего не расскажешь. Да и зачем? Ну сам посуди – глупо, правда?