Я уставилась на его газету и руку с золотым кольцом, старательно прикрывающую лицо, словно пыталась взглядом проникнуть за «Дейли телеграф» и прочесть мысли незнакомца. Так странно. Просто какая-то череда совпадений: сначала он приехал с нами на вокзал, затем пил чай в той же кондитерской, потом мы оказались вместе в поезде и даже в одном вагоне? Возможно… А если нет? Я принялась размышлять. А вдруг этот незнакомец – воздыхатель Полидоры? Правда, Дебора говорит, что ни один джентльмен не польстится на очкастую старую деву, но Дебора – это Дебора. А если он увлечен тетушкой Верой? Нет, вряд ли… Может, он увязался за мной? Но зачем мужчине следить за девочкой тринадцати лет? Незачем – если только его не подослал мистер Трезелтон. Но мистер Трезелтон уже заполучил джинна, а значит, ему ни к чему за мной шпионить. Наверное, я все это просто навоображала, дело в стечении обстоятельств, только и всего. Однако незнакомец сошел с поезда вместе с нами в Лутоне и растворился в облаке паровозного дыма. В совпадение верилось с трудом… Глава 22 Вернувшись домой на каникулы, я столкнулась с занимательной дилеммой. С одной стороны, было чудесно оказаться подальше от мисс Саламанки и ее подпевал мисс Гюнтерсон, мисс Биклс, мисс Солсбери и мисс Нерквист (хотя уроками географии последней я наслаждалась). С другой стороны, дома я угодила прямо в запутанный клубок взаимоотношений с сестрами и надоедливой маменькой (хотя Полли всегда была молодчиной). Сложно понять, где мне нравилось больше, вернее, меньше: дома или в школе. Чтобы склонить чашу весов в какую-нибудь сторону, требовался веский аргумент. Почему бы, например, не крикет? Но Рождество есть Рождество, а семья – это семья. И хоть мне было очень грустно, я решила сделать хорошую мину и попытаться насладиться каникулами. Разумеется, если получится, ведь все мои надежды рухнули. Верная своему слову, Полли накормила меня супом и отправила прямо в постель. И мне приснился сон, будто я расквиталась с Терезой Трезелтон за то, что она украла моего джинна для папочки. Я выбила ей пару передних зубов и нанизала на ожерелье Мермера из акульих клыков. Проснувшись, мне пришлось столкнуться с горькой правдой – ничего этого не произошло. Ненавижу, когда чудесные сны оказываются несбыточными. Поднялась с постели я только к ужину: все еще грустная, но умудренная горьким опытом. Приведя себя в порядок, я отправилась вниз поздороваться с родными. Как-никак в дом Мерритов пришло Рождество, пусть настроение у меня оставалось паршивое, а маме, Деборе и Эвангелине было вовсе не до праздника – они слишком заняты свадьбой. Дженкинс, наша экономка, и Полли несколько дней не покладая рук украшали перила еловыми ветками, драпировали бархатными лентами каминную полку и портьеры. Во всех комнатах зажгли больше свечей, а в переднее окно выставили венок. Дом стал похож на сказочное королевство, где царили ароматы хвои, гвоздики и корицы. На миг я почти забыла обо всех своих невзгодах. Но вскоре вся семья собралась в столовой, и старые домашние споры разрушили волшебство, вернув жизнь в обычное русло. Что ж – нельзя вечно жить в сказке. Полли, как всегда жизнерадостная, делилась новостями о лутонских знакомых – у кого пополнение в семействе, кто собирается жениться, у кого родились щенки, и кто приехал на праздники домой. Сестра каким-то образом была в курсе всех событий, хотя сплетницей ее не назовешь. Отец, похоже, глубоко над чем-то задумался, а мама все еще сердилась на меня за происшествие в школе. Даже смотреть в мою сторону избегала, а бросив случайный взгляд, поджимала губы, будто съела лимон. К счастью, внимание ее было целиком отдано подготовке к грядущей свадьбе Эвангелины. Дебора бурно восторгалась заказанным для нее бледно-розовым платьем подружки невесты. Так его описывала, что можно было подумать, будто она сама выходила замуж и свадьба – ее собственная. Эвангелина сердито сделала ей замечание. Счастливая невеста не в силах была думать ни о чем другом, кроме Рудольфа, своего нареченного, который пришел к нам на ужин. Послушав, как они с отцом рассуждают об ирландских налогах (что бы ни имелось в виду), я решила, что в мире нет жениха унылее и скучнее. Похоже, Ирландия была истощена чрезмерными податями, и парламент собирался вернуть гражданам деньги или что-то в этом роде, как сообщала «Дейли ньюс». За ирландцев я могла только порадоваться, но не за себя: во время этой долгой и нудной беседы мне надлежало сидеть тише воды ниже травы. Рудольф не заметил, но я-то видела: отец был совершенно не в настроении обдумывать ирландский вопрос – как и любой другой, кроме того, что сейчас занимал его мысли, хотя обычно папа обожал беседы на подобную тему. Он был деловым человеком и работал в банковской сфере, так что проглатывал утренние газеты в поезде по дороге на службу, а вечерние – по пути домой. Его наверняка должен был радовать зять, который оказался таким же любителем новостей, как он сам. Возможно, это бесконечно согревало душу финансиста. Но сегодня отец был совсем не в настроении. Похоже, Рождество на него нисколько не повлияло. – Дорогой, тебе нездоровится? – спросила мама отца, когда в беседе наступила пауза: Рудольф жевал кусочек свинины. – Что? О чем ты? – удивился отец, будто очнувшись ото сна. – Ах, это… Я вполне здоров. Просто сегодня разговаривал с мистером Пинагри… Словом, неприятности на службе. – Вот оно что, – просветлела мать. – Значит, не о чем волноваться. На службе всегда какие-то неприятности. – Это потому, – заявила Дебора, – что банковское дело – невероятная скука. Банкирам приходится самим раздувать неприятности, чтобы было чем заняться. Мама не видела, какое у папы сделалось выражение лица, а я заметила. По нему было ясно: это далеко не обычные заурядные проблемы. Наверняка отец хотел, чтобы жена и дочери хотя бы иногда воспринимали происходящее всерьез. Меня так и подмывало узнать, в чем дело, но было не место и не время задавать вопросы. К тому же, если я начну расспрашивать отца о начальнике, папа решит, что я сошла с ума. А не мистер ли Трезелтон устроил отцу эти неприятности? Другую причину и представить сложно – так серьезно и ответственно папа относился к работе. Он никогда не дал бы начальнику повода даже задуматься о его увольнении. Как же мне хотелось помочь! Но если бы я правда хотела помочь, если бы была примерной дочерью – отдала бы банку сардин мистеру Трезелтону и избавила отца от неприятностей на работе. Я же – лицемерка и мошенница, к тому же никакого джинна, чтобы это оправдать, у меня больше нет, а отцу теперь придется дорого заплатить за мой промах. Что тогда с нами всеми будет?.. * * * Три дня спустя, в Сочельник, мы собрались у тетушки Веры. Она любила устраивать ужины, а ее муж, дядя Эдгар, никогда не пасовал перед расходами, когда дело касалось праздников. И его большой живот служил лучшим тому доказательством. Дяде Эдгару украсить бы шапку остролистом и нарядиться – вышел бы вылитый Рождественский дед. Итак, мои родители, сестры, я сама, а также Рудольф, прочие родственники, соседи и друзья собрались отметить праздник в доме тети Веры и дяди Эдгара. Обычно из-за юного возраста на подобные мероприятия меня не брали, но ради Рождества мама сделала исключение. Собралась веселая компания. Полли играла на рояле рождественские гимны. Даже я, проникнувшись духом праздника, исполнила роль чертенка в домашней пьеске. Моя прелестная кузина, Пенни Энн, сыграла королеву фей. Ну разумеется, вся власть – ей. А я все равно предпочла бы играть чертенка! Домой мы вернулись поздно, и я сразу отправилась наверх в нашу с Полли комнату. Открыла дверь, и сердце ухнуло вниз. Ну вот, опять! Как сказала бы мисс Гюнтерсон, учительница французского, déjà vu, дежавю. В моей спальне кто-то учинил разгром, окно распахнуто, занавески полощутся на холодном ветру. – Воры! – завопила я. – Мою комнату ограбили! Мама, отец и сестры высыпали в коридор и столпились в дверях спальни. Мы вытаращились на царивший внутри беспорядок. – Эвангелина, – приказал отец, – проверь другие комнаты – не спрятался ли там грабитель. – Ты с ума сошел, папа! – вскричала сестра. – Вдруг на меня нападут! Что, если воры еще здесь? – Позвони в колокольчик, пусть придет Дженкинс и осмотрит с тобой дом, – заявила мать. – Нет, дорогая, не стоит будить слуг, – возразил отец. – Пусть отдыхают, это же Сочельник. – Нет здесь никаких воров! – фыркнула Дебора. – Снова штучки Мэйв. Я так разозлилась, что перед глазами словно повисла красная пелена. – Вот и нет! – Разве ты не говорила, будто у тебя украли что-то из комнаты в пансионе? – возразила она. Мне на выручку пришла Полли. – Мэйв никогда не сделала бы ничего подобного со злым умыслом. Мама только поджала губы. Ну конечно, у нее на этот счет имелись свои сомнения. Хоть мы не звонили, пришла закутанная в халат Дженкинс с горящей свечой в руке. Вместе с Эвангелиной экономка отважно отправилась осматривать дом. Отец проверил подоконник и оглядел царивший в комнате беспорядок: постель разорена, бумаги разбросаны повсюду, ящики стола распахнуты и выпотрошены. Полли проверила свои вещи. – Кажется, у меня ничего не пропало, папа, – заявила она. – Мои ожерелья, шкатулка для драгоценностей, кошелек с мелочью – все на месте. Отец приподнял брови. – Мэйв, а ты что скажешь? Что у тебя пропало? Я стала проверять свои пожитки. В голове безостановочно крутились мысли. Разумеется, вор мог искать здесь лишь одно: мою банку сардин. Правда, у меня ее уже не было. Выходит, грабитель не знал, что она пропала. Но мистер Трезелтон должен быть в курсе! Неужели я обзавелась новым врагом? Конечно же, это тот тип с рыжими усами! В душе я будто заледенела. – У меня ничего не украли, папа. Вернулась запыхавшаяся Эвангелина, а за ней и Дженкинс. – Все остальные комнаты в доме в полном порядке, – отчиталась сестра, – кроме старой детской. Кто-то перевернул ящик с игрушками и сбросил кукол с полки.