До шести утра я проспал как убитый, но едва открыв глаза, почувствовал такую тяжесть на сердце, что не смог оставаться в постели и отправился на пруд купаться. Купание меня взбодрило, да и невозможно было предаваться унынию в такое восхитительное утро, когда вся долина наполнена переливами птичьего пения и журчания воды. Ветер едва ощущался, но я заметил, что он переместился к востоку, что было хорошо для охоты в Корри-на-Сидхе. Ангус и Кеннеди ждали меня у курительной. – Думается мне, – протянул мой старший проводник, – сегодня мы добудем оленя. Вчера Кеннеди видел крупного самца на Бхеинн Фхада… стоунов девяносто… Вот только рога он как следует не рассмотрел. Лучше бы нам выдвигаться прямо сейчас, сэр. Мэри вдруг прошептала мне на ухо: – Это не опасно, Дик? Ты вполне уверен? Никогда еще я не слышал в ее голосе столько тревоги. – Ничуть, – рассмеялся я. – Я рассчитываю вернуться к чаю. И ты сможешь все время следить за мной в телескоп. Вышли мы в девять. У ограды я оглянулся, и в моей памяти отчетливо запечатлелась мирная картина: Том Гринслейд, возящийся с удочками на скамье в саду, Арчи, покуривающий трубку за чтением «Таймс» трехдневной давности, няня, уводящая на прогулку Питера Джона – и Мэри, провожающая меня до странности напряженным взглядом. Дым вертикально поднимался из кухонной трубы, а в розовых кустах перекликались зяблики. Я мог никогда больше не увидеть все это. И ни жена, ни друзья не могли мне помочь: это было мое дело, и я должен был с ним справиться сам. Мы перешли через мостик и начали пробираться через заросли лещины вверх по склону. Так начался один из самых необычных дней в моей жизни. Глава 21 Как я выслеживал добычу посерьезнее оленя С 9 утра до 2:15 пополудни Разумеется, я не мог строить никаких планов, и не имел ясного представления о том, как решить проблему с Мединой. Я был уверен, что сейчас он где-то в горах, и если у него возникнет хоть малейшая возможность, он попытается меня убить. Что касается меня, то не думаю, чтобы мне тоже хотелось его убить. Но я не анализировал свои ощущения, а повиновался слепому чутью и воле судьбы. Корри-на-Сидхе отделен от долины реки Айсилл стеной из камней и щебня, по которой цепью красивых каскадов спускается поток Алт-на-Сидхе. Мы взбирались наверх по беспорядочному нагромождению каменных плит и валунов, среди которых вилась едва приметная тропка. Лишь очень крепкий и выносливый пони способен преодолеть такой сложный подъем. День только начинался, но уже было жарко, и горная долина позади нас плавала в прозрачной дымке. Кеннеди, как обычно, пыхтел и смахивал пот со лба, зато сухопарый Ангус шагал, как по тротуару в Глазго. На краю корри мы сделали привал, чтобы осмотреться и определиться с направлением ветра, что в горах не так-то просто. Ангус был уверен, что когда мы поднимемся выше по склону, он будет дуть нам прямо в левую щеку. Оленей долго искать не пришлось: на правом берегу реки паслось большое стадо ланок, еще одна группа с несколькими молодыми самцами поднималась по склону Бхеинн Фхада. Но трофейных экземпляров среди них не было. – Крупных самцов надо искать на вершинах, – со знанием дела заметил Ангус. – Попробуем подняться вверх и выше по реке. То было непростое восхождение. Мы поднялись на три тысячи футов и пересекли склон хребта под верхним скальным гребнем. Там перед нами открылась вся чаша корри. За седловиной темнели вершины, расположенные за пределами долины Рискуилл. Мы снова осмотрелись и заметили небольшое стадо на противоположной стороне потока Алт-на-Сидхе. Олени находились слишком далеко, чтобы рассмотреть их как следует, но среди них виднелась пара ветвистых рогов, и я решил подобраться поближе. По склону пришлось спускаться крайне осторожно – в углублениях и расщелинах могли скрываться олени. Примерно на полпути я снова навел бинокль на стадо и выбрал крупного самца со сломанным рогом. Ангус согласился с моим выбором, и мы стали спускаться по ущелью к реке. Зрелище добычи заставило меня позабыть обо всем, и в следующие полтора часа я думал только о том, как бы подобраться к самцу на расстояние выстрела. Мы буквально проползли вверх по правому берегу речушки Алт-на-Сидхе и свернули вдоль еще меньшего притока, спускавшегося с Бхеинн Фхада. Все это время животные нас не видели, а ветер дул в нашу сторону. Сочтя, что мы находимся примерно на одной линии с выбранным мной самцом, я отполз от берега к холмику, из-за которого его было хорошо видно. Олень оказался массивным, рослым, но на единственном роге было всего девять отростков. Но в любом случае, с таким зверем не стыдно было вернуться домой. Минут двадцать я наблюдал за ним, а когда он вскинул голову, я уложил его одним выстрелом в шею с двухсот ярдов. Первый олень в сезоне! Мгновения после удачного выстрела всегда приятны: острое напряжение спадает, ты закуриваешь трубку и начинаешь осматриваться и вспоминать, как было дело. После того как добыча была выпотрошена, я предложил перекусить, и мы устроились в удобном уголке у ручья. Оттуда было всего несколько сотен ярдов до границы Гарипола, которая здесь проходит не по водоразделу, а пересекает корри на полмили ниже седловины. Когда в этих краях еще пасли овец, вдоль этой линии стояла ограда, от которой остались лишь несколько полусгнивших столбов. Между оградой и седловиной хребта находился совершенно непроходимый участок склона – где-то там лежал исток потока Алт-на-Сидхе. Я доел испеченные Мэри лепешки и запил виски с водой из ручья имбирное печенье. Ангус и Кеннеди энергично жевали в двух шагах от меня. Но едва я взялся за трубку, как послышался звук, заставивший меня замереть с горящей спичкой в пальцах. Над моей головой пропела ружейная пуля. Не так чтоб близко – футах в тридцати выше и несколько левее. – Тоуристы, чтоб им передохнуть! – выругался Ангус. Но я-то знал, что это Медина. Я словно видел его собственными глазами: он находился где-то между границей Гарипола и седловиной, скорее всего, ближе к седловине, потому что звук выстрела показался мне очень далеким. Он не мог целиться в меня – я находился под прикрытием камней, но наверняка заметил меня раньше, когда я подкрадывался к оленю. В сущности, это был маскировочный выстрел: он должен был напомнить всем и каждому, что на территории Гарипола случается хаотическая стрельба. Неожиданно у меня созрело решение. Я дам Медине то, что он ищет. Пойду и найду его. Я поднялся, разминая уставшие ноги. – Схожу, осмотрюсь, – сказал я Ангусу. – Поднимусь к Корри Изэйн. А вы перенесите пока тушу к ручью и приведите пони. Потом отправьте Хьюи с еще одним пони в Гленайсилл к Сумасшедшему ручью. Если я добуду оленя, то выпотрошу его и как-нибудь спущу вниз. Скажите Хьюи, пусть ждет моего сигнала – я помашу белым платком. Ветер сдвинулся к северу, Ангус, а к Корри Изэйн лучше подбираться с юга. – С юга лучше подходить к Сгурр Дэргу, – заметил Ангус. – Но это чересчур далеко. У вас патроны-то есть, сэр? – Полно, – ответил я, похлопав себя по карманам. – Дайте-ка мне веревку, Кеннеди. Пригодится, если добуду старого рогача. Сунув свою легкую винтовку под патрон калибра.240[58] в чехол, я кивнул проводникам и пошел вдоль притока к реке. Я и не помышлял выходить на открытый склон, чтобы не дать Медине возможность для прицельного выстрела. Вскоре гребень хребта окончательно закрыл меня, и я начал подниматься на Бхеинн Фхада. Большую часть утра Мэри провела у телескопа в окне библиотеки. Она видела, как мы добрались до края корри, а затем потеряла нас из виду. Потом мы снова появились в ее поле зрения, но гораздо выше, и она могла наблюдать за нашей охотой до той минуты, когда олень испустил дух. Затем она отправилась завтракать, но сразу же вернулась и успела заметить, как я в одиночестве карабкаюсь по каменистому склону Бхеинн Фхада. Сперва Мэри обрадовалась, решив, что я направляюсь домой. Но когда поняла, что я не спускаюсь, а поднимаюсь в сторону Корри Изэйн, внутри у нее все оборвалось. С 2:15 пополудни до 5 вечера На Бхеинн Фхада было так жарко, что я стал задыхаться, но, достигнув гребня и взглянув вниз на Корри Изэйн, я ощутил легкое дуновение ветра – и он действительно оказался северным. Под безоблачным небом каждая скала, каждый пик на многие мили вокруг были видны с кристальной четкостью. Корри Изэйн лежал глубоко внизу и был похож не на чашу, а на глубокий провал в скалах, на дне которого бурлил и пенился полноводный ручей. Мы прозвали этот ручей Сумасшедшим, а прямо напротив меня по утесам Сгурр Дэрга струился его приток – Красный ручей. Я видел и северную вершину этой горы – правильный конус, вздымавшийся над бурой осыпью. Медина, надо полагать, заметил, как я поднимаюсь по склону Бхеинн Фхада, и решил, что я направляюсь к Корри Изэйн. Поэтому легко предсказать его дальнейшие действия: он скрытно перевалит через седловину и выйдет на гарипольскую сторону тропы, которая ведет от этого корри к долине Рискуилл. А мне следует держаться повыше, чтобы следить за его перемещениями – и для этого я должен был подняться на гребень водораздела раньше него. Но мне мешал ветер – он дул от меня, унося мой запах, и любой олень, который находился сейчас на склоне, учуяв его, двинулся бы в сторону Медины. И тем самым указал бы ему, где я нахожусь. Но если мне удастся обнаружить противника, я попытаюсь переместиться на подветренную сторону. Вот тогда мне и пришло в голову увести его в Мэчри. Я двинулся самым быстрым шагом вдоль восточного склона Бхеинн Фхада к тропе, которая представляла собой всего лишь глубокую расселину в серой каменной гряде. Я спотыкался и падал, скользил по осыпям, несколько раз огибал подножия утесов, но примерно через двадцать минут оказался в той точке, где массив Бхеинн Фхада соединяется с гребнем водораздела. Проще всего было бы сразу подняться на гребень, но я не хотел появляться в качестве мишени на фоне неба, поэтому предпочел трудный обходной путь через беспорядочное нагромождение каменных обломков. В конце концов я вышел на тропу примерно в пятистах футах ниже гребня. Еще наверху я понял, что долина Рискуилл оттуда не видна – только узкий корри, загороженный выступом скалы, да лысая верхушка еще одного утеса. Но мне был нужен хороший обзор, поэтому я двинулся на восток вдоль гребня водораздела по направлению к Сгурр Дэргу. К этому времени я обливался потом, потому что мне приходилось нести винтовку в чехле и моток веревки. Одет я был в потертый серый охотничий костюм, который в сочетании с серо-синими гетрами делал меня практически невидимым на склоне. В конце концов я поднялся на гребень, держась чуть ниже его края, и подошел к месту, откуда долина Рискуилл была видна примерно на милю. Я находился на самом верху, и чтобы осмотреться, мне пришлось подобраться к краю каменного выступа ползком. Внизу, за несколькими сотнями ярдов обломков и щебня, я увидел заросли папоротника и вереска, спускающиеся длинной полосой к реке. Медина, решил я, находится где-то там и наблюдает за гребнем. По моим расчетам, если ему пришлось переваливать через седловину у Корри-на-Сидхе и огибать южную оконечность Бхеинн Фхада, он не мог успеть добраться до тропы раньше меня и должен все еще находиться внизу. Я надеялся его заметить, потому что точно знал, что он охотится на меня, а он едва ли мог предположить, что я выслеживаю его, и вряд ли был настороже. Однако на зелено-фиолетовом поле зарослей с серыми пятнами камней я не обнаружил никаких признаков жизни. Никого и ничего, кроме нескольких коньков и одного кроншнепа рядом с крохотным болотцем. А затем мне пришло в голову, что я должен себя обнаружить. Пусть Медина знает, что его вызов принят. Я поднялся во весь рост на краю обрыва и стал считать до пятидесяти. Это был безумный поступок, чего уж там, но я стремился ускорить ход событий. Я добрался до сорока одного – и ничего не произошло. Затем неожиданный импульс заставил меня пригнуться и шагнуть в сторону. Это меня и спасло. Послышался звук, словно лопнула струна скрипки, и над моим левым плечом просвистела пуля. Я почувствовал щекой легкое движение воздуха. В следующее мгновение я упал на спину и скатился чуть ниже, став совершенно невидимым для стрелка. Там я вскочил и помчался верх по гребню. Выстрел, насколько я мог судить, был сделан из точки, расположенной значительно ниже и восточнее того места, где я стоял. Отыскав еще один каменный выступ, я подполз к его краю и посмотрел в долину в щель между двумя валунами. Внизу было по-прежнему тихо. Враг прятался там, меньше, чем в полумиле от меня, но ничто не выдавало его присутствия. Ветер трепал болотную пушицу, над голым утесом проплыл кречет, в расщелине скалы каркнул ворон. Даже оленей нигде не было видно. В бинокль я заметил, что на середине склона пасется овца – одно из тех угрюмых, тощих, грязных и одичавших животных, которые забредают в лес с ближних пастбищ, отбившись от своей отары, и ведут полную опасностей жизнь среди скал. У них гораздо более острое зрение и более чуткий слух, чем у оленей, и эти овцы – сущее проклятие для охотников. Животное пощипывало траву рядом с зарослями папоротника, но вдруг подняло голову и прислушалось. Именно в ту минуту я впервые в жизни испытал благодарность по отношению к овце. Ее встревожило что-то в небольшом провале левее гущи папоротников. Я также сосредоточился на этой расселине, не теряя из виду овцу. Та выказала крайнее раздражение: мотнула головой, топнула ногой, а затем дважды фыркнула. Ничего подобного Медина не мог предусмотреть. Сейчас он поднимался наверх по дну неглубокой расселины, даже не подозревая о том, что его уже выдала какая-то там овца. Вероятно, он хочет как можно быстрее подняться повыше, так как видел меня на гребне и думает, что я бросился наутек. Значит, его следует переубедить. Я освободил ружье из чехла, а чехол сунул в карман. Там, где расселина кончалась, на самом виду лежала горка щебня, и я примерно прикинул, когда мой враг окажется рядом с ней. И оказался прав: сначала над краем расселины показалась рука, потом плечо, а затем и голова. Медина глядел на гребень, и в бинокль я мог различить его лицо, покрытое грязно-рыжей торфяной пылью. Он также взялся за бинокль и стал осматривать высоты. В ту минуту у меня не было желания убивать его, хотя я понимал, что избежать этого будет крайне трудно. Я хотел вселить в него страх божий, заставить успокоиться и вывести из игры. О том, что будет дальше, я не задумывался. Пусть он поймет, что я принял его вызов. Я положил пулю точно в горку щебня и навел туда бинокль. О, он мигом понял правила игры и, словно ласка, юркнул обратно в расселину. Теперь время работало на меня. Я бросился бежать вдоль гребня, но чуть ниже, чтобы не оказаться на фоне неба. Мне нужно было попасть на его подветренную сторону, чтобы беспрепятственно следить за Мединой, оставаясь в безопасности. Сейчас, когда я вспоминаю об этом, многие мои действия кажутся мне беспорядочными и непродуманными. Ведь если бы мне даже удалось попасть на подветренную сторону, на что я мог рассчитывать? Убить или ранить его? Да, такой шанс у меня был, пока я оставался наверху. Но в пылу преследования разум интересует только сиюминутное, а меня уже полностью захватил охотничий азарт. Страха я не чувствовал, потому что перестал думать о последствиях. Вскоре я добрался до верхней части гребня и увидел нависающую надо мною хмурую массу Сгурр Дэрга. И вспомнил то, что совсем упустил из виду. С гребня было невозможно подняться на этот утес, уходящий вверх отвесно, как стена замка. Чтобы преодолеть ее, нужно было обойти его либо со стороны Мэчри по каменистой осыпи, либо со стороны Гарипола – по карнизу, который образует верхняя часть корри, открывшаяся сейчас передо мной. Через этот корри тянется один из отрогов Сгурр Дэрга, похожих на контрфорсы, в направлении долины Рискуилл. Это и есть знаменитый гребень Вышка, как его называют скалолазы. Три недели назад я с огромным трудом поднялся на него, но я шел по гребню от самого дна долины и не обнаружил по пути ни одной тропы на его поверхности. Вся она состояла из обломков и валунов, среди которых торчали несколько уродливых каменных столбов. Я залег и осмотрелся. Что на уме у Медины? После моего выстрела он не мог последовать за мной по гребню – на верхних склонах не было надежных укрытий. Скорее всего, он будет продвигаться среди камней до самой долины, пока не доберется до этого кори, после чего попытается отыскать путь наверх. В таком случае мне остается одно – дождаться его. Но сперва следовало перезарядить винтовку, потому что на свой выстрел я истратил последний патрон в обойме. И тут меня ожидало жуткое открытие. Сказав Ангусу, что патронов у меня полно, я похлопал себя по карману. Там в самом деле лежали патроны, только они не подходили к моему ружью… Два дня назад я одолжил Арчи свою винтовку, а сам стрелял из штуцера «манлихер», и с того дня мой карман был набит патронами совсем другого калибра… Теперь винтовку можно было просто выбросить, поскольку пользы от нее было не больше, чем от кочерги. Сперва это меня ошеломило. Безоружный, в безлюдных горах, я оказался один на один с, пожалуй, лучшим стрелком в Англии. Самым разумным выходом было бы попытаться ускользнуть и вернуться домой. У меня было достаточно времени, чтобы добраться до Сумасшедшего ручья задолго до того, как Медина поднимется по гребню. Но этот вариант даже не пришел мне в голову. Игра должна быть сыграна здесь и сейчас, и я выбрал продолжение. Но, признаюсь честно, в течение нескольких минут я был близок к отчаянию. На что я мог надеяться: на свои навыки скалолаза, на наступление темноты? Потом я взял себя в руки и начал размышлять хладнокровно. У Медины всего два пути. Либо он сразу поднимется в верхнюю часть корри, либо двинется по его крутому правому склону, который спускается к долине. Второй путь для него безопаснее, но сулит неожиданности, так как я могу появиться прямо перед ним на вершине одного из склонов. Следовательно, он предпочтет корри, заваленный каменными глыбами и изрезанный ущельями. Укрывшись в кустах, я осмотрел это место в бинокль и с радостью обнаружил там стадо пасущихся оленей. Медина не мог подняться на склон корри, не спугнув этих животных. Значит, с этой стороны я защищен, и мне остается следить только за гребнем. Но пока я изучал местность, у меня появился новый план. Медина – в этом я уже не сомневался, – начнет подниматься по склону корри, но не сразу заметит оленей, так как они находятся на маленьком плато и не видны снизу. Прямо напротив меня высится темная стена Вышки, ветер дует мне в спину и прямо на нее… И тут я вспомнил один охотничий фокус, которому меня научил Ангус – как сделать, чтобы ветер понес запах охотника в сторону расположенной напротив скалы, а затем отразился от нее и повернул обратно. При этом олень, находящийся у подножия скалы, почует его и помчится прямо на охотника. Итак, если я позволю своему запаху достичь Вышки и вернуться, это заставит оленей на плато перемещаться в мою сторону. Скорее всего, они направятся в расселину, которая ведет в еще один небольшой корри, и должна казаться потревоженным животным естественным убежищем. Я поднялся в полный рост на фоне неба, зная, что Медина еще не может меня видеть, и позволил ветру, который постепенно набрал силу, растрепать мои волосы. Постояв так минут пять, я снова залег и направил бинокль на оленей. Спустя какое-то время они заволновались – сначала самки, а потом и молодые самцы подняли головы и повернулись в сторону Вышки. Потом один из оленят пробежал несколько ярдов вверх, за ним последовала пара самок, а затем, словно повинуясь внезапному порыву все стадо начало подниматься в гору. Они не были слишком напуганы, поэтому не спешили. И наконец я с удовлетворением увидел, все они направляются к расселине, ведущей к Красному ручью. Медина должен был это заметить и прийти к однозначному выводу: где бы я ни находился, я не могу оказаться перед оленями. Он мог бы начать искать меня на противоположной стороне корри, но, скорее всего, последует за животными, чтобы подняться повыше. Оттуда он мог бы следить за моими передвижениями хоть на склонах Вышки, хоть со стороны Мэчри. К тому же он уверен, что точность его стрельбы намного выше, чем у меня, поэтому достаточно обнаружить цель, чтобы положить конец этой истории.