15. Встреча Они пробились против течения людского потока, устремившегося к выходу. В фойе еще толклись две-три сотни девочек с ручками и блокнотами в надежде на автограф. Они прошли в неприметную дверь слева, и юноша повел их какими-то незнакомыми коридорами. Он шагал быстро, не оглядываясь, за ним метрах в трех — Путифар, следом рысцой поспевала его мать. — Что этой девчонке от тебя надо? — Понятия не имею, мама… Наконец они добрались до коридора, где находились гримерки, но теперь тут было людно и шумно. Во все стороны сновали музыканты, танцоры и хористы. Отовсюду слышались взрывы смеха. — Нам в тот конец, — пояснил юноша. «Знаю», — чуть не брякнул Путифар и тут сообразил, что ведь брат Одри их узнает. Придется объяснять, с чего их понесло в гримерку во время концерта. Беспокоиться об этом, впрочем, было поздно: юноша уже стучал в дверь: — Одри! Привел я твоего дяденьку! И тут же она предстала перед ними — сияющая, в легком зеленом пеньюаре. Явно только что из душа — светлые волосы были еще мокрыми. — О месье Путифар, как я рада вас видеть! Заходите! И вы, мадам! Они вошли и сразу увидели, к великому своему облегчению, что ее брата в комнате нет. Стул его стоял пустой. Одри зачем-то заглядывала им за спину: — А дети-то где? Вы что… одни? — Да… — смущенно признался Путифар. — Это, наверное, необычно? Мать поспешила ему на помощь: — Я его мать. Вы знаете, мадемуазель, у нас есть все ваши диски, и нам они очень нравятся. Одри от души рассмеялась: — Правда? Все диски? У меня ведь, знаете, пока только один. Но все равно, спасибо на добром слове. Я очень тронута. Принято считать, что я нравлюсь только девочкам школьного возраста. А вы — живое доказательство, что это не так. Но садитесь же. Может, хотите чего-нибудь выпить? Есть апельсиновый сок и даже шампанское, если вы предпочитаете… Они выбрали сок; певица собственноручно налила им по стакану и подала на журнальный столик. — Как вы узнали, что мы здесь? — спросил Путифар. — Во время концерта свет часто направляют на зал. А вы такой высокий… Я как вас увидела, во мне прямо всколыхнулось все. Десять лет, подумать только! — Одиннадцать, — уточнил Путифар. — Вы учились у меня одиннадцать лет назад. — Вот-вот, в третьем классе! А вы все еще преподаете? — Нет, я вышел на пенсию. Сошел со сцены, когда вы на нее взошли… — Встреча в точке пересечения! Они рассмеялись. В гримерку впустили стайку особо привилегированных девочек, волнующихся чуть не до обморока. Одри подписала им по фотографии, улыбаясь каждой девочке совсем не дежурной улыбкой. — Люблю детей… — сказала она, когда маленькие гостьи удалились. — И они отвечают вам взаимностью, — заметила мадам Путифар. Они еще поболтали о том о сем. Одри рассказывала о выматывающих гастролях, о звукозаписи, о беспрестанных приглашениях на радио и телевидение, о письмах, которыми ее заваливают. Про брата она не говорила. — А вы? — перебила она себя. — Теперь, когда вы свободны, что поделываете? — Ну… — отвечал Путифар, — ничего особенного… читаю… гуляю… — Во всяком случае, — заключила она, — я была очень рада вас повидать. Вы… вы были хорошим учителем. У него перехватило дыхание. «Хорошим учителем…» Нет, он не был хорошим учителем. Никогда. И сам это знал. Но сейчас он все отдал бы за то, чтобы ее слова были правдой. Да только поздно… Одри встала. — Простите, меня ребята ждут, мы идем в ресторан… — Вы ужинаете в такое время? — удивилась мадам Путифар. — Как видите… При нашем образе жизни какой уж режим… Она проводила их до двери. Пожали друг другу руки на прощание. — Я вам пришлю свой следующий альбом, мадам! — Спасибо, мадемуазель! Буду ждать с нетерпением. — И билеты на концерт, когда буду выступать в этих краях! — Спасибо! Они уже дошли до угла коридора, когда Одри крикнула вслед: — Месье Путифар! Он оглянулся: — Что?.. Она не ответила и не двинулась с места, так что он, оставив мать, повернул обратно. Когда он подошел к певице вплотную, обоих поразила разница в росте. Одри казалась сейчас совсем маленькой девочкой. Она подняла на него глаза, и он увидел, как изменилось ее лицо. Казалось, она вот-вот заплачет. — В чем дело? — спросил Путифар. — Дело в том… — замялась она, — дело в том, что я хотела… вы знаете… то кольцо… Я ведь за вами из-за этого и послала, но не осмелилась при вашей маме… Он не в силах был произнести ни слова. — Мне так стыдно… какой же я была дрянью… не понимала, до чего это ужасно… то, как я с вами поступила… Мимо них прошла компания ее молодых товарищей. — Одри, ты скоро? Догоняй! — Сейчас иду! Она подождала, чтобы они отошли подальше. — Вы знаете, меня это давно мучит. Как бы я хотела, чтобы этого не было… того, что я сделала. Я никому-никому не рассказывала, никогда… А вы?.. О, пожалуйста, скажите хоть что-нибудь… — Я тоже никому про это не рассказывал, — торжественно заверил он. — Никому, кроме мамы. Пусть это останется нашей тайной. У каждого ведь есть какая-то тайна, не так ли? Она кивнула, и он добавил: — Мне очень понравилась одна ваша песня, та, что вы пели соло под фортепьяно… На этот раз на глаза Одри действительно навернулись слезы. — Это про моего брата… Ему девять лет. У него такая болезнь… — Знаю, — сказал Путифар. — Я в курсе. Она явно удивилась. Кто-то еще окликнул ее с другого конца коридора: — Одри! Ты идешь или как? Несколько секунд они стояли молча. Она заговорила первой: — Насчет кольца… мне хотелось бы… Ох, я ведь ничего не могу сделать, чтобы исправить… но если бы вы были так добры… если бы вы могли… Слова, о которых она просила, сами сорвались с уст Путифара — он даже не решал ничего: — Я тебя прощаю. — Правда? — воскликнула она. — Правда прощаете?