– Знаешь, – выразительно посмотрела я на него, – мы, конечно, договор подписали, но заниматься подобной ерундой я не собираюсь. – Ничего видно не будет, обещаю! – стал заверять меня Кирилл. – Все самое сокровенное ты закроешь… Ну или я… С этими словами он показал мне селфи, которое прислал Октавий, предварительно замазав его лицо. На экране телефона я увидела весьма интересную парочку: Октавий прижимал к себе стройную брюнетку с тонким лицом и жгучим взглядом – должно быть, ту самую Лилит, которую выбрал ему Кирилл. Они оба были обнажены – по крайней мере, до пояса, и ее грудь он небрежно прикрывал собственной рукой, перекинув ее через плечо девушки. Я похолодела. Нет, выглядели эти двое мило, хоть фото и было отчасти вызывающим, но повторять подобное с Кириллом мне не хотелось. И почти тут же меня бросило в жар – я представила себя и его на месте этой парочки. Кажется, даже щеки запылали, но не от смущения, а от того, что я поймала себя на мысли, что мне бы это понравилось. – Ну как? – весело спросил Кирилл. – Никак, – отрезала я. – Лапать меня ты не будешь. – Можно подумать, я об этом только и мечтаю! – фыркнул он. – Но я должен сделать Окту ответку! Слушай, давай ты просто разденешься и встанешь у окна, а я сфотографирую тебя со спины? – Не хочу, – отрезала я. – Я тебя пальцем не трону! Господи Иисусе, лапуля, я не должен проиграть! – занервничал Кирилл. – Ты просто не представляешь, что на кону! Я вздохнула и выдохнула, не зная, что делать. Этот человек спас меня от людей Альберта. Значит, я должна ему помочь. Но раздеваться перед ним мне не хочется – бред какой-то. Мне это не нравится. Нужен компромисс. – Давай сфотографируемся иначе, – чуть подумав, ответила я. – Необязательно ведь повторять за ними. – Как? – живо поинтересовался Кирилл. И я полезла в интернет искать фото с влюбленными парочками, чтобы найти подходящий вариант. Прошло всего лишь полчаса времени, и мы стали пробовать сфотографироваться напротив огромного зеркала в прихожей. Я заставила Кирилла снять футболку, чтобы его торс был обнаженным, сама же надела его свободную клетчатую рубашку, расстегнув ее наполовину – так, что получилось своеобразное декольте. Для фотографии ему пришлось взять меня на руки, и я, выслушивая нескончаемый поток жалоб, обхватила его бедра ногами, прижалась к груди и положила одну руку на его шею. В другой руке у меня был его телефон – я делала селфи, пока Кирилл держал меня. Я сделала несколько первых кадров, и Кирилл недовольно заметил: – Застегни рубашку, слишком откровенно. – Нормально, – отмахнулась я. – Ты же вообще хотел, чтобы я ее сняла. – Ты бы стояла спиной, и никто бы ничего не увидел, – заспорил Кирилл, сильнее прижал к себе, чтобы подхватить поудобнее – я чувствовала его горячие ладони на своих бедрах, и это, честно сказать, сводило меня с ума. Слишком откровенными были эти прикосновения. Слишком часто начинало стучать сердце, и я надеялась, что Кирилл не услышит его. – Поцелуй меня в щеку, – велел он. – Так правдоподобнее будет. Я послушно коснулась губами его щеки – снова гладко выбритой и пахнущей морем. Может быть, все дело в геле для бритья, которым он пользуется? И вдруг вспомнила, как играла с ним в супер-джете. Кирилл, кажется, тоже это вспомнил. – И веди себя прилично, лапуля, – заявил он нахально. – Если что, я сдерживаться больше не буду. Это должно было стать угрозой, но стало обещанием, выполнения которого я ждала. Боже, да что со мной не так?! Я не должна думать об этом человеке. Вернее, я не должна думать о нем так. – Ты горячий, как печка, – хрипло сказала я, делая еще одно селфи – у меня дрожали пальцы. Не из-за близости с Кириллом, а сами по себе. Для меня это было нормально. – А ты тяжелая, как холодильник, – проворчал он, и все мое романтическое настроение как ветром сдуло. – Не ври! – возмутилась я, точно зная, что это не так. Я с детства была худой, и меня всегда хотели накормить, думая, что я недоедаю. Класса до девятого я стеснялась своих острых коленок и лопаток, а потом, что называется, из гадкого утенка превратилась в прекрасного лебедя. Еще и с веснушками и рыжими волосами смирилась – ко мне пришла уверенность в себе и понимание, что я хорошенькая. – Никогда не вру, – сдул прядь волос со лба Кирилл. – Видимо, ты много грешила, дочь моя, а грехи всегда много весят. – Уймись, – проворчала я, чувствуя себя в его руках довольно комфортно и почему-то точно зная, что этот клоун не отпустит меня, и я не рухну на пол. – Давай еще раз сделаем фото, мне предыдущие не нравятся. – Надоела, – закатил глаза Кирилл, но широко улыбнулся, глядя в зеркало, а я снова потянулась к его щеке. Однако в последний момент он повернулся ко мне, и я коснулась своими губами его губ. Кирилл не стал целовать меня – наверное, ждал, что это сделаю я, но я невозмутимо отстранилась и, делая вид, что ничего страшного не произошло, потребовала поставить меня на пол, хотя в который раз призналась себе самой, что была бы не прочь продолжить с ним то, что мы начали на супер-джете. В итоге фотографию Октавию мы отправили последнюю – ту, на которой был запечатлен поцелуй. Выглядели мы как настоящая пара, трогательно и романтично. Словно не было никакого договора, денег и побега. А были только мы. Глава 27 После впечатляющих селфи, от которых сердце стучало громче, мы снова пошли гулять – нам нравилось шагать по шумным московским улицам без маршрута, идти, не зная, куда приведет нас выбранный путь, но понимая, что одолеем любую дорогу. Кирилл все еще бесил меня, но порою я посматривала на него совсем иначе – не как на зазвездившуюся мечту миллионов девушек, а может быть, и парней, а как на обычного человека. Хотя… такие, как он, априори не могли быть обычными – слишком ярким был этот парень, слишком ярко светились его глаза, слишком яркие идеи посещали голову с вечно растрепанными, словно в художественном беспорядке, волосами. Кирилл был не такой, как остальные, и, глядя на то, как он улыбается на ходу, держа в одной руке сладкую вату, а в другой – кофе, я сама начинала улыбаться. Мне казалось, что Кирилл – Маленький принц, тот самый, из сказки, только его не укусила желтая змейка и не отправила обратно на свой астероид. Этот Маленький принц остался на земле и повзрослел. Узнал, что такое грязь, и не раз падал в нее, обрел популярность и любовь других, но сам остался одиноким. Не знаю, почему я думала, что Кирилл одинок. Мне так казалось с того момента, как он сказал про «Клуб 27». Но я не хотела спрашивать у него ни о чем – решила, что сделаю это позднее, когда мы станем ближе. Откуда в моей голове вообще появилась эта мысль – о том, что мы станем ближе, я понятия не имела. Она пришла ко мне тогда, когда мы встречали закат на Воробьевых горах – специально для этого нашли смотровую площадку после прогулки по набережной. Несмотря на усталость, прохладу, которая медленно, но верно приходила на смену жаре, на огромное количество туристов, и на то, что нам так и не удалось прокатиться на канатной дороге, я чувствовала себя умиротворенной. Стоя рядом с Кириллом, я касалась его предплечья своим и ловила взглядом последние лучи уходящего медного солнца, которое, словно бы на прощание, окрасило небо золотисто-медовыми красками. Да так, что все фото казались «открыточными» – яркими и красочными. Домой мы приехали поздно – решили, что было бы здорово посмотреть на ночной город со смотровой площадки. Ну как мы… Я решила, это мне было интересно. А Кириллу было все равно – он видел столько за свою жизнь, сколько мне и не снилось. Бывал в самых больших и прекрасных городах этого мира и наслаждался лучшими пейзажами. – Если тебе надоело, мы можем уехать, – осторожно сказала ему я, но он отмахнулся: – Нет, останемся. – Тебе наверняка тебе все это наскучило, – сощурилась я. – Мне ничто не может наскучить, если рядом интересный человек, – ослепительно улыбнулся он. – Значит, я интересная? – склонила я голову на бок. – Может быть, лапуля, – уклончиво ответил Кирилл. – Нравится наблюдать за тобой. Мне захотелось улыбнуться, но я не собиралась показывать ему своей радости. – Наблюдать, как за зверем в зоопарке? – усмехнулась я. – Как за ребенком, у которого восторг могут вызвать даже огоньки на зданиях, – развеселился Кирилл, намекая на мои восторги по поводу небоскребов вдали. Ему действительно нравилось наблюдать за мной – изредка я ловила на себе его взгляды, но делала вид, что не замечаю их. Все-таки он был странным – человеческие эмоции доставляли ему больше удовольствия, чем живописные городские пейзажи. Я не выдержала в такси, когда мы ехали домой. Я смотрела в окно, с восхищением ловя взглядом каждую мелочь ночного мегаполиса, каждый отблеск ярких вывесок, каждый отсвет огней большого города. А Кирилл смотрел на меня. – Влюбился? – неожиданно для самой себя спросила я, не поворачиваясь к нему. – Я бы и рад, но не могу, лапуля, – ответил он со своей обычной небрежностью в голосе, однако за этой небрежностью улавливалось что-то еще. Быть может, отголоски тоски. – Почему же? – сделала я вид, что обиделась. – Я что, недостаточно хороша для тебя, мистер Суперстар? – Достаточно, – ответил Кирилл и, развязно подмигнув, положил мне руку на плечо. – Более чем. Хотя белье я тебе рекомендую носить другое. Знаешь, с кружевами и… – Заткнись, – пихнула я его локтем в ребро. Я делала это, не задумываясь, что передо мной звезда первой величины – я поймала себя на мысли, что вообще забыла об этом. – И быть более нежной! – поднял указательный палец Кирилл. – Знаешь, мы, мужики, любим покорных женщин и все такое. – Жена должна быть послушной, – встрял с переднего сидения водитель, в чьем голосе слышался акцент. – Точно! – тотчас подхватил Кирилл. – А больше она ему ничего не должна? – нахмурилась я, на что таксист минут десять с готовностью перечислял мне, что, по его драгоценному мнению, должна делать жена своему мужу. Делать она должна была столько, что у меня глаза закатывались. И от его слов, кажется, устал даже Кирилл – он откинул голову назад и закрыл глаза. – …И на мужа обижаться тоже не должна. Вот какой должна быть хорошая жена! – торжественно заявил водитель, наконец выговорившись. – В такую жену надо потыкать палкой, – хмуро ответила я. – Зачем это? – Проверить, жива ли она. Я хотела донести таксисту свой взгляд на то, какими должны быть жена и муж, а также рассказать про равноправие, однако этого у меня не получилось – у него зазвонил телефон, и таксист, как-то вдруг подобравшись, прокашлялся и заговорил неуверенно и лебезяще. Я не сразу поняла, что позвонила его жена, а когда до меня дошло, я чуть не подавилась со смеху. Причем орала она так, что слышала даже я с заднего сидения. Я повернулась к Кириллу, чтобы поржать вместе с ним, но поняла, что он заснул. Его глаза были закрытыми, а грудь, обтянутая футболкой с Человеком-пауком, мерно вздымалась. Во сне он казался милым и каким-то беззащитным, и я поймала себя на мысли, что хочу смотреть на него еще и еще. На его лицо то и дело падали отсветы фонарей и вывесок, мимо которых мы проносились, и я, словно зачарованная, не могла оторвать от него взгляд. Не знаю, когда мои губы начало покалывать от странного, нестерпимого желания поцеловать его. Я с досадой прикусила нижнюю, но желание от этого никуда не исчезло, а противная память словно специально подсовывала мне воспоминание, в котором мы целовались в самолете. Я не заметила, как склонилась к Кириллу – меня тянуло к нему, словно магнитом. И вздрогнула, когда он вдруг, не открывая глаз, хрипло сказал: – Хочешь поцеловать меня? Я коротко выдохнула, поняв, что меня поймали, но положение неожиданно спас таксист. Закончив разговаривать с супругой, он резко затормозил с воплем, что мы приехали. – Хочу разбудить тебя, балбес! – тотчас выкрикнула я довольно громко. – Вставай, уже дома! Алло, вставай, бестолочь! Кирилл нехотя открыл взгляд и широко улыбнулся, словно знал, что я лгу. «Я же знаю, чего ты хочешь», – вот что говорил его взгляд. А мой… Мой взгляд ничего не говорил. Я старалась быть максимально отстраненной. Он не должен знать о моих чувствах. Ни к чему это.