Хапеда и Часке увидели, как Шонка, Красное Крыло и Татокано направились к палатке вождя. Они вошли в типи и вывели Уинону и Унчиду наружу. Потом, на глазах у всех, принялись разрушать палатку. Поломали шесты. Хапеда и Часке с отчаянием смотрели на Четанзапу. Но безоружные мужчины на площадке стойбища не могли этому помешать. Уинона и Унчида не шевелились. Старый Хавандшита тоже вылез из типи. Когда палатка Токей Ито была разрушена, Шонка подошел к Чентанзапе. — Созовите собрание совета! — приказал он громким голосом. — Отец резервации так желает. Когда соберется совет, вы узнаете, что произошло, почему это произошло и что еще должно произойти! У дакотов теперь новый вождь. Ваш старый недостойный предводитель не будет больше вами распоряжаться, и палатка Токей Ито — сына предателя — уничтожена навсегда! Хау! Четанзапа подскочил к нему. — Грязный койот! Изменник! Трус! — крикнул он Шонке, и вся накопившаяся в нем злоба вырвалась в этом крике наружу. — С оружием, которое тебе дал этот убийца Рэд Фокс, ты хочешь давить на нас! Не думай, что мужчины тебе покорятся! Оставь нас! Надо бы разрушить твою палатку и прогнать тебя, чтобы ты не поносил Токей Ито! Я сказал, хау! Шонка, Красное Крыло и Татокано подняли револьверы: — Молчать! — Я не замолчу… Все трое спустили курки, но Четанзапа уже отскочил в сторону, пули только задели его. Он швырнул Шонку наземь, ткнул Красное Крыло ножом в плечо и исчез между палатками и скалами. Взвыв, все трое понеслись за ним. Собравшиеся на площадке стойбища услышали беспорядочные выстрелы. Грозовая Тучка и Ящерка стояли рядом с Хапедой и Часке. Они дрожали от гнева и страха. Наконец стрельба затихла. Красное Крыло появился у драгун и стал перевязывать рану. Шонка и Татокано, тяжело дыша, вышли из-за скал, размахивая револьверами. — Вшивый койот убежал, — крикнул Шонка. — Это — смутьян и заводила, это — друг предателя. Он получит нашу пулю. А кто попытается помочь ему, спрятать его, того тоже ждет смерть! И я требую от членов совета, чтобы они содействовали нам. А не то я скажу Длинным Ножам, и они разрушат ваши палатки, а вас, ваших жен и ваших детей расстреляют! Я сказал, хау! Воины, которые считались членами совета, смотрели в землю. Наконец вперед тяжело выступил Старый Ворон: — Пусть между дакотами и Длинными Ножами будет мир! То, что вы сделали, было необходимо. Мы пустим по кругу в палатке совета трубку и закрепим наше согласие! Я сказал, хау! В палатке ждали, прислушивались. Надеялись, что Четанзапа все-таки сумеет убежать. Медленно текли часы ожидания. На следующее утро уехали драгуны. Днем позже ушли и индейцы-разведчики, исполняющие одновременно и обязанности полицейских. И тут же через день появился другой отряд. Обещанного продовольствия, однако, не доставляли. Хапеда, Часке, Грозовая Тучка, Ящерка, как и все, голодали. Щеки у них ввалились, руки стали худые. Один из драгун подошел и хотел дать девочке открытую банку консервов. Запах их вызывал у девочки отвращение, мужчина — ненависть, потому что это был враг. «Потом еще станет рассказывать, что накормил дакотскую девочку, словно голодную собачонку». Горе и отчаяние владели чувствами девочки, она молчала отвернулась. Драгун с консервами в руках отправился назад к своим и был осмеян товарищами. Этот отряд тоже скоро убрался, а продовольствия все не было. На четвертую ночь, когда все вокруг было тихо и спокойно, Хапеда испуганно вскочил со своего ложа. Он услышал, что у входа в палатку кто-то шевелится. Это был его отец, Четанзапа. Измученная мать спала так крепко, что ничего не слышала, а отец приложил палец к губам и дал понять, что будить ее не надо. Четанзапе нужно было перевязать раны. Мальчик знал, где у матери хранятся лыковые повязки, и помог отцу найти их. В две раны, видно, попала грязь, и они уже стали гноиться. Хапеда сунул отцу трех пойманных им ящериц, и Четанзапа проглотил их. Юноша позаботился и о зимней меховой куртке для отца, достал ему одеяло из шкуры бизона. Четанзапа взял вещи и дал мальчику поручение: Чапе — Курчавому и Чотанке нужно было поехать в агентуру и потребовать продовольствия, а Ихазапе и Острию Копья — разузнать что-нибудь о верховных вождях. — Ты еще придешь, отец? — прошептал юноша. — Или мне с тобой где-то встретиться? — Я прячусь в скалах. Если этих изменников и койотов не будет, каждую третью или четвертую ночь я буду приходить в палатку. Если случится что-то важное, найдешь меня у скалы, похожей на голову коршуна. Четанзапа исчез так же тихо, как и появился. Когда ночь была на исходе, Хапеда поднялся. До восхода солнца оставалось около часу. Воды было мало, и юноша обтерся снегом. Едва забрезжило утро, он вызвал из палатки восьми женщин Чапу — Курчавого и сообщил ему о тайном поручении Четанзапы. — Хорошо… очень хорошо… — Казалось, это поручение и в Чапу вдохнуло новую жизнь. — Хорошо. Твой отец выбрал настоящих мужчин. Ты можешь идти, Хапеда, Остальным займусь я. Когда солнечные лучи засияли над пустынной землей, над палатками, четыре воина тронулись в путь. Чапа — Курчавый и Чотанка поскакали на юг, к агентуре. Там сидели белые люди, которым было предоставлено право распоряжаться на землях дакотов, как в большом лагере для заключенных. Ихазапа и Острие Копья ушли пешком. И никто не помешал им. Хапеда встретился с Часке, своим другом и вторым руководителем Молодых Собак. Они решили, что надо начать охоту на птиц. Можно было ставить петли, можно было пустить в ход камни. Оба вожака так были уверены в успехе, что дети повеселели, и приподнятое настроение проникло во все палатки. Прошел день, другой, третий. Юноши все чаще и чаще посматривали, не покажется ли кто-нибудь из мужчин, покинувших стойбище. Утром пятого дня что-то появилось на юге. Хапеда и Часке выехали навстречу. То, что они увидели, очень удивило их. Большой фургон тащили два рогатых, худых, как щепки, отвратительных пятнистых животных. Позади были привязаны еще четыре таких же твари; шли они неохотно, спотыкались, далеко вытягивали шеи. На повозке сидел Чапа — Курчавый и погонял упряжку. Его мустанга вел в поводу Чотанка, который шагом следовал за ними. У палаток повозка остановилась. Одно из животных в упряжке от усталости свалилось. Мужчины, женщины и дети молча смотрели, что же предпримут Чапа — Курчавый и Чотанка. Чапа спрыгнул с телеги и выпряг обеих коров. Хапеда и Часке помогли ему. Эти животные, думали они, пожалуй, немного похожи на бизонов — у них есть рога, четыре ноги и шкура, но уж воняют они невыносимо. Чапа — Курчавый и сам едва не плакал. — Шесть коров! — сказал он. — Но мы их можем только заколоть, потому что они вот-вот околеют. А здесь, у наших палаток, да еще зимой, для них нет никакого корма! Этим утром мальчики и девочки поняли разницу между охотой и убоем. Но что значит разводить животных, они из этого примера усвоить не могли. Подошел Хавандшита. Вместе с Чотанкой они определили, как разделать тушу. Затем мужчины принялись снимать шкуру, а женщины отгоняли плетками голодных собак. Хапеда, Часке, Грозовая Тучка и Ящерка стояли вместе с остальными вокруг пустой повозки. Только Чапа умел с ней обращаться. А что перевозить? Время больших кочевий миновало. Начиналась зима, в палатках было холодно, а дров не хватало. Мужчины решили сломать ее и понемногу жечь. Только одно колесо Чапа поставил у своей палатки. Он объяснил Грозовой Тучке, что ему хочется получше разобраться, как оно сделано. Прошло еще три дня, и вернулись в стойбище Ихазапа и Острие Копья. Было созвано собрание совета, и скоро во всех палатках стало известно, что верховных вождей они нигде не нашли. Должно быть, они отправились со своими воинами через льды и снега далеко на север. Если они еще свободны, то прячутся от преследования Длинных Ножей, потому что боеприпасов мало. А над дакотами в резервациях поставлены теперь новые вожди. И неоткуда ждать помощи. Шонка сказал правду. Когда вся тяжесть известий была осознана, а мясо тощей коровы съедено, состояние у мальчиков и девочек стало такое, как будто им не вздохнуть полной грудью. Лужа поблизости совсем пересохла, и женщины тащились за несколько миль, чтобы принести питьевой воды. Умываться не приходилось. Непривычная грязь унижала, безнадежность угнетала узников резервации. Хапеда, его друг Часке и Грозовая Тучка только по вечерам ненадолго забывали о своем отчаянии и усталости. Вечерами они могли посидеть с Уиноной в палатке Четанзапы. И Унчида, которая жила теперь в палатке жреца, старалась в это время приходить сюда. Уинону на время покидала ее печаль. Она шила в сумерках одежду из меха, мокасины. Работала она не торопясь. — Для кого же ты шьешь? — спросила как-то Грозовая Тучка. — Я работаю ради своего сна, — ответила Уинона. — Что же у тебя был за сон? — допытывался Часке: от тайком посещал палатку бежавшего Четанзапы, ведь его приемная мать Белая Роза и ее муж, Шонка, не должны были знать об этом. — Что за человека ты видела во сне? — спросил Хапеда, ощупывая меховую куртку, которая, по-видимому, предназначалась для рослого стройного воина. — Моего брата, — призналась Уинона. — Он убит, — сказал Хапеда. — Я не видела его тела. Грозовая Тучка испуганно подняла голову. Она боялась лишиться последней надежды. — Он убит, — повторил Хапеда, ощущая такой же страх, что и Грозовая Тучка. — Но его дух не покорился, — строго возразила Уинона. — Он являлся мне во сне. Он вернется. Шли дни, недели, месяцы. Снова как-то вечером сидели мальчики и девочки у сестры Токей Ито. Уинона работала теперь реже. Вот и этот вечер она сидела сложа руки. И хотя почти не о чем было им говорить, они все равно собирались, искали поддержки друг в друге: Часке, Хапеда, Грозовая Тучка и Ящерка. Было уже темно, когда послышался конский топот. Это был топот крепких здоровых коней. Значит, кто-то чужой. Мальчики и девочки прислушались. Всадники доскакали до площадки стойбища. Топот смолк. Часке предположил, что приехало шестеро. Слышно было, как они спешились и направились к палатке Четанзапы. Дети так и оставались рядом с Уиноной. Полог распахнулся, и вошел Шонка, за ним — Татокано, три незнакомых воина и белый человек. Белый был в штатском. Татокано вырядился в какую-то совершенно немыслимую форму. — Раздуть огонь! — приказал белый, вероятно служащий агентуры; его сиплый, надорванный голос срывался на визг. Татокано перевел приказ. Грозовая Тучка выполнила его: она решила избавить Уинону от подчинения этому противному койоту. Пламя весело взвилось и осветило всех находящихся в палатке. — Вон, поросята! — цыкнул мужчина на детей. Медленно, сохраняя чувство собственного достоинства, поднялись мальчики и девочки, направились к выходу. Вторгшиеся в палатку мужчины расступились, давая им дорогу. Шонка бросил угрожающий взгляд на своего приемного сына Часке, а Хапеду схватил за руку: — Ты останься здесь! Мальчик остановился, не поворачивая головы. Грозовая Тучка, Ящерка и Часке выбрались наружу, но не стали отходить далеко от палатки, чтобы услышать, что произойдет. Шонка не спускал глаз с Уиноны и Монгшонши. — Встать! — заорал он на них, после того как белый человек провизжал это по-английски. Женщины поднялись. — В палатке будет произведен обыск. Женщины молчали. — Где вы прячете Четанзапу, этого изменника и убийцу? Он будет повешен! Красное Крыло умер от его ножевой раны! Женщины продолжали молчать. Лагерные полицейские принялись поднимать с пола одеяла и расшвыривать по сторонам. — О! — сказал Шонка и направился к Уиноне. — Ты держишь свои ноги в тепле! Ну-ка сойди с этой медвежьей шкуры! Уинона отступила в сторону. Белый с помощью Шонки развернул тяжелый серый мех. Хапеда впервые увидел, что тут было завернуто: длинная священная трубка, которую пускали по кругу, прежде чем приступить к трапезе у вождя, головной убор из перьев орла, недошитая куртка из бизоньего меха, крой для меховых мокасин и основание для ступательных лыж. Лица Шонки и маленького человека с визгливым голосом скривились в издевательской усмешке: — Собираешься одеть Четанзапу? И Шонка, и четверо других индейцев понимали, что женщины не будут отвечать. Однако белый ждал ответа.