— Где Четанзапа? — прерывающимся от раздражения голосом спросил белый. Женщины молчали. Шонка схватил Хапеду за плечо и пихнул его к матери: — Я заберу этого щенка с собой, если ты не скажешь, для кого шила одежду?! Монгшонша задрожала: — Я не шила ее. — Ты ее не шила? — Шонка оставил Хапеду и подступил к Уиноне. — Зачем шила ты? — Он выставил вперед подбородок. Белый собрал одежду. — Хау. Шила я, — сказала Уинона, и всех поразил ее новый незнакомый глухой голос. — И ты хочешь изготовить снегоступы? — Хау. Я натяну на них жилы. — И ты шьешь мокасины? — Хау. Я шью мокасины. — Так это ты, подлая волчица, помогаешь жить Четанзапе? — Нет. Белый окончательно потерял терпение: — Дай же ты этой бабе по роже! Отлупи это лживое отродье! Что она там лепечет? Кому она приготовила одежду? — Для кого ты шила одежду? — снова заорал Шонка. — Для Токей Ито. Шонка отпрянул и недоуменно уставился на девушку: — Ты что, рехнулась? Уинона молчала. — Для кого ты шила одежду? — Я тебе уже сказала. — Ты лжешь. Тот, о ком ты говоришь, давно сгнил! — Я с ним говорила. Шонка отступил еще на шаг, подтащил к себе Хапеду. — Если вы, женщины, будете помогать Четанзапе, я укокошу этого щенка! Поняли? Монгшонша закричала, как раненое животное: — Мой мальчик! — Поняла?! — Шонка снова сделал шаг у Уиноне. Уинона молчала. — Твой брат давно подох и закопан! — Я с ним говорила. Шонка пришел в замешательство. Белый был вне себя. — Хватит! — крикнул он Шонке. — Хватит возиться с этой идиоткой! Меня зовут Лэвис, и я еще в цирке Майерса научился обращаться с этими краснокожими свиньями. Уинона подошла к белому и, не говоря ни слова, выхватила у него из рук меховую одежду, положила ее на медвежью шкуру и уселась сверху. — Вы воры! — сказала она Шонке и мужчине, назвавшемуся Лэвисом. — Одежда принадлежит Токей Ито. Белый смотрел на индианку. «Пятеро вооруженных против такой штучки и эта штучка — побеждает!» Он готов был расхохотаться, но только свистнул. — Кто-то тут из вас сошел с ума, либо эта тетка, либо ты! — Она, — сказал Шонка. — Она помешалась. А кроме того, она еще умеет и колдовать. Ведьма! — Ведьма! — Белый решительно шагнул вперед и вдруг опешил: остановившийся взгляд Уиноны был устремлен на него, и он медленно отступил. — У нее действительно недобрый взгляд, — пробормотал он, и впервые голос его прозвучал тихо: ведь хотя он и не признавал никаких духов и колдунов, в глубине его сознания тоже жило суеверие. Он глянул на Монгшоншу. Когда Уинона села, села и та. Она снова поглаживала наполненную черными перьями люльку. Белый постучал пальцем по лбу. — Обе спятили! Пошли! А ты, — повернулся он, выходя из палатки, к Хапеде, — ты будешь повешен, если попытаешься что-нибудь сунуть отцу! Мы вернемся! Оставьте напрасные надежды! Ваш вождь Крези Хорс, или, как вы его зовете, Тачунка, сдался со своими воинами. Генерал Майлс преподал ему хороший урок. Крези Хорс с двумя тысячами людей, полу замерзшими, полуголодными, на пути в агентуру. Это для вашего сведения. Так что имейте в виду! Шонка со злорадством перевел эти слова. Пятеро индейцев и белый покинули палатку. Часке, Грозовая Тучка и Ящерка еще стояли неподалеку. — Проваливайте прочь, поросята! — И Шонка дал Часке пинка, как бы показывая, чему он успел научиться у белых. Дети отошли в сторонку и долго еще смотрели вслед ненавистным предателям и белому человеку. Всадники уже исчезли из поля зрения, а они все не двигались. Перед ними лежала бесплодная земля, над ними простиралось зимнее звездное небо. В палатках никто не собирался ложиться, пока лагерная полиция не покинула стойбище. Из типи Четанзапы выскользнул Хапеда и присоединился к друзьям. Он попросил девочек отойти в сторонку, потому что ему надо было поговорить с Часке о важном деле. Без всякой обиды девочки удалились. Мальчики остались вдвоем и Хапеда начал: — Часке! Я верю тебе, как самому себе. Никому не говори о том, что я тебе сейчас скажу! — Хау. Я буду молчать. — Тачунка Витко разбит. Он идет со своими в резервацию. Часке не проронил ни слова. — Дальше, — продолжал шептать Хапеда, — сегодня ночью придет мой отец. Я должен дать ему какой-нибудь еды, но у нас в палатке ничего нет, а мать боится у кого-нибудь спросить, потому что Шонка и этот злой человек по имени Лэвис пригрозили меня убить. Ты должен мне помочь. В палатке Шонки, где живет Белая Роза, сестра твоей умершей матери, нет ни в чем недостатка. Иди к своей приемной матери Белой Розе, скажи, что ты голоден, и попроси у нее мяса! — Я лучше бы откусил себе язык, чем стал попрошайничать. Да еще у жены паршивого койота. — И все же сделай это, Часке. — Хорошо, я сделаю это, хау. Часке с тяжелым сердцем направился к палатке, где жила Белая Роза, к палатке, которая и для него самого служила пристанищем. Белая Роза, жена Шонки, всех в стойбище сторонилась. В щель полога палатки виднелся свет, значит, огонь в палатке еще не потушен. Часке решительно шагнул внутрь, чтобы вдруг не отказаться от своего решения. Белая Роза сидела у огня и вышивала пояс. Подняв взгляд, она заметила Часке, и так как тот молчал, она спросила: — Чего ты хочешь? — Мяса! — ответил Часке, и слово это прозвучало так, будто он его выплюнул. — Поэтому-то ты и пришел в палатку? — Да. Пояс, который вышивала Белая Роза, выскользнул из ее рук. — Для кого тебе нужно мясо? — Не для меня. Разве ты не знаешь, что все голодают? Только в твоей палатке хватает еды.