- О чем это вы? - удивился ирландец. - И когда они говорили про охоту на оленей, вы решили, что речь идет о вас? А доблестный мичман с фрегата "Доннерер" тоже сиганул в окошко? - Еще бы! Но бедному джентльмену не повезло, он попал из огня да в полымя. Прямиком угодил в лапы медведя. 32 Итак, наш юный мичман имел несчастье угодить в лапы молодого медведя, привязанного возле дома на цепи. Сыновья хозяина, услыхав его крики, освободили юношу из могучих объятий и передали в руки ополченцев. В лагере его снова подвергли допросу. Но капитан Перси, теперь уже свято уверовавший в его невиновность и всеми силами пытавшийся вызволить Джеймса из тюрьмы, столкнулся с непредвиденными трудностями. Англичанин делал все, чтобы еще более усугубить свое положение. Молодой человек, казалось, потерял голову. Едва войдя в комнату, он стал держаться с такой надменностью, что немедленно вызвал раздражение всех офицеров. По ходу допроса капитану Перси не раз приходилось одергивать его. Допрос шел уже несколько часов и все без толку. Англичанин даже не пожелал ответить, вступал ли он в сговор с кем-либо из горожан при побеге. Ему устроили очные ставки со многими свидетелями, в том числе и с трактирщиком, известным нам под именем Бенито. Наконец подошел черед пригласить индейцев и Розу. - Итак, вы не признаете того, что встречались с Токеа и его близкими? - спросил капитан Перси. Пленник ответил: нет. - Вы знаете эту молодую даму? И тут в комнату под руку с двумя офицерами вошла Роза. Она поклонилась всем присутствующим. Офицеры поднялись, один пододвинул к ней кресло. Роза подошла к пленному, взяла его за руку и спросила: - Брат мой, отчего ты так бледен? Кто причинил тебе зло? Озабоченный, печальный взгляд девушки на мгновение вывел его из оцепенения. Он холодно и почти сердито поглядел на нее. - Роза? Это вы? Простите меня. И опустил глаза. Все ждали от него хоть каких-то слов, но он продолжал упрямо молчать. Роза растерялась. - Брат мой, отчего ты гневаешься? - с мольбой в голосе спросила она. - Неужто ты сердишься на свою сестру? Отвечай же, брат мой. Ах, почему ты не захотел остаться с нами! Ведь Канонда говорили, что бледнолицые убьют тебя. Сколь многих бед ты бы мог избежать! У бледнолицых холодные сердца, так ведь, брат мой? - еле слышно прошептала она. Но в ответ он лишь громко скрипнул зубами. Роза в испуге отшатнулась. - Мисс Роза, - после долгого ожидания сказал капитан Перси, - не могли бы вы ответить на наши вопросы? Пока Роза правдиво и бесхитростно рассказывала о жизни англичанина в вигваме мико, пленник упорно смотрел в пол. Лишь время от времени он кидал быстрый взор на девушку и снова опускал голову. Наконец, капитан Перси встал и проводил Розу к креслу. И тут же в комнату в сопровождении двух индейцев вошел мико. - Токеа! - вскричал юноша. Он пристально поглядел на вождя и снова потупился. - Черт бы побрал ваш вигвам, - пробормотал он. - Уж лучше бы я угодил прямиком в адское пекло. - Токеа, - спросил капитан Перси, - тот ли это человек, что оказался в вашем вигваме четырнадцать дней назад? - Тот самый. Белая Роза и та, кого уже нет на свете, привели его в вигвам мико. - Тот ли это человек, которому Роза и ваша дочь подарили одежду? Индеец кивнул. - Тот ли это человек, что покинул ваш вигвам без вашего ведома? снова спросил капитан Перси. - Капитан, я полагаю, что вам следует задавать вопросы, а не подсказывать индейцу ответы, - заметил один из офицеров. - Токеа, - гордо сказал мико, - дважды открывал рот и говорил бледнолицему правду. Мико спал, когда пришел этот белый человек. Мико был на охоте, когда тот покинул его вигвам. - Отчего же вы не рассказали нам этого прежде? - спросил один из офицеров Джеймса. Тот ничего не ответил. Индеец удивленно поглядел на него и проговорил: - Брат мой, ты можешь говорить теперь, ты можешь подтвердить слова мико. Токеа снимает печать с твоих уст. - Мико сам решает, что ему делать, не спрашивая других. Я поступаю так же, - сердито возразил англичанин. - Когда бледнолицый брат покидал мой вигвам, - сказал, качая головой, Токеа, - мико запечатал его уста, чтобы ни один из чужаков не ступил на тропу, что ведет к его вигваму. Ныне же Токеа лишился своего вигвама, вождь Соленого озера сжег его. Токеа отвернулся от вождя Соленого озера. Брат мой должен говорить. Не то бледнолицые решат, будто мико и его люди встали на одну тропу с сыновьями Великого отца Канады. - Капитан, вы полагаете, что все обстоит именно так? - спросил один из офицеров. - Я не сомневаюсь в этом. Из протокола первой беседы с индейцами нам известно, что Токеа взял с Ходжа честное слово, что тот никому не расскажет об их встрече. Между тем индеец продолжал внимательно разглядывать пленного. - Брат мой, - сказал он, - похож на буйвола, угодившего в ловушку. Верно, там он и утратил былую отвагу. - С этими словами он презрительно отвернулся от англичанина. - Джеймс Ходж, - сказал капитан Перси, - теперь вы должны рассказать о своем пребывании у индейцев. Мне приятно отметить, с каким мужеством и благородством вы держали данное вами слово. - Вам и так уже все известно от этой девицы. Пишите, что хотите. Поступайте, как знаете. - Вы имеете в виду мисс Розу? - гневно спросил капитан. - Ту юную леди, которая с риском для жизни помогла вам уйти от индейцев? Пленный покраснел и опустил глаза. - Итак, рассказывайте, - продолжал капитан. - И помните, что ваша честь ничуть не пострадает, ежели вы с должным почтением станете отзываться о тех, кто ни чем не заслужил вашего небрежения. - Больше мне нечего рассказывать, - смущенно проговорил англичанин. И я вовсе не нуждаюсь в вашей заботе и сочувствии. - Вы глубоко заблуждаетесь, коли полагаете, что в данном деле речь идет лишь о вас самом. Во имя чести вашей родины и флота, в коем вы изволите служить, вам надлежит рассеять подозрения, тяготеющие над вами. - Англия и ее флот в состоянии и сами постоять за свою честь, вскинув голову, заявил англичанин. - Просто вашу гордыню тешит то, что в ваши руки попал англичанин, над которым можно безнаказанно измываться. Поступайте, как вам будет угодно. - С молодым человеком что-то неладно, - заметил один из офицеров. По-моему, следует на время прервать допрос. Капитан задумался, потом снова обратился к юноше: - Итак, вы по-прежнему не желаете говорить? В ответ тот лишь покачал головой. Офицеры поднялись со своих мест. Пленного увели. Он вышел, не оглянувшись, погруженный в свои мысли. - Экий глупец этот мальчишка, - заметил один из офицеров. - Да, с подобным упрямством мне еще не приходилось сталкиваться, сказал другой. - Похоже, его терзают угрызения совести. - Ничего не понимаю, - сказал капитан Перси. - Прежде он держался на редкость учтиво, как истинный джентльмен. Его словно подменили. - Я простой плантатор, - сказал капитан ополченцев из Опелоузаса, - и мало смыслю во всех этих тонкостях. Но сдается мне, что мы имеем дело с упрямством истинного джентльмена. Он - настоящий Джон Булль, а посему упрям, как бык. Я видел его еще в Опелоузасе. Веселый малый, смешливый и язвительный, так и сыпал шуточками. А знаете, что его так пришибло? История с миссис Блант. Он никогда не простит ни себе, ни нам того, что выказал себя трусом. Бьюсь об заклад, он не вымолвит в свою защиту ни единого слова. И будет только рад, ежели мы решим его повесить. - Похоже, что так и есть, - согласился другой. - Лишите Джона Булля его дьявольского высокомерия, и вы увидите перед собой обычного упрямого быка. Этот парень от стыда совсем потерял голову, а посему его теперь вовсе не заботит судьба его шеи. Думаю, он даже хочет, чтобы его повесили. - Что ж, давайте так и сделаем, - заявил третий. - Чего мы с ним церемонимся? Повесим его, коли ему этого хочется. - Мы повесим его, если он того заслуживает, капитан Уэллс, - возразил один из сыновей сквайра. - Не прибавит чести нашей стране, если мы воспользуемся упрямством этого юноши, дабы нанести удар Джону Буллю. Мы собрались для того, чтобы расследовать это дело. Позвольте мне сделать еще одну попытку. Надеюсь, я сумею заставить его говорить. Приведите его и ирландца. - Превосходно, мистер Коупленд, - согласились офицеры. - Ничего не имеем против. Некоторое время спустя в комнату ввели Джеймса и ирландца. - Мэрфи, - дружелюбно обратился Коупленд к ирландцу, - кое-кто из нас еще не слыхал вашу историю. Расскажите-ка нам про ваши приключения в логове разбойников. - Ради бога! Прошу вас, не надо! - вспыхнув, вскрикнул Джеймс. - Ваши благородия! - почесывая за ухом, сказал ирландец. - Скажу по чести, сын моего отца - изрядный дурень. Но куда большим дурнем сделался после той истории этот джентльмен. Но держу пари, что он совсем рехнется. - Мистер Ходж, если вы соизволите, наконец, заговорить, - обратился молодой Коупленд к англичанину, - вы избавите нас от необходимости слушать рассказ вашего соотечественника. Сообщите нам все, что необходимо, и мы, возможно, не станем настаивать на унизительных для вашей чести подробностях. Пленник долго молчал, раздираемый мучительными противоречивыми чувствами. Когда же ирландца вывели из комнаты, он, наконец, собрался с духом и приступил к рассказу. Выслушав его, капитан Перси сказал: - Молодой человек, можете считать, что вам повезло. Ваши судьи выказали терпение, коего вы не заслуживаете. Надеюсь, ваше дело завершится благополучно. 33 Глядя на Розу, нетрудно было заметить, что она чем-то раздражена и обеспокоена. Причиной сего, вероятно, был дом миссис Паркер, во многих отношениях не самый подходящий для того, чтобы примирить наивное дитя природы с тягостными условностями цивилизованной жизни. Полковник Паркер принадлежал к одному из аристократических семейств, что перебрались сюда из Виргинии и перенесли на свободные земли нового штата уклад и привычки английской аристократии. Не претендуя на титулы, они, тем не менее, знали свою родословную не хуже, чем их английские титулованные родичи. Правда, теперь полковник придерживался демократических воззрений, сразу после переезда он примкнул к партии президента. Убежденность, с коей он отстаивал перед капитаном Перси правоту сквайра, казалось, подтверждала незыблемость его политических принципов. Однако друзья дома полагали, что полковник просто поддерживал взгляды большинства жителей штата, у которых были не в чести аристократические замашки виргинцев. А его деятельное участие в оппозиции, выступившей на собрании против главнокомандующего, объяснялось нежеланием потворствовать диктаторским замашкам человека, который, если верить слухам, был выходцем из весьма заурядного ирландского семейства. Те же друзья поговаривали, что полностью одобряя политическую гибкость супруга, миссис Паркер тем не менее поддерживала тесные связи с аристократической партией своего родного штата Виргиния, уповая на то, что нынешние демократические настроения в недалеком будущем уступят место более достойным - аристократическим. Миновало уже десять лет с той поры, как они перебрались сюда из Виргинии, и все эти годы миссис Паркер оставалась образцовой женой и хозяйкой. Изнеженная, привыкшая к роскоши, она сносила бесконечные лишения с таким спокойствием и смирением, что поневоле вызывала восхищение соседей. Она ободряла и утешала супруга, стараясь находить крупицы радости в их нелегкой жизни. Она и теперь с гордостью показывала гостям крохотный домишко, где когда-то они жили с детьми. Она указывала на место, где прежде стояло фортепьяно, на котором она после многотрудного дня наигрывала по вечерам своим близким религиозные песнопения, а также демонстрировала самодельные, поношенные платья, висевшие тут же в память о былом. Нет слов, миссис Паркер была особа высоконравственная и весьма ученая, и хотя при огромном богатстве она жила довольно скромно и непритязательно, в ней ощущалось истинное благородство, вследствие коего дамы из хороших семей всегда служат примером для своих сограждан. Никто не решился бы упрекнуть миссис Паркер в оскорбительном высокомерии, однако между нею и прочими жителями городка оставался некий холодок в отношениях, едва заметный и тщательно скрываемый, - впрочем, легко распознаваемый в этих краях, где люди равно высоко ценили и личные, и общественные добродетели. Розе нелегко пришлось в этом доме, в окружении образованного, утонченного семейства Паркеров. Поначалу девушка точно пробудилась ото сна, она весело улыбалась, душа ее радостно потянулась навстречу новой жизни. Но вскоре она столкнулась с неведомыми ей доселе нравами и обычаями, и, при каждом таком столкновении она робко отходила в сторону и замыкалась в себе. Она с горечью осознавала скудость своего образования и частенько опускала глаза, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы. Правда, подолгу горевать она не имела обыкновения, да и природный ум помогал ей быстро наверстывать упущенное. То, что девушка долгие годы жила вдали от цивилизованного мира, более прочего выдавала ее речь. Ей то и дело не хватало слов. Пытаясь выразить какую-нибудь мысль, она боролась с мучительной неловкостью. На манер индейцев она молча выслушивала собеседника и погружалась в долгое размышление, прежде чем дать ответ. Впрочем, повествуя о чем-либо, она не ведала никаких затруднений, ибо была поистине поэтической натурой.