praeteritum Снова вспоминаю ту самую ночь долгожданных откровений. И Ч’айю: с поникшими плечами и сжатыми кулаками, только теперь позволившую заметить, как нелегко ей сохранять спокойствие и неподвижность. Почти как чу-ха, которым и двух минут на месте не усидеть… Меня прямо подшвыривает сменить тему, чтобы дать девчонке передышку. — Ты, пунчи, говоришь о небожителях каких-то… А я вот в толк не возьму, как моя скромная персона оказалась в компании таких гениев? Джнкина-там мгновенно переключается. Был бы живым существом, я бы подумал, что даже с охотой. — Ты написал кошмар, — просто говорит он. — Многослойный. С нереальным количеством вероятностных сцен. Когда спящему богачу становилось невмочь, он мог силой воли отмотать сон назад, и развитие шло по новой ветке. Я недоверчиво кривлюсь: — И это было достаточно, чтобы попасть в одну кассету с учёными и хозяевами дзайбацу? — Сцен было так много, что просмотреть все якобы не удалось никому. Впрочем, в моих базах есть задокументированные свидетельства двух полных просмотров. Но оба обладателя мнемоморфического пакета попали в лечебницу без шансов восстановить когнитивные функции. Это ли не высокое искусство, Ланс? Мне становится капельку не по себе. Нет, не капельку. Я ошарашен. Как бы то ни было, это осталось в прошлом. Сейчас всё иначе. Но напугать сам себя я всё же сумел, пусть и с помощью Диктатиона. Ч’айя однако же передышку действительно получает. —…Моя бабка… — говорит она так, словно в горло набилось пыли. — Флориана… где она? Почему ты/вы не разбудили именно её? Диктатион отвечает тоном заботливого слуги. — Увы, сударыня, твоя бабушка скрутила хво… Прости. Умерла, — участливо исправляется он. — Прими мои соболезнования. Это случилось незадолго до полноценного старта всей системы. Зато позволило ей контролировать запуск и первые годы спячки контрольной группы. Ты должна знать, что к тому моменту госпожа Флориана была тяжело больна, и не хотела тащить свою хворь в будущее всего вида. Она сознательно не легла в капсулу. Тогда стержневое присутствие мы поддерживали почти одновременно с Абзу, почти без жёстких разделений, и вместе застали печальный момент её угасания… Ч’айя вскидывает голову, а в карих глазах мелькает знакомое — хищное, накрепко связанное с Куранпу. — Я помню её перед сном! — с жаром шепчет девушка. — Точнее, помнила… кажется… — Всё верно. — Если бы сейчас в комнате находилась полумёртвая марионетка фер вис Кри, в этот момент она бы обязательно склонила плешивую голову. — В это долгое путешествие тебя провожала именно она. — А мой отец⁈ Мать⁈ — Тебе придётся принять это, Ч’айя, но ещё до заморозки твоего «Корня» отец отбыл. Далеко… Систему решили задублировать твоей сестрой в другой точке планеты. Кареглазка вскакивает, заставив вздрогнуть. — У меня есть сестра⁈ — Исходя из сказанного, логично предположить, — отвечает джинкина-там, а мне хочется расшибить все до единой консоли в этом белоснежном яйцевидном убежище. — Старшая, как и у твоей титулованной бабки, но свежих данных о ней у меня нет. Однако мне на 84% известно, что ваш отец погиб вместе с дублирующим «Корнем». Мощнейшее землетрясение. Непредсказуемо мощное для того конкретного региона. Склонен спрогнозировать, что вместе с ним Тиам покинула и… Губы Ч’айи дрожат, когда с них срывается короткое и почти беззвучное: — А мама? — Сесилия Кеменер-Вишванат была убита задолго до активации «Корней». В ходе боевых действий. Далеко не все жители планеты одобряли избранный твоими предками путь консервации. Я прикусываю губу, отставляю пустую кружку и невольно кошусь на лежащие на кровати башеры. Внутри всё клокочет. Взрывается волнами недоумения и ярости. Подумать только, наши предки грызли друг друга даже на пороге тотального исчезновения⁈ Такое возможно⁈ Однако виртуа-Лансы дружно соглашаются, что сейчас вспышке нужно найти иное применение и у нас есть конкретный объект заботы. Подступаю к девчонке, всё ещё стоящей столбом. Чуть подрагивающей. Хрупкой, будто пустынный цветок. — Ч’айя? — спрашиваю тихо, как будто Диктатион не может расслышать. — Ты в порядке? Мне хочется обнять и прижать её, но благоразумие вновь берёт верх (бывает же!). Она оборачивается, чуть затравлено, но тень Куранпу вновь прячется на дне карих озёр. — Знаешь, на удивление… — отвечает Ч’айя, удивив вмиг окрепшим голосом. — Я словно услышала истории про совершенно незнакомых мне людей. И если сначала что-то дрогнуло вот тут, — она кладёт на грудь пальцы, а я мудро не слежу за ними взглядом, — то сейчас ничего не отзывается. Мне нестерпимо хочется добавить, что это называется пределом одиночества. Отчасти знакомым мне, достигнутым и оставленным за спиной. Но я молчу. Не пытаясь ни сесть, ни отстраниться, Ч’айя снова смотрит на чуть покатый потолок и спрашивает: — Как меня звали? На самом деле? У меня ёкает в сердце, но услужливый борф Диктатион успевает ответить до того, как я смог бы помешать. — София Кеменер-Вишванат. Ланс, ты тоже хочешь знать настоящее имя? — Нет! Я отступаю в угол и осознаю, что выкрикнул это слишком громко и с неуместной резкостью. Прокашливаюсь, машу раскрытыми ладонями и добавляю чуть спокойнее: — Нет, меня всё устраивает. Пока, во всяком случае. А вот Ч’айю, судя по всему, не устраивает. Потому что она хмурится, будто готовясь разреветься, и задаёт ещё один вопрос. Острый и ядовитый, словно жало травяного скорпиона. — А у меня были?.. — робко начинает девушка. И осекается, будто не зная, как закончить мысль. Или же не решаясь. Однако же Диктатион снова всё понимает. На этот раз отвечая с тактом, которому бы позавидовал самый деликатный и умудрённый интригами вистар. — Несмотря на очевидное достижение тобой детородного возраста, Ч’айя, детей у тебя не было, — говорит он. — Ты осознанно посвящала себя науке, если такая формулировка будет угодна. Меня будто пыряют ножом. Одновременно в бок, грудину, лоб и жопу. Ощущаю, как бледнею. Стараюсь удержать частоту дыхания и даже прикрываю глаза. А у меня? Вдруг у меня были дети? Жена? Родители, которые тоже где-то там … Как поменяется моя жизнь от осознания того, что они давным-давно мертвы, или же ждут, замурованные в «Корне»? Я не задаю вопроса. Не потому, что это может помешать справиться с предстоящими испытаниями. Нет, и вовсе не потому, что испугался. Я редко чего боюсь, улица научила. Нет, совсем не поэтому… Глава 7 ИСПЕЙ СВОЮ ЧАШУ Однажды к мудрому, убелённому сединами старцу пришли молодые чу-ха. Сгрудясь и отдавливая друг другу хвосты, они скромно замерли на пороге и робко попросили мудрого старца поделиться крупицами знаний. Они спросили его: «о, мудрый старец, ты научил сотни голов молодняка несгибаемому терпению, умению прощать, добросердечности и любви ко всему живому; ты научил их множеству добродетелей. Ощущаешь ли ты, мудрый старец, причастность к общему просветлению Тиама? Видишь ли, как свет доброты с победным кличем гонит прочь тьму скуднодушия и злобы?». Мудрый старец молчал очень долго, но паломники всё не унимались и спрашивали, и спрашивали, при этом наперебой перечисляя достижения мудрого старца. Наконец тот вздохнул, пригладил уши, и с лёгким кивком сказал: «Отцепились бы вы от меня, ребята? Мне ещё крышу чинить и ужин готовить». Сейчас я как никогда понимал этого мудрого персонажа из глупой притчи. Звуки стали приглушёнными, даже несмотря на непрерывный шум со всех сторон. Запахи, к слову, тоже едва заметно изменились… ощущались будто бы наполовину поблёкшими. Даже пайма, глоток которой я сделал минуту назад, показалась не такой ароматной.