Я хотела сказать так много, нет, я хочу сказать так много. Так много, что даже не знаю, с чего начать. И решаю начать с конца, который в то же время каким-то образом и начало, и каждое мое слово равносильно шагу какой-нибудь девочки, только что научившейся ходить. – Простите меня, – говорю я. И повторяю это до тех пор, пока родители не оказываются рядом со мной на полу, а Бен не выходит из кабинета, чтобы предоставить нам свободное пространство. – Понимаю, почему вы хотели, чтобы я ушла. Я никогда не хотела причинить вам боль и никогда не хотела причинить боль Иззи. – Начинаю рыдать, слова льются из меня нескончаемо, тихо и медленно, но нескончаемо. – Золотко, мы это знаем, – говорит папа, прижимая меня к себе. – Мы это знаем. – И я слышу то, чего он не говорит. Что он любит меня и тоже сильно страдает. Что это было страшное время, и закончится оно еще не скоро. Мама сжимает мою руку. – Мне так ее не хватает. – От возможности произнести это становится намного легче. – Нам тоже, – говорят они оба в один голос. – И по тебе мы тоже очень скучали, – тихо добавляет мама. – Мы собирались устроить видеовечер, – начинаю я. – Когда вы ушли, я просто зажгла свечи. Иззи не хотела, она сказала, чтобы я этого не делала. – Голос у меня срывается, и приходится секунду переждать, пока смогу продолжать. Я закрываю глаза и думаю о Леви. Проще ни на кого не смотреть, сказал он. – Но я их все-таки зажгла. На мне была футболка Иззи, помните? И мы обе уснули. Больше я ничего не знаю. Больше мне ничего не вспомнить. – Рука моя судорожно вцепилась в отцовскую футболку-поло. – Это был несчастный случай, – неуверенно говорит он. Но мы оба знаем, что и у несчастных случаев есть свои причины. Чаще всего у истоков стоит кто-то, кто проявил беспечность или переоценил собственные силы. Чаще всего несчастный случай таковым не является. Чаще всего это логическое следствие, которое мы не хотим признавать. – По дороге домой мы увидели мигающие огни пожарных машин и дым, и первой мыслью у меня было: «Пусть это, пожалуйста, окажется не наш дом!» – Комнату заполняет дрожащий мамин голос, и я чувствую, как на миг задерживает дыхание папа. – Твой папа ехал все быстрее, но потом мы уперлись в ограждение. Мы выскочили из машины и бросились к дому. И тут я увидела весь этот дым, воду, много людей. В голове было пусто. И только страх. Страх, что мне скажут, что мои дети… – Мама рыдает громче прежнего, и мне удается, открыв глаза, взглянуть на нее. Папа берет ее за руку. – Там была машина «Скорой помощи». Нас пытались удержать, но я рвалась к вам. Я думала, что задохнусь. Дышать становилось все труднее, руки были совершенно мокрые от пота, я… – Они крепко держали меня, а я сказал им, что мы ваши родители, что это наш дом. Твоя мама в эту минуту уже давно была с вами, – спокойно добавляет папа. – У вас ожоги. Дым. Дыхательный аппарат. Я не знала, выживете ли вы. Я была не в состоянии ясно мыслить. Внезапно все стали кричать наперебой, им нужно было реанимировать Иззи. Меня оторвали от вас, я кричала. Я все кричала и не могла остановиться. В какой-то момент я осознала, что твой отец обнимает меня, и услышала, как врач говорит «сожалею». Больше ничего говорить было и не нужно, я поняла, что Иззи не выжила. Мы поехали с тобой в больницу, горю предаваться я еще не могла, слишком сильно хотела, чтобы выжила ты. Мо лежал рядом с тобой, санитар обрабатывал ему ухо и ожоги, а врач оказывал помощь тебе. Состояние у тебя было критическое, ты, как Иззи, слишком надышалась дымом. Но ожоги у тебя были не такие сильные, как у нее. Не такие сильные – видит бог, и этого хватило сполна! В ту минуту я все бы отдала, чтобы избавить тебя от них. Все бы отдала, чтобы вернуть Иззи. – Мама делает вдох, один, другой. Она смотрит мне в глаза, и в ее взгляде нет упрека. – Я так четко все помню. Была гроза. Когда мы все тебе сказали, дождь лил как из ведра. И единственное, что далось так же тяжело, как потеря Иззи, это необходимость сообщить тебе, что она не выжила. – Нам самим сперва требовалось осознать это. А когда ты очнулась, когда узнала об этом, тут… Тут мы потеряли и тебя, – говорит папа. – Как будто Иззи забрала тебя с собой. Словно вы не могли отпустить друг друга. Ты замолчала, Ханна. Каждый день я ничего не желала, нет, мы ничего не желали сильнее, как того, чтобы ты снова заговорила. Мы знали, что потеряли одного ребенка. Когда ты замолчала, я… я подумала, что мы потеряли и тебя. Нет, хуже, что ты сама себя потеряла. – Мама качает головой, плотно сжимает губы. – Я уже не знала, что делать. Мы не знали. Твой папа ушел в себя… Скорбь может стать тюрьмой. В ней можно потеряться и остаться в плену навсегда, – шепчет она, и голос у нее срывается. – Простите меня, – снова шепчу я, потому что не знаю, что еще сказать. Потому что это правда. – Я не хотела. Я думала, что больше вам не нужна, потому что я… До конца договорить мне не удается, потому что мамины руки притягивают меня к себе, а вместе со мной и отца. – Никогда больше так не думай! Была бы здесь Иззи, она бы тебе такую головомойку задала! – Будь здесь Иззи, все было бы по-другому, – возражаю я. – Иззи навсегда останется с нами, – папа гладит меня по голове. Возможно, он прав. Наконец у нас немеют ноги. Я устала, чувствуется, сколько сил мне стоил этот разговор. Папа встает, помогает подняться нам с мамой, и я, вытирая последние слезы, иду к двери посмотреть, там ли Бен. Смущенно улыбаюсь ему. – Спасибо. – О, Ханна. Я же ничего не сделал, – подмигнув мне, говорит он, входя в кабинет. – Господин… – начинает мама, но Бен, тут же подняв руку, оказывается проворнее. – Бен, просто Бен. – Спасибо, что позаботились о Ханне. – Думаю, благодарить нужно скорее Пиу и Яну, руководивших лагерем. И Леви. – А кто, собственно, этот Леви? – отец смотрит на меня таким особенным взглядом, и я понимаю, куда он клонит. – Ученик «Святой Анны» и бывший лагерный вожатый, – поясняет Бен, но взгляд отца направлен только на меня, и я невольно улыбаюсь. Леви – парень с жуткой кепкой, татуировками и чудесной гитарой. Родителям пора уезжать, как бы им ни хотелось остаться и как бы мне ни хотелось, чтобы они никуда не уходили. – Мы скоро опять увидимся. Может, ты в выходные навестишь нас? – Да, мам, навещу. – Ты снова разговариваешь, – все еще не веря, говорит она, когда мы выходим из кабинета Бена, и обнимает меня. Они прощаются, и я провожаю их к выходу. Наш путь лежит через актовый зал, и я замечаю двух мальчишек из комнаты Леви. Прищуриваюсь… и вот она. Красная кепка, которую я узнала бы где угодно. Но он слишком далеко. – Леви, – шепчу я. – Что ты сказала, золотко? – озабоченно спрашивает мама. – Леви, – повторяю я громче, но все еще слишком тихо. Я не могу оторвать от него взгляд, а он удаляется от нас. – Тот самый Леви? – слышу папин голос, но ответить не могу. Теперь или никогда! – Леви! – кричу я его имя, кричу изо всех сил. Он, остановившись, не шелохнется, и я стою, затаив дыхание. Оглянись. Оглянись. Оглянись. Оглянись. Эта мысль крутится у меня в голове, словно ее поставили на повтор, и я надеюсь, что это поможет. Мысль помогает, он оглядывается. Между нами и мимо нас проходят люди, но я вижу только его. Наши взгляды встречаются. Мои ноги приходят в движение, я несусь к нему и, немного не добежав, останавливаюсь. – Мы же знаем эту девчонку, – говорит один из друзей Леви. По-моему, его зовут Йош. Я улыбаюсь так искренне и свободно, как давно уже не улыбалась. Леви пристально смотрит на меня своими зелеными глазами. Они прекрасны. Кажется, я по-настоящему замечаю это только сейчас. Он смотрит, а у меня мурашки по коже. Не помню, когда кто-нибудь так смотрел на меня в последний раз. Так, словно я этого достойна. Потеряв тебя, Иззи, я думала, что потеряла все. Наверное, это не ошибка, потому что тогда так и было. Но что, если я потихоньку все обретаю вновь? Возможно такое? Можно ли потерять саму себя, а потом обрести вновь? Глава 42 Леви ИНОГДА ЖЕЛАНИЯ ИСПОЛНЯЮТСЯ – Скажи еще раз. Улыбка Ханны становится шире. – Леви. Мне не послышалось. Она произнесла мое имя. Она стоит передо мной. Она разговаривает. Голос у нее совсем не такой, как я думал, – намного прекраснее.