Посреди коридора вдруг останавливаюсь и сжимаю кулаки. Я знаю, что нужно сделать. И эта мысль, которая превращается в чувство, разрастаясь во мне, напоминает о том, что стен больше нет и что-то изменилось. У этой мысли голос Иззи. Это искра, которая была со мной всегда, потому что эта искра – я. – Ханна, что случилось? – Сара растерянно смотрит на меня, Лина тоже. И я делаю это, закрыв глаза, даю мысли превратиться в слово и… – Спасибо, – шепчу я. Мой голос – я с трудом узнаю его. Он чуть более хриплый, чем тот, что сохранился в памяти, не такой мягкий. Но он есть, и это так хорошо. Глаза жжет от слез, во рту пересохло. Я что-то сказала. У Сары тоже в глазах слезы, она захлопывает рот ладонью. У Лины рот так и остается открытым. – Скажи еще раз! – требует она, и я улыбаюсь, потому что только этого и хочу. – Спасибо. За все. Меня едва слышно, это по-прежнему шепот, и, чтобы произнести эти слова, требуется целая вечность, но мне все равно. В конце концов, важно лишь то, что я это делаю. Говорю. Я нашла то, что считала утраченным – и я имею в виду не только голос, нет, я имею в виду гораздо большее. Сара с Линой бросаются обнимать меня, почти душат в объятиях, и Лина тоже не в силах больше сдержать слез, принимается ругаться на чем свет стоит. – Ханна разговаривает! С ума сойти! Но горе тебе, если станешь трепаться без умолку! Они наконец отпускают меня, я последний раз обнимаю их, а затем разворачиваюсь и убегаю. Мне нужно сделать кое-что важное. Пять минут спустя я стучу в дверь Бена. Никакой реакции. Стучу еще раз. Его там нет. Я уже собираюсь уютно устроиться у двери, как Бен поворачивает из-за угла с сэндвичем в руке. – Привет, Ханна! Тебе… лучше? Не ожидая ответа, он открывает дверь и приглашает меня войти. Сердце у меня подпрыгивает к горлу, я делаю глубокий вдох и расслабляюсь. Я сумею. Это со мной, это всегда было со мной. – Да, – говорю я. – Нормально. – Я немного гнусавлю, сама не знаю почему. Бен чуть не роняет сэндвич, но в последнюю минуту успевает спасти его. Он смотрит на меня с удивлением и ужасом. – Леви был прав, – только и говорит он, а я размышляю, о чем это он. – Ты снова можешь говорить. Я робко киваю. Не знаю, могу ли, но пытаюсь. – Садись, пожалуйста! И мне нужно сесть. – Бен, отложив сэндвич в сторону, расслабляет узел галстука. Вслед за этим раздается короткий радостный смешок. Мы оба садимся, и я жду, пока он заговорит. – Прости, Ханна! Это так невероятно – невероятно здорово. – Он приветливо улыбается, и его искренний взгляд согревает меня изнутри. – Чем я могу тебе помочь? Пока мужество, а с ним и искра не оставили меня, я выговариваю слово за словом, медленно, сосредоточенно и обдуманно. Но это трудно. Мне нужно время. – Родители, – я сглатываю ком в горле. – Ты можешь… можешь ты позвать их сюда? – Я говорю так тихо, что Бену приходится наклониться ко мне, чтобы что-то понять. – Мне нужно попросить твоих родителей приехать? Я киваю. – Да, конечно. Завтра? Еще кивок. От некоторых привычек следует отказаться, хоть я сама же их и завела. Ты можешь просто сказать «да», Ханна! – Ты уверена? – Да. Я так часто теряла и находила себя, что не знаю, что в конце концов осталось. Знаю только, что всегда крепко держала тебя. Что будет, если я теперь отпущу, Иззи? Кто упадет – я или ты? Глава 41 Ханна ЕСЛИ СДЕЛАН ПЕРВЫЙ ШАГ, СДЕЛАТЬ ВТОРОЙ УЖЕ НЕСЛОЖНО – Ты уверена, что хочешь этого и что мне стоит здесь остаться? Да, уверена. Я киваю, курсируя взад-вперед по кабинету Бена. Он, по моей просьбе, не сказал родителям, что я хочу поговорить с ними. Что я снова могу говорить. Я присутствовала при их телефонном разговоре. Он лишь попросил их о встрече, чем скорее, тем лучше. Родители должны вот-вот появиться. Каждые две минуты я вытираю потные руки о джинсы, такое ощущение, будто меня сейчас стошнит. В голове снуют тысяча вопросов, тысяча опасений и мыслей. В лагере я еще считала, что родителям не нужна. Сегодня я в этом уже не уверена. Но что, если это все-таки так? Что, если они действительно ненавидят меня? Я могу это понять. Я и сама себя ненавидела – и думаю, что до конца это не пройдет никогда. Я навсегда останусь виноватой в смерти Иззи и никогда этого не забуду. Раз, два три. В дверь стучат, и я вздрагиваю. Вот и они. Бен идет к двери, открывает ее и здоровается с моими родителями, а я торчу посреди комнаты, не в силах сдвинуться с места. Язык словно онемел, давление в груди растет. Вижу родителей, и перед глазами появляется пелена. Но я еще в состоянии владеть собой. Пока папа не заметил меня, и я не осознала, как он встревожен, пока мама, взволнованно взяв Бена за руку, спрашивает: – Где Ханна? С ней все хорошо? Что-то случилось? – Она еще не обнаружила меня. – Я здесь, мама, – тихо говорю, не в силах больше сдерживать слезы. Все замирают. Папа бледнеет, мама поворачивается ко мне. Оба они просто смотрят на меня, и никто из них не шелохнется. Стоит невероятная тишина. – Я здесь, – повторяю без сил. Они бросаются ко мне, заключают меня в объятия, мама рыдает, а папа спрашивает, правда ли все, что происходит. Я едва удерживаюсь на ногах. Не знаю, как долго я уже стою тут и плачу, как долго плачет мама, и оба они, обнимая, удерживают меня. Я ощущаю усталость, такую усталость, какой давно уже не чувствовала, и покой. Покой, которого мне так не хватало. Папа первым отпускает меня, пытаясь восстановить дыхание. Он, проводя рукой по волосам, оглядывает меня с головы до ног и целует в макушку. Мама пытается взять себя в руки, но напрасно. Тушь у нее размазалась по лицу, щеки пылают, по ним бегут слезы, а она все гладит и гладит меня по голове. – Сядьте, пожалуйста, – наконец вежливо просит Бен, приставляя дополнительный стул. Я сажусь рядом с ним на пол. Мне нравится там сидеть. Родители сдвигают кресла вместе, и папа кладет руку маме на колено. – С какого времени?.. – спрашивает он, не закончив вопроса. – Как?.. – спрашивает мама. Я, подняв взгляд на Бена, киваю. – Спасибо вам, что пришли. Вам нужно многое осмыслить и наверняка о многом поговорить, но сперва я хочу сказать несколько слов. С ногой у Ханны все хорошо, я ведь сообщал вам об этом происшествии. Родители кивают, но, думаю, сейчас головы у них заняты другим. – Ханна вчера сказала мне первое слово. Леви, своему другу, чуть раньше. Вам следует кое-что знать. – Бен смотрит на меня извиняющимся взглядом, и я качаю головой. Нет! Им не нужно этого знать. – Ваша дочь ездила домой. Мама, опустив платочек, недоуменно сдвигает брови. – Но как, она же вовсе не… Папа легонько сжимает ее колено, и она замолкает. Я вижу, как горло у него перехватывает спазмом. – Вы отвезли ее туда? – медленно спрашивает он. – Да и нет. Она так хотела. Мне следовало бы сообщить вам, но… – Разумеется! – Но вы бы ей не позволили. А я думаю, что это было важно для нее. Этот аргумент заставляет папу замолчать. Он смотрит на меня, и я киваю. Да, это было безумно важно. – Обо всем остальном, начиная с этого момента, Ханна сможет сама вам рассказать. Ощутив на плече большую теплую руку Бена, я вновь набираюсь смелости.