Что хотела сказать Пиа, догадаться нетрудно. Нет, нам не нужно еще и разбитое сердце. Но, если честно, что добавит один осколок, когда их уже целая куча? Я незаметно отворачиваю штанины брюк до щиколоток. Прихватив Мо и шину, иду в палатку, чтобы поздороваться с Сарой и переодеться. В спортивных брюках определенно слишком жарко. Сара надела поверх топа легкую куртку, но топ все еще на ней. Я стою в ожидании. Так же, как и она. Глядя на нее, я безмолвно говорю: «Прости!» Она не слышит, но, вероятно, догадывается. Потому что улыбается и голос у нее срывается, когда она говорит: «Спасибо, Ханна». Спасибо! Это слово пронизывает меня, я удерживаю его, пытаясь сохранить в памяти вызванное им чувство. Кто знает, когда это скажет мне кто-нибудь еще. Я целый день не видела Леви, поэтому отправилась на наше место и жду его с самого захода солнца. Вообще-то это его место. Я хочу, чтобы оно было и моим. В руке у меня пакет мультивитаминного сока, я пью его через соломинку. Мо у Сары или у Лины, если он не со мной, то с кем-то из них. Иногда он еще уходит к Леви. Слова Пии не идут у меня из головы. Те, которые она не произнесла. – Эй, – слышу я голос Леви, и по спине пробегает дрожь, а я в это время стараюсь не выдать своего облегчения. Гитара у него, как обычно, с собой, он садится рядом. Я отдаю ему второй пакетик сока, продолжая потягивать из своего. – Меня ждали? – спрашивает он, высвобождая из обертки соломинку. – Прости, – внезапно говорит он, так что я, прекратив пить, опускаю пакетик. Вопросительно смотрю на него. – Прости, что Пиа и все остальные… Тебе наверняка было неприятно. О чем это он? Что мне должно быть неприятно? Мы спали рядом друг с другом на свежем воздухе. Я лихорадочно размышляю, но не вижу никакой проблемы. Не могу спросить об этом или сказать, что все ерунда, и поэтому делаю то единственное, что могу. Делаю одно движение. Без всякого предупреждения я беру руку Леви и удерживаю ее в своей. И снова смотрю на озеро. Что-то меняется. Посторонний мальчишка с татуировками и гитарой теперь – просто Леви. – Ты понимала, что происходит? Ты все понимала? – Леви не ходит вокруг да около, и я это ценю. Чаще всего в этом нет никакого смысла. Нет, я не понимала. Я не просыпалась. Если бы проснулась, я могла бы бороться – за Иззи. Но я не могла. Продолжаю молчать, неподвижным взглядом глядя на озеро и тяжело дыша. Для ответа достаточно. Рука Леви пожимает мою, он все понял. Я всегда боялась. Боялась собственных слов, их безмолвия. Пока не пришел Леви. Пока я не осознала, что могу говорить, не произнося ни слова. Леви рассказывает, а я его слушаю и иногда тоже что-то говорю – на свой лад. Саре теперь не часто снятся кошмары, Лина иногда смеется. За тот день она до сих пор не извинилась, ни разу не заговорила об этом, но я знаю, что ей стыдно. Я каждый день пишу Иззи. С тех пор как мы с Леви провели ночь под открытым небом, кое-что изменилось, потому что потом мы это повторили. Все засиделись у лагерного костра, и мы просто остались там. В первый день мы были одни, на второй осталась и Сара, а Мо пристроился к ней. Однажды остался один из близнецов. Через два дня лагерь закрывается, и мне грустно. Я не хотела признавать, но это место для сломанных очень подошло мне. Мы сидим – Сара, Леви и я. Все остальные у себя в палатках, Пиа только что пожелала нам спокойной ночи. Вот выходит Яна и раскладывает свою постель. Она уже во второй раз ночует с нами снаружи. Поленья в костре потрескивают и шипят, а я слышу слева от себя какой-то шорох. Лина. Она стоит со спальником в руках, сомневаясь, подойти к нам или вернуться в палатку. Наконец ее замечают и другие. Мо мяукает. В эту минуту она подходит к нам и раскладывает свои вещи рядом с Сарой. Мы с Леви сидим на покрывале, как в первый раз. С тех пор мы спим рядом. Он не подпускает ко мне кошмары. – Спокойной ночи, Мо, Леви, Яна, Лина, Ханна! – Каждый вечер Сара желает доброй ночи всем нам, ночующим здесь, снаружи. Это превратилось в ритуал, которым я наслаждаюсь. Потому что очень успокаивает, когда, перед тем как закрыть глаза, слышишь что-то славное. – Вечно этот чертов кот первый, – бурчит Леви, а я тихонько смеюсь. Да, славное слышать полезно… Я бы так хотела пойти к тебе, сделать нам горячего шоколада с экстра-порцией сливок и просто быть рядом. Мне бы хотелось еще раз увидеть, как ты смеешься, еще раз посмеяться вместе с тобой. Я хочу вытирать тебе слезы и обнимать тебя, я хочу праздновать с тобой и восхищаться тобой. Я хочу отмотать время назад и все сделать правильно. Иззи, я бы легла в твою кровать. Глава 33 Леви БЫЛО СЛИШКОМ ХОРОШО, ЧТОБЫ ОКАЗАТЬСЯ ПРАВДОЙ Последний лагерь, и я думал, что там будет чудовищно, тяжело, по-особому. Было намного хуже – потому что намного лучше. И пока все так и остается. Есть ли в этом смысл? Я всегда мог держать своего рода дистанцию, хотя это никак не сказывалось на отношениях. Никогда прежде я так не привязывался здесь к людям, как в этом году. Кроме, конечно, Макса и Йоша, которые ждут меня в «Святой Анне». На несколько последних месяцев, до того как я съеду и все останется позади. Как это называется, когда позади оставляешь что-то, что вовсе не хочешь оставлять? В конце концов, меняется лишь место, ничего больше. Я буду видеться с ними обоими, только жить где-то еще. Господи, даже если я не произношу этого вслух, звучит все ни к черту. Сегодня последний день в лагере, последняя ночь, завтра утром отправляемся в «Святую Анну». Через две недели начинаются занятия в школе, перед этим распределят новые комнаты, проведут приветственные и ознакомительные встречи. Я буду паковать вещи и прощаться. Ханна, легонько подтолкнув плечом, вырывает меня из размышлений. Мо лежит у нее на коленях, мы сидим на нашем месте. Как и все последние дни. Перед этим Ханна сделала нам мюсли. Самое отвратное, что мне когда-либо приходилось есть, и, это, похоже, здорово развеселило Ханну. Мне от них до сих пор тошно, но ей, кажется, хорошо. Она показывает на мою гитару. – Но только ради тебя, – говорю я, принимая вместе с гитарой нужную позу. Руки сами знают, что делать. Я играю одну песню за другой, позволяю мыслям уноситься, куда им угодно, стараясь не слишком задумываться о завтрашнем дне. В какой-то момент голова Ханны ложится мне на плечо, и руки мои наливаются тяжестью. Я откладываю в сторону гитару. – Знаешь, что не выходит у меня из головы? Тот вечер на озере, когда ты жгла бумагу, а после того, как она выпала у тебя из рук, прыгнула за ней. Сколько ни прокручиваю в голове, не понимаю. Что было написано на бумаге? Что это было? Почему это так важно? Почему ты это сжигала? Я вынужден заставить себя заткнуться. Я идиот, и все это меня не касается, но… Я не могу иначе. Ханна и не собирается помогать мне в моем неведении, да и как бы ей это сделать? Вечером мы возвращаемся, настало время ужина. Мо за столом всегда первый, он уже прекрасно знает, когда ему что перепадет. Ханна останавливается у своей палатки. – Пойдем, нам стоит поторопиться. Мы опаздываем, а сегодня пицца! Пицца на ужин! С точки зрения Пии, это как объяснение в любви. Но Ханна качает головой. Она заходит в палатку и снова выходит оттуда с пустыми руками. Берет меня за руку и тащит назад к озеру. – Ты же знаешь, что нам не туда. Пицца ждет в другой стороне! Ханна тянет меня дальше. Она останавливается на берегу озера, там, где я впервые увидел ее. Там, где… Неужели это возможно? – Что мы тут будем делать? Не отводя глаза, она лезет в карманы брюк, из левого достает спички, а из правого бумагу. Бросив на меня беглый извиняющийся взгляд, она вытирает руки о джинсы. Бумага слегка волнится. Она протягивает ее мне. Осторожно беру ее, разворачиваю, и от того, что я читаю, у меня перехватывает горло.