Нехотя поднимаю голову и заглядываю ему в лицо. Я так близко от него, что, если бы захотела, могла бы сосчитать все веснушки. Я ищу ответы. Он сочувствует мне? Не находит ли он вид моих ног отвратительным – или меня саму? Рука Леви отпускает мой затылок, и он заправляет мне за ухо прядь волос, где она не удерживается, потому что слишком короткая. Он вытирает у меня на лице последнюю слезинку. – Оставайся здесь. Не трогайся с места, – настоятельно просит он, встает и идет в свою палатку. Без Леви мне вдруг становится холодно, руки покрываются гусиной кожей. Леви исчезает в палатке, и мне не видно, что именно он там делает. Но не проходит и минуты, как он возвращается со спальником в руке и полностью расстегивает молнию, чтобы сделать из него одеяло. – Значит, так, – говорит он, остановившись напротив меня. – Не знаю, как ты на это посмотришь, но у нас есть две возможности. Первая: ты идешь к себе в палатку, а я – к себе, и мы сейчас говорим друг другу «спокойной ночи». А другая: мы просто остаемся здесь. Дождя не обещали, даже если бог троицу любит, – он улыбается, и я тоже готова улыбнуться. – Этой ночью мне бы не очень хотелось оставаться одному. Его признание выбивает меня из колеи. Нет, я тоже не хотела бы оставаться одна. Я беру покрывало, что уже и так лежит поверх расстеленного, и делаю из него большую подушку. Леви гасит факелы и ложится рядом со мной. Мы накрываемся спальником и смотрим в небо. Оно полно звезд, оно ясное и бесконечное. Небо уже давно не было таким прекрасным, как в это мгновение. Вдруг Леви, подняв руку, показывает пальцем вверх, и я еще успеваю увидеть ее. Упавшую звезду. Иззи. – Загаданное желание никому нельзя выдавать. Но тут ты в безопасности. Пихаю его, делая вид, что это вовсе не остроумно. Но это остроумно. Леви превращает мое молчание во что-то нормальное. – Я загадал, чтобы ты когда-нибудь назвала меня по имени. Чтобы ты встала передо мной и сказала: «Привет, Леви». А я бы ответил: «Привет, Ханна! Какие мы сегодня, однако, разговорчивые». Он тихонько смеется, но я понимаю, что говорит он совершенно серьезно. Я разочарую его, и ничего с этим не поделаешь. Мы лежим целую вечность, я слушаю, что говорит Леви, или мы просто молча разглядываем звезды. Мо разлегся на наших ногах, костер потух, прогорают лишь последние угольки. Я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась. Не хочу опять возвращаться ко всему, что разрушает меня. К воспоминаниям, письмам и себе самой. Больше всего к себе самой. Они уносят меня, они волокут меня прочь, их руки обхватывают мои, и у меня никаких шансов высвободиться. – Нет! Оставьте меня! Я должна быть с Иззи. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – молю я, но меня никто не слушает, никто со мной не говорит и ничего не отвечает. Я отчаянно дерусь, я кричу: – Иззи, ты слышишь меня? Не сдавайся, я иду! Иззи! А затем раздается голос. – Ханна, я здесь. Ханна! Леви. Я просыпаюсь, но не боюсь. Не подскакиваю от страха, как обычно. – Ханна? Леви лежит у меня за спиной, обнимает меня, его рука в моей руке. Легонько пожимаю ее и чувствую, как он расслабляется. Леви рядом. Я уютно устраиваюсь в его объятиях, в этот миг сильнее, чем когда-либо, желая, чтобы все опять стало хорошо. Чтобы со мной все опять стало хорошо. Я права, это место для сломанных. Но что, если лечит их не место, а что-то совсем другое? Глава 32 Ханна НЕ ПЕРЕСТАВАЙ ПРИВЯЗЫВАТЬСЯ СЕРДЦЕМ КО МНОГОМУ, ЧТО ТЫ КОГДА-НИБУДЬ НЕПРЕМЕННО ПОТЕРЯЕШЬ. ОНО ТОГО СТОИТ Мы не спали до глубокой ночи. Теперь, слыша шепот и смешки, я спрашиваю себя, почему нельзя еще немного поспать. Спустя мгновение понимаю, что просыпаюсь, что это не сон – и что здесь действительно кто-то разговаривает. Я шевелюсь, я в растерянности. Что-то изменилось. Открыв заспанные глаза, первым делом вижу живот Леви. И свою руку на нем, наполовину скрытую задравшейся футболкой. Спальный мешок сбился в огромный ком, частично прикрывая наши ноги. Но мало того, я поднимаю голову – и упираюсь взглядом в Пиа. И во всех остальных, стоящих вокруг нас. Щеки ощутимо обдает жаром, они явно красные как помидоры. Который час? Почему все опять здесь? Я поднимаю голову и поворачиваюсь к Леви, но сначала наталкиваюсь на Мо, который лишь мурлычет, не утруждаясь пошевелиться. Протирая глаза, медленно сажусь. Теперь я понимаю причину для смеха. Мо разлегся на груди у Леви, но, к несчастью, задом к его лицу. Лапы свисают слева и справа от шеи, хвост лежит поперек, а рот у Леви открыт. Мой взгляд перескакивает на Пиу, которая стоит, скрестив руки на груди, и единственная не смеется. – Доброе утро. Или вернее, пожалуй, добрый день? – спрашивает она и просит всех разойтись по палаткам распаковывать вещи. Я энергично трясу Леви за плечо, отчего он тихо стонет, а Мо мяукает. И как можно так крепко спать? Щиплю его за руку, он наконец открывает глаза и тут же, несколько раз моргнув, зажмуривает их, так что они превращаются в щелочки. – Вот дерьмо, – выдает он хриплым со сна голосом. – О, вот и я бы так сказала, – парирует Пиа. – Я про кота! Мо, черт тебя побери! Сдвинь куда-нибудь свою задницу. Вопреки собственным словам он довольно мягко пересаживает Мо в сторону, сев, взъерошивает свои и без того взлохмаченные волосы и, как и я, для начала пытается проснуться. Он мельком смущенно улыбается мне, а затем смотрит на Пиу. Я невольно перевожу взгляд с одной на другого, задаваясь вопросом, что тут происходит. Наконец Пиа со вздохом опускается на колени к нам на покрывало. – Может, расскажете, что вы тут делаете? – Это ты мне скажи, что вы так рано тут делаете, – спрашивает Леви. – Не наглей! Я нервно тереблю край спальника, потому что не могу сейчас помочь Леви, не могу ничего объяснить Пии. – Мы заснули здесь. Бровь у Пиа взлетает, а взгляд буквально кричит: «А еще что? Это же не все!». – Мы заснули здесь очень поздно, – уклончиво говорит Леви, и я вижу, как на лице его появляется усмешка. Но Пиа по-прежнему смотрит на него, не отрываясь, пока он не сдается и не наклоняется к ней. – Я бы с радостью тебе все объяснил, но это не так просто. Мы долго разговаривали – ну ладно, говорил я, – а потом мы взяли и остались здесь, на воздухе. О, случилось намного больше всего! Но как нам объяснить это Пии? – Ничего не было, если ты про это. Я, сдвинув брови, быстро перевожу взгляд на Леви. Ничего не было? Чего?.. Глаза у меня расширяются от испуга, мне опять становится жарко. Я понимаю. Вот почему Пиа в такой растерянности и ярости. Нет. Я качаю головой, и напряжение Пии заметно спадает. Ничего больше не говоря, Леви встает, берет спальник и упавшую с головы бейсболку. Он ненадолго останавливается, не глядя ни на Пиу, ни на меня, но я знаю, кому адресованы его слова: – Я думал, ты мне уже доверяешь. Он уходит в палатку, а я остаюсь. – Я доверяю ему, – тихо говорит мне Пиа. – И тебе тоже. Но я не должна оставлять такие вещи без внимания. Я… – она ненадолго закрывает глаза. – У вас так много проблем, и вам вовсе не нужно еще и… – не закончив фразы, она встает. – Еда через полчаса.