— Нет, они не то чтобы замешаны, но, как выяснилось, знали покойника. В тот день, когда он скончался, они ждали его к себе в гости к ужину. Когда суперинтендент Картер на обратном пути от вас остановился у их дома, миссис Хеммингс сначала приняла его за Джея Тейлора, покойника, потому что у него тоже был «лексус»… — Джесс извлекла из кармана снимок, который дал ей Хеммингс. — Посмотрите, пожалуйста, не увидите ли вы здесь знакомые лица? Может, вы уже видели его в Уэстон-Сент-Эмброуз? Моника взяла фотографию и внимательно ее рассмотрела. — Это он — ваш труп? Только живой, да еще какой живой, а? Они на скачках, что ли? Господи, ну и шляпку напялила жена Хеммингса! Она похожа на уличный фонарь! Джесс едва сдержалась, чтобы не прыснуть. — Ну а мужчину вы узнаете? — спросила она. — Ах да. — Моника поджала губы. — Я, конечно, не уверена, но, по-моему, один раз я действительно видела его. Несколько недель назад. Они с Хеммингсом прогуливались мимо моего дома; наверное, шли в наш единственный паб. Помню, я еще подумала, что они с Хеммингсом одного поля ягоды. Если тогда я видела не этого типа, значит, кого-то очень на него похожего. — Когда они проходили мимо вашего дома, они разговаривали? — Что? Ах да, один из них что-то говорил. Не Хеммингс, а другой, тот, который на фото — если это тот же самый. Он горячо рассуждал о чем-то и казался очень довольным собой. — Может быть, снова крупно выиграл на скачках, — предположила Джесс, забирая снимок. — Спасибо, вы нам очень помогли. — Она подумала; «Интересно, что замышляли Хеммингс и Тейлор? А если они в самом деле что-то замышляли, как мне об этом узнать?» Она поблагодарила Монику за информацию и потраченное время, а также за чай и печенье. Моника снова предложила ей осмотреть церковь. Отказаться было бы неприлично, Джесс с радостью согласилась. Моника достала ключ, потом надела объемный пластиковый дождевик и вывела Джесс из домика. Они побрели по дороге, прошли по усыпанному листьями церковному двору. Надгробные плиты почти все покосились; замшелые надписи невозможно было разобрать. Они поднялись на крыльцо с северной стороны. Ключ оказался огромным и почти таким же старым, как дубовая дверь, которую он открывал. Спустившись на несколько ступенек, они очутились на каменном полу. Хотя внешне церковь Святого Амвросия выглядела полуразвалившейся, прихожане ревностно следили за ней. Внутри тщательно убирали и регулярно вытирали пыль. На стенах были выбиты имена павших на войне — сыновья семей, которые больше не жили в деревне. На крышке старинного саркофага начала семнадцатого века были вырезаны две фигуры; пышно одетые супруги лежали бок о бок. Рядом с отцом и матерью изобразили новорожденного младенца; несмотря на то что он был укутан в черное, он весело улыбался. — Вот видите, жена умерла при родах, — заметила Моника, указывая гостье на надпись сбоку саркофага. — Тогда при родах умирало много женщин. Младенец тоже умер. Должно быть, скульптуры заказал муж — а потом до конца жизни мечтал воссоединиться с женой и ребенком… Он ведь пережил их на пятьдесят лет. — Она похлопала по завернутому в черное младенцу. — Милли, всякий раз, как приезжает ко мне, требует, чтобы мы пришли сюда и посмотрели младенца… Дети забавные! — Кто такая Милли? — спросила Джесс. Моника как будто смутилась: — Ах ты господи! Дочка Иена, конечно. Сейчас ей, кажется, уже одиннадцать лет. Давненько она ко мне не приезжала. Софи, ее мать, снова вышла замуж, в ее жизни много перемен — как и в жизни Милли. Надо будет уговорить Софи, чтобы отпустила ко мне Милли в гости на недельку. Ведь Иен теперь живет рядом. Тогда он сможет приезжать ко мне и проводить время с дочкой. Но, может быть, вы не знали, что он разведен? — Старушка бросила на Джесс встревоженный взгляд. — Я знала, что он разведен, — успокоила женщину Джесс. — Но не знала, что у него есть дочь. — Ясно, — кивнула Моника. — Ну вот, теперь вам все известно. Кстати, не понимаю, почему из этого надо делать тайну. По-моему, Иен был бы не против. Они вышли из церкви. Дождь перестал, зато появился едкий запах. — Лисы, — объяснила Моника, увидев, как Джесс принюхивается и морщится. — Я очень волнуюсь за Генри, своего черного кота; он мышкует тут по ночам — а вдруг встретит лису? Может статься, кот и лиса просто не обратят друг на друга внимания, но ведь никогда не знаешь наверняка! Генри уже старенький. Но я не могу запирать его в доме. Он воет, пока его не выпустят. Его брат Микки, наоборот, почти никогда не выходит — во всяком случае, ночью. И потом, эти Хеммингсы вечно спускают своих терьеров с поводка на так называемых прогулках. Если псы набросятся на Генри, боюсь, у него мало надежды остаться в живых. Я уже говорила жене Хеммингса, чтобы не позволяла терьерам носиться по кладбищу — и не только из-за моих котов. Если рядом лисья нора, терьеры полезут туда и могут застрять. Она мне не поверила. Уверяла, что ее собачки лисами не интересуются. Она еще много глупостей наговорила. А ведь ее собаки — породы джек-рассел-терьер; их вывели специально для охоты на лис, это у них в крови. Но дуре — их хозяйке — ничего невозможно втолковать. Она только таращилась на меня и болтала глупости. Джесс проводила Монику до крыльца ее домика и там распрощалась. Она медленно ехала по деревне, размышляя над тем, что она только что услышала. Если Картер боится, что Моника начнет сплетничать о его личной жизни, его недоверие вполне оправдано. Но, в конце концов, что плохого в том, что у него есть одиннадцатилетняя дочь? Она спокойно проехала мимо бывшей школы. Свет в доме не горел. Может быть, Хеммингсы уже уехали в отпуск в Марбелью, о которой с таким восторгом отзывалась Терри? Джесс надеялась, что еще нет. Возможно, им придется еще раз допросить Билли. Она добралась почти до края деревни, как вдруг ее глазам предстало неожиданное зрелище. И она оказалась не единственной сотрудницей полиции в Уэстон-Сент-Эмброуз. Сначала ее внимание привлекла патрульная машина. Она была припаркована у кирпичного дома, окруженного неухоженным, заросшим садом. Заглянув в деревянную калитку, Джесс увидела, как на дорожке два констебля борются с бритоголовым юнцом. Они тащили его к машине, а он яростно сопротивлялся. Джесс остановилась и вышла. Подойдя ближе, она услышала, как юнец оскорбляет констеблей и вопит, что его «подставили». — Что случилось? — крикнула Джесс, показывая свое удостоверение так, чтобы его видели констебли. — Кто она такая? — осведомился бритоголовый юнец, который перестал вырываться и уставился на нее. — Инспектор Кемпбелл, — представилась Джесс. — Значит, инспекторов подсылаете, чтобы меня арестовать? — обратился юнец к одному из констеблей. — Это Альфи Дарроу, мэм, — объяснил констебль. — Местный наркоторговец. Ты большой человек в Уэстон-Сент-Эмброуз, верно, Альфи? — Это не мое! Меня подставили! — снова завопил Дарроу, глядя на Джесс. Второй констебль, женщина, достала из кармана мундира прозрачный пакетик с какими-то таблетками. — Вот что мы нашли под половицей на втором этаже, мэм! — Вам помощь нужна? — спросила Джесс. — Нет, мэм. Альфи и сам понимает, что ему придется поехать с нами. Он только придуривается. — Да ведь это всего-навсего экстази! — возмутился Дарроу. — Откуда ты знаешь, раз это не твое? — спросил его констебль. Дарроу нелепо повис на руках полицейских, как марионетка с оторванными нитями, и окинул Джесс задумчивым взглядом. — Вы в штатском… Значит, из уголовки? — Да, — ответила она. — Наверное, занимаетесь тем убийством в «Балаклаве»? Джесс насторожилась: — Да… — Может, я сумею вам кое-что сообщить, — предложил Дарроу. — Вы велите им, — он ткнул пальцем в констеблей, — чтобы обращались со мной повежливее, и тогда я, может быть, скажу, что знаю. — А может, проще будет обвинить вас в сокрытии ценных сведений при расследовании убийства? Дарроу упал духом. — Какие же вы все неблагодарные! — с горечью произнес он. Глава 12 — Я оказываю вам услугу, — объявил Альфи Дарроу. Он сидел на неудобном деревянном стуле у стола в кабинете для допросов. Напротив сидели Джесс и сержант Мортон. — Я тебя знаю, — обратился к нему Мортон. — Ты работаешь у Себа Паскаля. — Точно… и я вас помню, ну и что? — парировал Альфи. — Вы приехали допросить старика Себа и попали в самую точку… — Ты хотел о чем-то нам рассказать, — напомнила Джесс. Но мысли Альфи уже приняли иной оборот; он стал вспоминать многочисленные былые обиды. — Себ — старая сволочь. Настоящий работорговец! Обещал взять меня в ученики, а сам свалил на меня всю грязную работу, которую больше никто делать не хочет. Я ему ничего не должен! — Он метнул испепеляющий взгляд на двух полицейских, чтобы они не вздумали с ним спорить. — Альфи, какое это имеет отношение к случившемуся в «Балаклаве»? — спросила Джесс, призывая себя сохранять хладнокровие. — Я ничего ему не должен! — еще более пылко уверял Альфи. — Так что, если я чего про него и расскажу, это ведь не то же самое, как настучать, заложить товарища? Какой он мне товарищ! Настоящий гад, сволочь старая. Только и знает, что придираться! — Ладно, — устало ответил Мортон. — Теперь нам известно, какого ты мнения о своем работодателе. Но мы-то тут при чем? Что такого натворил Паскаль, о чем ты собираешься настучать… то есть рассказать нам? Альфи оперся о деревянный стол и посерьезнел. — У меня есть судимость, — сообщил он. — Мы в курсе! — хором ответили Джесс и Мортон. — Вы, копы, много раз меня ловили. Устроили настоящую травлю! А я ведь тяжелым ничем не торгую, только экстази и травкой. Я вам не какой-нибудь колумбийский наркобарон! Их послушать, так меня именно за него и держат. Пригрозили, что на этот раз меня могут посадить. Так нечестно! — Ты хочешь сказать, — заметил Мортон, — что тебя ловили только за хранение и сбыт экстази и травки, и больше ничего. Но откуда нам знать, может, ты торгуешь чем-то потяжелее? — Вот видите? — воскликнул Альфи. — И вы туда же! — Мы не намерены с тобой торговаться, — сказала Джесс. — Но если ты окажешь помощь следствию, твой поступок будет истолкован в твою пользу. Если, конечно, тебе в самом деле есть что нам сообщить! — с сомнением добавила она. — Надеюсь, ты не станешь рассказывать нам сказки? Учти, все можно проверить! — Конечно, — с добродетельным видом ответил Альфи. — Так выкладывай! — приказал Мортон. Но Альфи решил растянуть минуту славы. Сейчас он был хозяином положения. — Может, нальете еще чаю? Наконец он начал говорить: