Он преодолел половину разделяющего их расстояния, прежде чем понял, что двигается. – Извините, – позвал он, догнав ее. В его голосе сквозило отчаяние. Она окинула его взглядом, и на ее лице отразилось восхищение. Только и всего. Ничего больше. Никакого всепоглощающего желания. При более близком рассмотрении он заметил белые пряди в ее волосах и морщины вокруг глаз. Плевать. У него уже потекли слюнки. – Да, – ответила она по-английски с сильным акцентом, но не остановилась. Обычно они останавливаются, отчаянно стремясь дотронуться до него. Что делает гречанок не похожими на всех остальных? – Не хотите ли… – Вот черт! Не может же он так сразу попросить ее переспать с ним. Она наверняка откажет. – Не хотите ли поужинать со мной? – Нет, благодарю. Я сыта. – С этими словами она ускорила шаг и ушла от него. Парис остался стоять как вкопанный, ошеломленный и раздраженный. Что, черт возьми, происходит? Возможно, божественное вмешательство? Он взглянул на небеса. Мерзавцы. А ведь они на это вполне способны. Но какое им до него дело? Они же хотят найти свои артефакты, не так ли? И Парис с остальными воинами – их лучший шанс заполучить желаемое. – Я вам ничего не сделал! – рявкнул он. Пока он говорил, в голову ему пришла новая мрачная мысль. Мэддокс – Насилие – заметил в себе перемену: он стал еще более диким и неконтролируемым как раз перед тем, как встретил Эшлин, любовь своей жизни. Стоик Люсьен, похоже, переживает нечто подобное с Аньей, хотя ни за что не признает этого вслух. Если Парис хотя бы заикнется об этом, Люсьен отдубасит его до смерти – а ведь прежде он почти никогда не проявлял характера. «Великие боги! Неужели настала моя очередь?» Нет. Нет-нет-нет. Поскольку Парис не может всегда быть с одной женщиной, ему оставалось только молиться, чтобы никогда не встретить ту, в которую смог бы влюбиться. Вообще-то, повстречай он красавицу, имя которой начинается с гласной – сначала Эшлин, потом Анья, – он сбежит от нее со всех ног. Ни в коем случае. С ним этот номер не пройдет. Мимо прошла блондинка с двумя бумажными пакетами в руках, из которых шел аромат свежего хлеба. Парис кинулся догонять ее. – Позвольте вам помочь, – предложил он с отчаянием в голосе. – Нет, спасибо. – Даже не глянув в его сторону, она зашагала дальше. Он снова замер на месте. Проклятье! Как же ему поступить? Если придется лететь обратно в Буду, он это сделает. Или выследит Люсьена, чтобы испытать еще одну полуобморочную телепортацию, но добраться туда побыстрее. Будь прокляты артефакты и сам ларец Пандоры! Еще одна блондинка прошла мимо. Еще один отказ. Еще одна брюнетка. Еще один отказ. Через час тело Париса оставалось напряженным и разгоряченным и – вот гадость! – по-прежнему слабеющим. У него тряслись руки, он чувствовал, как потребность в сексе заполняет каждую его клеточку. Поэтому, когда кто-то врезался ему в спину, он споткнулся и подался вперед, едва не упав лицом вниз. Удержать равновесие удалось с трудом. – Прошу прощения, – раздался женский голос, тембр которого показался Парису таким соблазнительным, что вызвал дрожь. Парис неспешно обернулся, опасаясь, что если выкажет излишнее рвение, то и эта женщина сбежит от него, как другие. Прежде всего он заметил, что у ее ног рассыпаны листки бумаги, а сама она наклоняется, чтобы их собрать. – Это отучит меня читать на ходу, – пробормотала она. – Я рад, что вы читали, – сказал Парис, наклоняясь рядом, чтобы помочь. – И рад, что мы столкнулись. Ее веки приподнялись, и их взгляды встретились. Она ахнула. От избытка чувств? «Пожалуйста, пожалуйста, почувствуй меня». Внешность у нее была самой заурядной: орехового цвета глаза, веснушки, волнистые темные волосы ниже плеч. Глаза велики для ее лица, а губы такие пухлые, словно их покусали пчелы. Но было в ней что-то завораживающее. Что-то, приковавшее его взор, заставившее упиваться ею. Скрытая чувственность. Греховный блеск в коричневато-зеленых глазах. Тихони и серые мышки всегда самые разнузданные в постели. – Твое имя не начинается с гласной, ведь правда? – внезапно с подозрением спросил он. Вздернув брови от удивления, она покачала головой: – Нет. Меня зовут Сиенна. Хотя тебе-то какое дело? Зачем задавать глупые вопросы? Ой, прости. Я не собиралась грубить. – Значит, есть дело, раз спрашиваю, – хрипло отозвался Парис. Он не мог дождаться момента, когда разденет ее. Щеки ее окрасил румянец, и она поспешно вернулась к своим бумагам. – Ты… американка? – поинтересовался он, передавая ей собранные листки. – Да. Приехала, чтобы поработать здесь над своей рукописью. Опять же, тебе-то что за дело? И что у тебя за акцент, не пойму никак? – Венгерский, – отозвался Парис. Прожив в Будапеште достаточно веков, он имел все основания причислять себя к гражданам страны. – Так, значит, ты писательница? – быстро вернул он разговор к ее персоне. – Да. Ну, надеюсь ею стать. Погоди-ка, это не совсем так. Я и есть писательница, но мои книги еще не издавались. – Перебирая свои листки, она покусывала нижнюю полную губу. – Прости мою болтливость. Вот такая у меня привычка. Просто вели мне заткнуться, когда устанешь от меня. – Я бы хотел услышать больше. – На него нахлынула волна облегчения, пьянящая, как смешанное с амброзией вино. Наконец-то женщина, которая не сбежала от него, как от зачумленного! Снова краснея, она заправила за ухо прядь волос. Наблюдая за ней, Парис почувствовал пульсацию своего члена. Руки у этой женщины восхитительны, возможно, это самая чувственная часть тела, какую он когда-либо видел. Мягкие, изящные, с ногтями, покрытыми французским маникюром. Толстая серебряная цепочка охватывает изящное запястье. Ее пальцы украшают три кольца. Два простых, тоже из серебра, а третье – с большим переливчатым опалом. Она замужем? Мысль Парису не понравилась, но он не позволил поколебать свою решимость. Вообразив, как ее руки ласкают его тело, он едва не кончил. Он должен заполучить ее. «Она может оказаться наживкой», – промелькнула в голове ставшая привычной мысль, потому что Парис постоянно об этом переживал. Он внимательнее присмотрелся к женщине. Лицо в веснушках, губы из-за своей величины кажутся почти безобразными. Вряд ли она наживка, решил он. Наживки обычно ослепительны. Как Эшлин. Как Анья. Эта таковой не является. Она совсем не красавица. Но бдительности терять не стоит. «Нужно поиметь ее. Сейчас!» – зарычал демон. Скоро… скоро… – Ты просто стараешься быть вежливым со мной, – сказала она, нарушая повисшую между ними тишину. Поднялась, запихивая рукопись под мышку. Она оказалась очень стройной, почти плоскогрудой. Парис тоже встал, упиваясь тем, какой маленькой она была в сравнении с ним. – Черт, нет же! Я вежлив, но не обманываю. Я в самом деле хочу все про тебя узнать. – Правда? – с надеждой спросила она. – Клянусь. Ее темно-синее мешковатое одеяние совсем не подчеркивало фигуру. Парису стало интересно, надето ли на ней эротичное белье. Ему бы хотелось видеть ее в изумрудно-зеленом кружеве. – Не хочешь… э-э-э… кофе выпить или еще чего? – поинтересовалась она. – Хочу. – «Боги, да!» Губы ее изогнулись в медленной усмешке. – Где? Ее ослепительная улыбка пронзила его до глубины души и, казалось, ударила под дых. – Веди, а я последую за тобой. – Он уже был тверд, но теперь еще и воодушевлен. Он очарует и обольстит ее, а потом подарит лучший оргазм в ее жизни. После чего их пути разойдутся. Ей будет о чем вспомнить, а к нему вернется сила. По крайней мере, до конца дня. Равноценный обмен. – Идем же, – сказал он. – Поищем что-нибудь. «Скоро». Они зашагали по тротуару бок о бок. Его влечение к ней все возрастало. От нее пахло мылом и – он потянул носом – полевыми цветами. Интересно, какие ее самые заветные фантазии? – Здесь за углом есть кафе, – сказала она. – Отлично. – Его охватила дрожь. От слабости или желания? Он не знал, и ему было все равно. «Отвлекись». – О чем ты пишешь? – Ox! – Она взмахнула рукой. – На самом деле тебе незачем знать, а я смущаюсь рассказывать.